Революционная стратегия средств массовой информации

То, что упустил не один только Чаушеску, — это стратегичес­кие средства, при помощи которых коммуникации Первой, Вто­рой и Третьей волн могут то объединяться друг с другом, то проти­востоять друг другу.

Хороший пример такого рода дает религия.

От революции 1989 г. в Восточной Европе больше всех вы­играла католическая церковь, которая долгое время хотя и на­ходилась в угнетенном состоянии, но не была разрушена ком­мунистическими режимами. Церковь, как об этом упоминалось

выше, сама по себе была средством массовой информации за­долго до того, как сегодняшние Джим Бэккерс и Джимми Сваг­гертс начали вести протестантский евангелический кружок по телевидению, и задолго до того, как Пэт Робертсон приобрел столько ТВ-сторонников, что смог организовать президентскую кампанию в Соединенных Штатах.

Церковь обладает властью в сегодняшнем мире отчасти вслед­ствие своего нравственного влияния и экономических ресурсов, а отчасти потому, что продолжает служить средством общения с массами. Будучи способной собирать каждое воскресное утро множество миллионов людей, она имеет аудиторию, намного пре­восходящую ту, которую собирают самые популярные телевизи­онные шоу. Конечно, она общается со своими верующими и в остальные шесть дней недели, и в современном мире церковь умеет использовать газеты, журналы и другие СМИ, чтобы под­держивать при их помощи свой основной способ общения с людьми — лицом к лицу.

Поскольку католическая церковь или любая другая организа­ционно оформленная религия может собирать огромную паству, никакое правительство не может игнорировать ее. Как мы знаем, некоторые правительства делали попытки искоренить церковь (что почти невозможно сделать). Другие старались создать какую-либо замену религии, исходя из национализма, марксизма или какой-либо другой доктрины. Третьи шли на компромисс и пытались кооперироваться с церковью.

В тоталитарных государствах наличие в руках церкви средств массовой информации, не сотрудничающих с государством или не подавленных им, представляет собой постоянную угрозу для государства, поскольку всегда есть опасность, что этот канал связи станет доступным для политической оппозиции. Этим объясняется жестокость, с которой коммунистические государ­ства пытались уничтожить церковь или, когда это им не удава­лось, — подкупить ее.

Понимание того, что организованная религия, помимо всего прочего, является также и средством общения с массами, помога­ет найти объяснение многим властным переменам в наше время.

Оно помогает объяснить, почему в столь разных странах, как Иран под властью шаха и Южная Корея при Чон Ду Хване, эконо-

мические и иные недовольства народных масс так часто выступа­ли в форме религиозных движений. В Иране, как известно, тот факт, что протест приобрел религиозную форму, сопровождался свержением светского режима, установленного шахской властью. В Южной Корее это привело к огромному росту христианства как в католическом, так и в протестантском вариантах⁹. В обеих стра­нах организованная религия заняла место политической оппози­ции или слилась с ней.

По иронии судьбы, чем больше какое-либо тоталитарное пра­вительство подвергает цензуре и берет под свой контроль все дру­гие средства выражения, тем более важным становится церковное средство общения с массами как потенциальный носитель их не­довольства. Оно может стать единственным способом выразить свою оппозицию по отношению к режиму.

Но когда церковь открывает свой «канал» и начинает выра­жать народное возмущение с церковной кафедры, то средство, которым передается информация, меняет ее саму, и протесты, воз­никшие, очевидно, вследствие голода или каких-либо других фи­зических страданий, оформляются в религиозных терминах. Это делает понятным, почему движения, которые начинали бороться за цели, далеко не религиозные, сами собой превращались в рели­гиозные крестовые походы.

В Иране аятолла Хомейни сплавил воедино классовое возму­щение и националистические чувства с религиозным рвением. Любовь к Аллаху + ненависть к империализму + антикапиталис­тические настроения — это тот тройной фанатизм, который пре­вратил Средний Восток в пороховую бочку.

Но Хомейни не просто объединил эти три элемента в единую страсть: он сделал нечто большее. Он объединил также СМИ Пер­вой волны — личные призывы мулл к верующим — с технологией Третьей волны — аудиокассетами и политической информацией, которые обнародовались прямо в мечети и проигрывались и дуб­лировались здесь на дешевых магнитофонах¹⁰.

В противоположность Хомейни, шах использовал СМИ Вто­рой волны — прессу, радио и телевидение. Как только Хомейни удалось свергнуть шаха и установить свой контроль над государ­ством, он также начал распоряжаться и этими централизованны­ми СМИ Второй волны.

Стратегия — использовать СМИ и Первой, и Третьей волны, чтобы сражаться с теми, кто контролирует СМИ Второй волны — присуща и другим революционным движениям; она наиболее ярко проявилась в Китае в период протестов в защиту демократии в 1989 г. Старые люди в Пекине, которых била дрожь во время свер­жения Чаушеску в Бухаресте (это случилось через шесть месяцев после того, как они устроили массовое убийство студентов на пло­щади Тяньаньмэнь), недооценили мощь этой стратегии.

КИТАЙСКИЙ СИНДРОМ

В Китае все три формы коммуникации столкнулись друг с дру­гом в борьбе за контроль над умами людей.

Плакаты и объявления на стенах были традиционным сред­ством протеста в китайском обществе Первой волны¹¹. В начале 1989 г. плакаты начали появляться на стенах в районе пекинского университета; в них содержались резкие высказывания против кор­рупции, сплетни о привилегированном положении детей партий­ных руководителей, требования расширить демократические сво­боды, призывы к увольнению премьер-министра Ли Пена и других.

В конце весны в борьбу включилось другое оружие коммуни­кативных средств обществ Первой волны — толпа. Воспользовав­шись мероприятиями, посвященными памяти лидера реформатор­ского крыла компартии покойного Ху Яобана, студенты пекинских высших учебных заведений собрались 22 апреля на площади Тянь­аньмэнь. Вначале требования протестующих были умеренными, они были направлены главным образом на свободу высказываний и прекращение коррупции. Но, поскольку правительство наотрез отказалось их выполнить, демонстранты остались на площади и организовали голодную забастовку. Количество людей в миролю­биво настроенной толпе все возрастало.

Вскоре к ним присоединились промышленные рабочие, они несли знамена, на которых было написано: «Сюда идут ваши стар­шие братья». Поскольку правительство саботировало все эти ак­ции, протестующая толпа все разрасталась и достигла своего макси-

мума 18 и 19 мая, когда на улицы вышло более миллиона миролю­биво настроенных демонстрантов из представителей всех слоев общества. Огромная толпа сама по себе уже была совершенно оче­видным «сообщением».

В то же время среди китайского руководства происходила оже­сточенная борьба, решался вопрос, как надо ответить на эти выс­тупления. Правительство, возглавляемое Ли Пеном, пыталось на­строить против протестующих все средства массовой информации Второй волны — газеты, радио и телевидение. Однако партия, руководимая реформаторски настроенным председателем Чжао Цзы­яном, контролировала многие из них, в том числе и орган партии — «Народную газету»¹².

Поскольку эта борьба за власть велась с переменным успехом, то освещение событий в СМИ Второй волны менялось на 180°. Когда победу одерживали те, кто был на стороне Чжао, партийная газета и китайское телевидение высказывали симпатии к требова­ниям бастующих. Наоборот, когда побеждали сторонники твердой линии, то ведущие новостей, редакторы, журналисты были вы­нуждены подавать свои факты таким образом, чтобы они были направлены против бастующих; таким образом, СМИ Второй вол­ны использовались для того, чтобы ликвидировать сообщения, передаваемые при помощи средств Первой волны.

Однако в то же самое время началась борьба за контроль над более прогрессивными СМИ Третьей волны: спутниками, факса­ми, ручными видеокамерами, компьютерами, копировальными аппаратами, глобальными коммуникационными сетями.

Сторонники твердой линии оказались перед лицом двойной проблемы. Они должны были приобрести решающий контроль не только над СМИ внутри страны, но и навязать свою позицию за­рубежной прессе. В этих условиях неконтролируемой «картой» было наличие большого количества иностранных журналистов и ком­ментаторов, оказавшихся в Китае в связи со встречей на высшем уровне между Горбачевым и Деном. Эти журналисты, многие из которых имели спутниковую связь, компьютеры и другие продви­нутые технологии Третьей волны, также были на улицах, чтобы освещать происходящие там события.

Особенно важным было присутствие информационного кана­ла кабельного телевидения Си-эн-эн, чьи круглосуточные репор-

тажи шли не только в Белый дом и к миллионам телезрителей во всем мире, но, что не менее важно, и в гостиницы в самом Пеки­не. По мере того как разгоралась политическая борьба, китайские руководители прервали спутниковую связь с внешним миром, за­тем восстановили ее, но потребовали, чтобы иностранные журна­листы использовали китайские линии телевизионной связи¹³. По­всюду царило полное замешательство.

Сознавая, что мировое общественное мнение становится все более важным, сторонники жесткой линии безуспешно пытались прервать все связи между протестующими и теми, кто их поддер­живал за пределами Китая. Однако, поскольку Китай в то время установил экстенсивные экономические связи с внешним миром и многим студентам было разрешено учиться за границей, это ока­залось очень трудно сделать.

Протестующие адресовали многие свои сообщения непосред­ственно зарубежной аудитории. Они терпеливо повторяли свои требования репортерам и телевизионщикам из-за рубежа. Они пе­реводили их с китайского языка, писали лозунги на иностранных языках, чтобы телезрители за пределами Китая могли сразу же понимать их. «Le 1789 de Chine» сравнивал их появление с Вели­кой французской революцией. Для американской аудитории они пели «Мы победим» и использовали слова Патрика Генри — «Дай мне демократию или дай мне смерть». Эти усилия, направленные вовне, вызвали демонстрации в поддержку бастующих в Гонконге, на Тайване, в Австралии и на всей территории Соединенных Штатов.

Тем временем один из китайских студентов, обучающийся в Гарвардском университете, организовал «горячую линию» Пе­кин — Бостон — открытую телефонную связь, круглосуточно передающую новости с площади Тяньаньмэнь в его небольшую квартирку около Гарварда. Оттуда эти новости расходились к китайским студентам на территории Соединенных Штатов по телефону, факсу и компьютеру¹⁴.

В свою очередь, студенты в Стэнфорде и Беркли создали то, что они назвали «ньюс-лифт», поддержка новостями. Они исполь­зовали факсимильные устройства, чтобы посылать в Китай самые последние сведения, появляющиеся о китайских событиях в аме­риканской прессе. Они адресовали их представительствам различ­ных компаний в Пекине и других городах, надеясь, что друже-

ственные руки доставят их бастующим студентам. В Китае количе­ство факсимильных устройств оценивалось в 30 тыс., а количество телефонных линий в Пекине — в 3 млн.

Китайские студенты в Соединенных Штатах, многие из которых были детьми правительственных и партийных высоких должностных лиц, также записывали на магнитофон телефонные интервью с бастующими и немедленно отправляли их на радиостанцию «Голос Америки», кото­рая передавала их обратно в Китай. Когда правительство начало глу­шить эту радиостанцию, она переключилась на новые частоты.

Эта всемирная борьба за контроль над знанием и средствами коммуникации продолжалась даже после того, как сторонники жесткой линии призвали войска и расстреляли многих демонст­рантов, полностью подавив забастовку. Сейчас правительство опять опирается на СМИ Второй волны и распространяет при помощи телевидения портреты «зачинщиков» среди студентов и рабочих, а также номера телефонов, которыми могут воспользоваться инфор­маторы, если они будут иметь сведения о беглецах.

Однако те же видеоизображения распространяются за преде­лами Китая, и телезрители во всем мире, от Канады до Италии, пытаются, используя международные телефоны с прямой настрой­кой, «заглушить» телефонные линии, чтобы информаторы в Китае не могли дозвониться по указанным телефонам. Это — первая став­шая известной попытка «глушения» сигналов за пределами своей страны, предпринятая простыми гражданами¹⁵.

В Китае власть еще раз «сыграла на ружейном стволе», как сказал Мао Цзэдун. Однако ясно, особенно из последних событий в Восточной Европе и других местах, что сторонники жесткой ли­нии, захватившие в свои руки контроль над страной, не смогут насладиться своей победой. Движение Китая в XXI век находится еще в самом начале.

Но события в Китае высветили с потрясающей очевидностью, что СМИ могут действовать как в защиту революции, так и против нее. Сегодня СМИ Второй волны все еще оказывают огромное влияние на все происходящее. Однако по мере того как мир все быстрее движется в эру метаморфоз власти, средства контроля над умами людей, которыми пользуются все еще могущественные СМИ Второй волны, сами грозят быть раздавленными разрушительны­ми и губительными для них СМИ завтрашнего дня.

ЭКРАННОЕ» ПОКОЛЕНИЕ

Почти в самой середине XX столетия Джордж Оруэлл опубли­ковал свою книгу под названием «1984» — убийственный обвини­тельный акт тоталитаризму. В книге изображено правительство, в полной мере осуществляющее контроль над средствами массовой информации. Блестящие неологизмы, созданные Оруэллом, такие как «newspeak» («новояз») и «doublethink» («двоемыслие»), вошли в английский язык. Эта книга стала мощным орудием в борьбе против цензуры и манипулирования умственной деятельностью, поэтому в течение десятилетий она была запрещена в Советском Союзе.

Однако, хотя эта книга помогала объединять силы, противо­стоящие диктатуре, роль, которую она может сыграть в будущем, весьма спорна.

Оруэлл правильно оценивал такие технологии, как двусторон­ние телевизионные экраны, которые могут быть использованы, чтобы доносить государственную пропаганду до зрителей и одно­временно — шпионить за ними, и его предостережения о потенци­альных вмешательствах в частную жизнь, пожалуй, недостаточны. Но он, как, впрочем, и никто другой в то время, не предвидел прихода самой важной революции нашей эры: перехода от эконо­мики, основанной на мышечном труде, к экономике, зависящей от умственной деятельности.

Поэтому он не мог предсказать и того потрясающего прогрес­са в новых способах коммуникации, который происходит сегодня. Количество и разнообразие этих технологий сейчас столь велики, и они меняются так молниеносно, что это сбивает с толку даже специалистов. Противостоять армии технических аббревиатур, на­чиная от HDTV и ISDN и кончая VAN, ESS, PABX, CPE, OCC, CD-I, — это все равно что утонуть в азбучном асфальте. Даже бег­лый просмотр рекламных объявлений для покупателей электрони­ки производит ошеломляющее впечатление.

Однако происхождение этого хаоса и основные контуры завтраш­них СМИ Третьей волны вырисовываются совершенно отчетливо.

Электронная инфраструктура продвинутой экономики будет иметь шесть отличительных признаков, и часть из них уже была предсказана. Эта полудюжина определяющих черт будущего вклю­чает в себя интерактивность, мобильность, обратимость, возмож­ность взаимосвязи, повсеместность и глобализацию*.

Все вместе эти шесть принципов указывают на полную транс­формацию не только в тех способах, которыми мы посылаем сооб­щения друг другу, но и в том, как мы думаем, какими мы видим себя в этом мире и, таким образом, каково наше отношение к различным правительствам. Взятые вместе, они означают, что для правительств — или для противостоящих им революционеров — становится невозможным руководить идеями, образами, данны­ми, информацией или знанием, как они это делали раньше.

УПРАВЛЯЕМЫЙ ИГРОК В ГОЛЬФ

В большом низком здании на бульваре Санта-Моника в Лос-Анджелесе бывший президент киностудии «XX-th Century Fox» Гордон Сталберг ведет шутливую беседу с психотерапевтом Бер­нардом Ласкиным. Ласкин — бывший президент колледжа и быв­ший руководитель калифорнийского консорциума по компью­терному образованию. Вместе они руководят командой педагогов, художников и компьютерных программистов, входящих в аме­риканские интерактивные массмедиа (АИМ), которые думают о том, как осчастливить мир благодаря новому достижению в тех­нологии компактных дисков — интерактивным компактным дискам (CD-I).

АИМ планируют выпускать диски, которые можно будет про­игрывать на экране домашнего телевизора, причем зритель полу­чает возможность взаимодействовать с изображением. Держа в руке пульт дистанционного управления и положив большой палец на джойстик, владелец диска, названного «интерактивный гольф», может нанести первый удар против другого игрока, манипулируя движениями игрока на экране, когда он готовится к своему удару.

* зависимость всех стран и народов друг от друга. — Примеч. пер.

Вы можете выбрать для этого игрока тот или иной клуб, а также силу и траекторию его удара. Вы можете заставить его повернуться направо или налево и изменить его размах. Вы контролируете то, что происходит на экране¹.

Диск «Grolier Encyclopedia»* дает возможность выводить на дисплей аудио- и видеоинформацию обо всем, что есть на диске. Так, текст, анимация и изображения объясняют устройства мото­ра или молекулы ДНК, причем пользователь может манипулиро­вать ими.

Другие интерактивные диски содержат в себе различные игры, эпизоды из Библии, новый вид атласа, курс фотографии и т.п.; существует и диск, позволяющий вам как бы провести экскурсию по выставочным залам Смитсоновского института**, и, проходя мимо, вы можете даже взаимодействовать с экспонатами.

АИМ, принадлежащие «Polygram Records», дочерней фирме голландского гиганта электроники «N.V. Philips», — это лишь одна из нескольких фирм, работающих с интерактивной видео­технологией. Их цель — сделать времяпрепровождение перед телевизором не пассивным, а активным, чтобы человек не дре­мал перед экраном.

Северокалифорнийская фирма Interactive Game Network, час­тично основанная «Юнайтед Артисте», «Ле Груп Видеотрон» и «Дженерал Электронике», идет к той же цели другим путем. Она создает устройство, которое позволит находящемуся дома телезри­телю участвовать в популярных телевизионных игровых шоу, на­пример «Опасность, или Колесо Фортуны». Участвующие в игре могут передавать свои ответы на центральный компьютер, кото­рый будет подсчитывать очки и выбирать победителя².

Но наиболее радикальный скачок по направлению к интерак­тивности заключается в обширной сети, которую ее автор, Джордж Джилдер, назвал «телекомпьютерами»: это интерактивные телеви­зионные системы, которые, по существу, являются и персональ­ными компьютерами³.

* По-видимому, по имени французского библиофила XV—XVI вв. Jean Grolier de Servieres. — Примеч. пер.

** Учреждение, основанное в середине прошлого века на средства Джеймса Смитсона в Вашингтоне, его цель — приобретение и распрост­ранение естественнонаучных знаний; в настоящее время — национальный американский музей. — Примеч. пер.

Помимо дисков и кассет, телевизионная установка сама по себе станет живой в руках пользователя, как считает Джилдер, вни­мательно изучающий технологические рубежи в видео- и компью­терной технике. «Граница между телевидением — бизнесом, в ко­тором сейчас царствует Япония — и компьютерами, где самые выгодные позиции занимает американская промышленность, раз­мываются с каждым днем», — отмечает он. Грядущее слияние этих двух технологий приведет к тому, что власть перейдет от старых телевизионных сетей к пользователям, позволяя им «изменять форму образов по собственному желанию». Джилдер утверждает также, что этот новый гибрид может привести также к перераспре­делению власти от Японии к Соединенным Штатам.

Верно это или нет, пока неясно, но оба мощных потока техни­ческого развития действуют в направлении широкого распростра­нения интерактивности в видеосфере.

НЕЗДОРОВАЯ РОСКОШЬ

Второй принцип этой новой системы — мобильность. Нали­чие телефона в салоне самолета или, более того, беспроволочные телефоны и мобильные телефоны в машине — все это начало при­учать потребителей к мысли о том, что можно, передвигаясь, под­держивать связь откуда угодно и куда угодно.

Машинные телефоны, основанные на клеточной радиосвязи и рассматривавшиеся сначала как нездоровая роскошь (точно так же смотрели и на обычные телефоны, когда они впервые появи­лись в начале XIX в.), распространились повсюду на территории Соединенных Штатов.

Консорциум Phonepoint, представляющий немецкий «Бундес-пост», французский «Телеком», нью-йоркскую телефонную ком­панию «Найнекс», а также британский «Телеком», усердно рабо­тает над внедрением современных «карманных телефонов» в Англии. И эти переносные телефоны не являются чисто декоративными символами статуса их владельца. Для людей, связанных с торгов­лей, для врачей, водопроводчиков и многих других такие телефо-

ны стали средством, повышающим продуктивность их основной работы.

Поскольку люди работают и развлекаются на ходу, то стреми­тельно возникает потребность в еще более дешевых, более про­стых и всегда имеющихся под рукой средствах коммуникации. Это создает основу для реализации в скором будущем идеи, высказан­ной в известном юмористическом рассказе в картинках, о том, как Дик Трэйси изобрел телефон, одновременно являющийся наруч­ными часами.

Но телефон — это одно из огромного числа новых устройств, которые уже теперь возможно отключить от сети. Так, «Сони» пред­лагает копировальный аппарат карманного размера весом всего в 4,6 унции. Факсимильный аппарат в автомашине, миниатюрная видеокамера, компьютер, который можно держать на коленях, пе­реносный принтер — все это распространяется очень быстро. Мо­бильность — это вторая основная особенность новой системы, о которой идет речь.

Следующей ее особенностью является обратимость (конверти­руемость) — способность передавать информацию от одного СМИ к другому. Например, мы движемся сейчас к технологиям, осно­ванным на речи, которые будут преобразовывать устные сообще­ния в печатную форму и наоборот. Устройства, которые смогут воспринимать указания, исходящие одновременно от нескольких администраторов и «выплевывать» отпечатанные письма, по-ви­димому, скоро будут реализованы на практике.

Такие устройства, вероятно, повлияют на очень многое — от приема на работу и организации офиса до роли грамотности в по­вседневной жизни. Но они выглядят тривиальными по сравнению с другой формой конверсии — автоматическим переводом. Авто­матический перевод коммерческих документов с одного языка на другой уже осуществляется во французской системе «Minitel», по крайней мере в своей не полностью доведенной до совершенства форме, как мы говорили об этом в главе 10. Работа над более со­вершенными возможностями автоматического перевода интенсивно ведется в Японии, где специфические особенности языка рассмат­риваются как один из экономических барьеров. Сходным образом, Европейское Сообщество, сталкивающееся с необходимостью пере-

вода на язык 12 стран, входящих в него, также крайне заинтересо­вано в прогрессе в этой области.

Четвертый принцип этой новой инфраструктуры — возмож­ность взаимосвязи, или взаимная совместимость. Это — такое спе­циальное словечко, без которого не могут обойтись пользователи компьютеров и телекоммуникаций во всем мире, поскольку им всегда надо иметь возможность подсоединять свои устройства к огромному множеству других приборов, независимо от того, в ка­кой стране и какой изготовитель их сделал.

Несмотря на горячие политические баталии по вопросам стандартов, огромные усилия предпринимаются в настоящее время для того, чтобы все такие устройства можно было соеди­нять друг с другом и чтобы один и тот же мобильный, интерак­тивный, видеозвуковой телекомпьютер завтрашнего дня можно было подсоединить к обычному IBM — компьютеру в Чикаго, чтобы laptop фирмы «Тошиба» можно было пользоваться во Франк­фурте, суперкомпьютером «Cray» — в Силиконовой долине, а теле­фоном Дика Трэйси для домашних хозяек — в Сеуле.