Секреты люцерны и организованные утечки информации

4 июля 1967 г. в Белом доме президент Линдон Джонсон под­писал документ, названный Законом о свободе информации. Во время церемонии подписания он провозгласил: «Свобода инфор­мации настолько же общественно необходима, как и национальная безопасность, и не госчиновникам или отдельным гражданам ре­шать, когда ее следует ограничивать».

Сразу после выступления один журналист спросил Джонсона, не мог ли бы он получить копию текста президентской речи. Это была первая просьба, прозвучавшая в момент полного упоения новой свободой, гарантированной законом.

Джонсон холодно ответил отказом¹. «Тактика секретности» — первый и, возможно, старейший и самый распространенный при­ем. Сегодня правительство США относит к категории секретных приблизительно 20 млн. документов в год. Большинство из них касается военной и дипломатической сферы или же вопросов, ко­торые могут сбить с толку чиновничество². Возможно, это пока­жется недемократичным и лицемерным, но многие другие страны засекречивают гораздо больше, делая тайной все — от урожая лю­церны до статистических данных о населении, — считая эти сведе­ния государственным секретом. Некоторые правительства явно страдают паранойей. Фактически они засекречивают всю инфор­мацию, кроме особо оговоренных случаев.

Секретность — одно из излюбленных орудий репрессивных режимов и коррупции. Но это в то же время их достоинство. В мире, кишащем эксцентричными генералиссимусами, наркополи­тиками и киллерами-богословами, секреты необходимы, чтобы

обеспечить военную безопасность. Более того, секретность дает возможность должностным лицам говорить то, что они не произ­несли бы перед телекамерой, хотя об этом и стоило бы сказать. Они могут критиковать своих политических боссов, затрудняясь делать это открыто. Они могут пойти на компромисс с противни­ками. Знать, как и когда использовать секрет, — главное умение политика и бюрократа.

Секреты чрезвычайно важны для второго весьма распростра­ненного приема информтактики, еще одного классического ору­дия власти: «тактики организованной утечки информации».

Некоторые секреты хранятся, другие неофициально получают огласку. Когда утечка происходит неумышленно — это просто плохо оберегаемый секрет. Такие утечки вызывают у должностных лиц глубокое слабоумие. «Почему, — возражал один из сотрудников ЦРУ, — мы должны приглашать Китай оценивать американское командование группы войск только потому, что они действуют в том регионе? Это ведь тоже не что иное, как утечка информации»³. Короче говоря, лучше хранить информационный секрет, чем пе­редать тому, кому он нужен.

«Организованная утечка информации» — это умышленно за­пущенный и точно наведенный на цель информационный снаряд.

В Японии спланированные утечки информации вызывали эф­фектные последствия. Финансовый скандал Рикрут-Космос, ко­торый в 1989 г. привел к снятию с поста премьер-министра Нобо­ру Такешита, дал возможность заинтересованным лицам обеспечивать неофициальную передачу журналистам сведений из офиса главного прокурора Юсуке Йошинага. «Я уверен, — гово­рит Такаши Какума, автор книг о коррупции в Японии, — если бы эта информация не просочилась в прессу, следствие по данному делу было бы прекращено»⁴.

Журналисты получали тщательно отмеренные дозы информа­ции, и все это выглядело изысканными па в вытанцовываемом политическом спектакле. Содействуя появлению в прессе фактов, раскрывшихся в ходе следствия, обвиняющая сторона не давала возможности высокопоставленным лицам из министерства юсти­ции вмешаться в это дело и вывести из-под удара высших лиц в правительстве Такешиты и либерально-демократическую партию.

Без этих организованных утечек информации правительство мог­ло бы остаться у власти.

Во Франции тоже утечки информации играли исключительно важную политическую роль. В одном из документов Белого дома, где говорилось о трудностях, испытываемых Францией, которая желала выпутаться из войны в Индокитае, утверждалось: «Утечка и контрутечка информации были [sic] распространенной внутрен­ней политической тактикой... Даже секретные отчеты или прика­зы, имевшие отношение к войне, часто публиковались дословно на страницах политических изданий».

В Лондоне утечки информации тоже случаются довольно час­то и, по утверждению Джеффри Патти, министра торговли и про­мышленности, порождают неприязнь и недоверие к нововведени­ям. Должностные лица опасаются предлагать нечто новое из страха, что их план еще до того, как будет рассмотрен, станет достоянием прессы, а его автор окажется в нелепом положении.

«Но когда человек не считает возможным рано или поздно высказать вслух свои взгляды, — считает Патти, — не будут возни­кать новые замыслы, да и старые идеи устареют»⁵.

В Вашингтоне, где просочившиеся в прессу сведения из ис­точника, который до сих пор неизвестен, вынудили Ричарда Ник­сона оставить пост президента. Где утечки информации — при­вычное явление, обеспечение секретности становится фобией.

«Пятнадцать лет тому назад помощники президента могли сво­бодно писать правду в своих мемуарах и проявлять серьезные раз­ногласия между собой и даже с президентом, — говорит Дэйв Джер­джен, бывший начальник коммуникаций в Белом доме. — Уотергейт положил этому конец. Он быстро научил не писать на бумаге того, что, к вашему несчастью, может оказаться на страницах «Вашинг­тон пост»... А также не вступать в дискуссию, если, помимо ваше­го собеседника, при разговоре присутствует кто-то еще».

Ирония заключается в том, замечает он, что «когда вдруг об­наруживается несогласие по несущественным вопросам, целая ар­мия бюрократов приходит в движение, обдумывая расхождение во взглядах [sic]. Но в обсуждение действительно важных проблем вовлекается как можно меньше людей исключительно из опасения утечки информации»⁶.

Однако же те должностные лица, которые устраивают разнос виновным в рассекречивании важных сведений, сами часто орга­низуют утечку информации. Генри Киссинджер, когда он был в Белом доме помощником президента по вопросам национальной безопасности, требовал прослушивания телефонов штатных сотруд­ников, желая проверить, не просачиваются ли через них сведения в прессу и конгресс. Но сам Киссинджер был — и остается — ма­стером по применению этой тактики⁷.

Таким образом, засекречивание и организация утечки ин­формации — наиболее привычные приемы информтактики, ко­торыми пользуются политики и бюрократы. И все же они не самые важные.

ТАЙНЫЙ ИСТОЧНИК

Для любых передаваемых данных, информации или знания требуются: 1) источник или отправитель, 2) каналы распростране­ния или средства массовой информации, куда передаются сведе­ния, 3) получатель и, конечно же, 4) сами сведения.

Начнем с отправителя. Когда по почте приходит письмо, пер­вое, что мы обычно делаем, это смотрим, кто его отправил. Фак­тически это определяет саму суть послания. Помимо всего проче­го, это помогает нам определить, в какой степени полученное известие заслуживает доверия.

Вот почему так часто используется «тактика тайного источни­ка». Якобы стоящая вне политики группа граждан, рассылающая миллионы писем о сборе средств, на самом деле может быть тайно финансируема и контролируема какой-либо политической партией. Политический комитет с хорошо звучащим названием может воз­главлять представитель лобби какой-либо политической партии. Политический комитет с хорошо звучащим названием может воз­главлять представитель лобби какой-нибудь ненасытной отрасли промышленности. Деятельность объявляющей себя патриотичес­кой организации может управляться из-за рубежа. Как КГБ, так и ЦРУ тайными каналами направляют денежные средства в печат-

ные издания, профсоюзы и другие объединения определенных стран и содействуют учреждению дружественных организаций. «Тактика тайного источника» лежит в основе служащих прикрытием групп всего политического спектра.

Маскировка отправителя сообщения может принимать самые различные формы и практиковаться в любом месте — от зала засе­дания директоров фирмы до тюремной камеры.

Одна отбывающая тюремное наказание за убийство описала, как она получила возможность избавиться от досаждавшего ей над­зирателя. Конечно же, она могла написать жалобу начальнику тюрь­мы, пояснила она. Однако, если бы надзиратель узнал об этом, ее жизнь стала бы еще более невыносимой. Она могла также, минуя начальника тюрьмы, написать какому-нибудь политику письмо с жалобой на жестокое обращение и просьбой оказать воздействие на тюремное начальство, попросить убрать надзирателя. Но это было еще более рискованно.

Она решила действовать согласно известному выражению: «тюрьмы полны идеалистами». А потому, сказала она, «мне уда­лось сделать так, что вместо меня политику написала другая арес­тантка», и таким образом реальный источник информации остал­ся в тени.

Чиновники через бизнес и правительство проигрывают раз­ные варианты этой игры. Когда третируемый подчиненный ис­пользует в своих целях имя вышестоящего чиновника (часто без разрешения на то), он (или она) также прибегает к тактике тайно­го источника.

Вот классический пример тактики тайного источника, повли­явшей на политику США во время вьетнамской войны. Это было в 1963 г., когда в докладе, подготовленном Робертом Макнамара и генералом Максвеллом Тейлором, содержалось пожелание прези­денту и нации «изыскать возможность вывести основную часть аме­риканского военного контингента» к концу 1965 г.

Этот прогноз подкреплялся данными, якобы полученными из Сайгона. Читатели доклада не ведали о том, что большинство ин­формации из Сайгона было заранее подготовлено в Вашингтоне, а затем направлено в Сайгон, чтобы она проделала оттуда обратный путь, как если бы данные поступили непосредственно с мест бое-

вых действий. Источник информации был замаскирован, чтобы придать ей большую достоверность⁸.

Особым приемом тактики тайного источника является введе­ние в заблуждение ложной информацией.

Редко используемый в повседневной бюрократической войне, он обычно применяется в международных делах, где дезинформа­ция иногда может изменить ход событий. Достаточно вспомнить телеграмму Циммермана, которая побудила США к участию в Первой мировой войне⁹.

В 1986 г. госдепартамент США сделал достоянием гласности тот факт, что документ, описывающий «конфиденциальную» встре­чу в Пентагоне, был фальшивкой. В нем говорилось, что министр обороны Каспар Уэйнбергер заявил, что СОИ, стратегическая обо­ронная инициатива, «даст Соединенным Штатам... возможность угрожать Советскому Союзу нокаутом». Считалось, что данное высказывание побудило Советский Союз предпринять соответству­ющие меры против программы СОИ.

Однако документ был фальшивкой, запущенной в Западной Германии (предположительно, советской стороной) и являвшейся частью широкой кампании, призванной настроить против СОИ. Еще одна ложная информация о СОИ внезапно появилась в ниге­рийской прессе.

Не так давно один антияпонский подложный документ всплыл в Вашингтоне, где конгрессмен Том Макмиллен обнародовал в палате представителей то, что он назвал «сугубо внутренним, со­ставленным на высоком правительственном уровне японским ме­морандумом».

В документе, якобы составленном для премьер-министра его «специальным помощником по политической координации», со­общалось, что японские инвестиции в Соединенные Штаты раз­мещаются в тех избирательных округах, где могут использоваться для оказания влияния на американских политических деятелей.

Это был отлично рассчитанный прием, направленный против позиции Японии в отношении Соединенных Штатов. Но вызвав­ший переполох меморандум оказался не японским правительствен­ным документом, а всего лишь выдумкой, автором которой был Рональд А. Морс, сотрудник азиатской научной программы Вуд­роу Уилсон Сентер. Морс заявил, что он сочинил данный доку-

мент, чтобы наглядно продемонстрировать, на чем, по его мне­нию, основана текущая японская политика. Он утверждал, что сообщал своим адресатам, что документ поддельный.