Гуляющее по миру ученое словечко

По прошествии полувека, когда правительства непрерывно брались решать многочисленные задачи, десятилетия с момента старта суперсимволической экономики демонстрируют поистине замечательный рост.

В промышленно развитых странах разные лидеры, такие не­похожие, как республиканец Рональд Рейган и социалист Фран­суа Миттеран, начали систематически сокращать круг деятель­ности правительства. Их поддержали Карлос Салинас де Гортари в Мексике, Саддам Хусейн в Ираке и множество других госу­дарственных лидеров, а что более важно — реформаторы в стра­нах Восточной Европы, которые вдруг все разом начали требо­вать, чтобы основные государственные предприятия были денационализированы или их задания свернуты с тем, чтобы выполнялись другими. Приватизация стала модным словечком, гуляющим по миру⁴.

Так громко звучавшее повсюду, оно стало символизировать победу капитализма над социализмом. Но поворот к приватиза­ции не может расцениваться как «капиталистический» или «реак­ционный» политический курс, что происходит довольно часто. Противодействие приватизации и подобным ей мерам отнюдь не «прогрессивно». Так или иначе это есть защита от устроившейся у власти невидимой партии, от которой в значительной степени за­висит жизнь людей безотносительно к тому, «либеральные» их

правительства или «консервативные», «правые» они или «левые», «коммунистические» или «капиталистические».

Более того, некоторые обозреватели проводят параллели меж­ду поворотом к приватизации в государственном секторе и проис­ходящей сегодня реструктуризацией бизнеса в частном секторе.

Мы уже были свидетелями, как большие фирмы распадают­ся на мелкие прибыльные центры, их пирамиды выравниваются, образуются свободно организованные информационные системы, которые разрушают бюрократические гнезда и перекрывают к ним пути.

Трудно было предположить, что если мы меняем структуру бизнеса, а правительство оставляем прежним, то тем самым созда­ем поразительное организационное несоответствие, которое мо­жет нанести ущерб обоим. Передовая экономика требует постоян­ного взаимодействия между ними. Таким образом, подобно супружеской паре, живущей бок о бок много лет, бизнес и прави­тельство в итоге должны перенять друг у друга кое-какие черты. И если один реструктуризуется, нам следует ожидать соответствую­щих изменений в другом.

ДЕМОНСТРИРОВАТЬ, ЧТОБЫ ДЕЙСТВОВАЛО

В 1986 г., когда во главе фирмы встал Аллен Меррей, Мобил Корпорейшн была в Америке третьей по счету крупной компа­нией. Подобно другим нефтяным компаниям в начале 80-х го­дов Мобил стремилась вкладывать капитал в различные пред­приятия. Она приобрела Монтгомери Уорд, громадную фирму розничной торговли, и Контейнер Корпорейшн, производившую упаковочную тару.

Как только Меррей возглавил руководство, он перешел к энер­гичным действиям. Менее чем через два года он распродал имуще­ства на 4,6 млрд. долл., включая фирмы Монтгомери Уорд и Кон­тейнер Корпорейшн. «Мы вернули Мобил на главную дорогу, — заявил Меррей. — Мы будем заниматься тем делом, которое хоро­шо знаем». Нефтяные инженеры, свернувшие не на тот путь, оказа-

лись не очень-то хорошими продавцами женской одежды или кар­тонных ящиков⁵.

Такой же пересмотр функций начинает теперь происходить в правительстве. То, что в коммерческих делах означает «отделать­ся», политики мира определяют как «приватизировать».

Так, правительство Японии решило снять с себя железнодо­рожный бизнес. Когда оно объявило о своем намерении продать Японские национальные железные дороги, служащие объявили забастовку. Во время скоординированной кампании саботажа, ру­ководимой группой радикалов Чукаку-ха, или «Средний центр», было повреждено сигнальное оборудование в 24 местах семи рай­онов и движение поездов в Токио оказалось парализованным. Пожар уничтожил одну станцию. Профсоюз железнодорожни­ков осудил саботаж. Почти 10 млн. пассажиров оказались в зат­руднительном положении. Но правительство осуществило свои планы, и теперь железнодорожные линии находятся в частной соб­ственности⁶.

Японское правительство решило то же самое предпринять и в отношении телефонного бизнеса. Это привело к продаже Япон­ской телефонной и телеграфной сети, крупнейшей фирмы, где ра­ботали 290 000 человек. Когда собственность фирмы перешла из государственного в частный сектор, она через какое-то время ста­ла одной из наиболее высоко оцениваемых корпораций в мире⁷.

Из других стран поступали аналогичные новости. Аргентина приватизирует 30 компаний... Западная Германия продает «Фольк­сваген»... Французское правительство освобождается от фирмы оборонной промышленности «Матра», а заодно распродает такие крупнейшие государственные предприятия, как «Сент-Гобен», «Парибас», «Компания Женераль д'Электриситэ» и даже реклам­ное агентство «Авас».

Великобритания продает акции английской авиакосмической компании и национальной телекоммуникационной компании... Хитроу, Гэтуик и другие аэропорты теперь принадлежат частной ВАА (некогда государственному управлению аэропортами), при­ватизируется и автобусное обслуживание. Канада продает частно­му сектору акции авиационной компании «Эр Канада»⁸.

Если посмотреть в перспективе, то приватизация во всем сво­ем объеме всего лишь укус блохи в тело динозавра, и даже недавно

приватизированные фирмы могут быть снова национализированы в случае резкой смены политического курса или мирового эконо­мического краха.

Тем не менее происходит глубокое переосмысление — первый смелый шаг для сокращения и реструктуризации правительств в том же направлении, в каком в данный момент происходят орга­низационные изменения в частном секторе.

Однако ничто не свидетельствует, что приватизация есть па­нацея, как утверждает Маргарет Тэтчер и пуристы свободного рын­ка. Она часто таит в себе довольно большое число изъянов. И все же в то время, когда все правительства сталкиваются с калейдос­копичным, запутанным окружающим миром, приватизация помо­гает лидерам стран сосредоточиться на стратегических приорите­тах, а не расходовать попусту средства налогоплательщиков.

Что еще более важно, приватизация ускоряет время реакции и в деле освобождения от лишнего и в деле сохранения нужного. Она помогает правительствам не отставать от темпов жизни и со­ответствовать потребностям суперсимволической экономики.

Однако же приватизация — не единственный способ, которым правительства, сознательно или нет, пытаются справиться с новой реальностью.

ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ИЕРАРХИЙ

Как мы уже выяснили ранее, многие корпорации — от авто­мобилестроения до авиалиний — стремятся к сокращению на уровне «вертикальной интеграции», к опоре на собственные кадры, со­средоточению на главном направлении деятельности, избегая при­нимать на себя обязательства за пределами фирм-поставщиков.

Многие правительства, несомненно, тоже пересматривают, что им выгоднее — принимать решения или «покупать» их, и размыш­ляют над тем, стоит ли им руководить лабораториями и прачечны­ми и выполнять тысячи других обязанностей, которые могут быть переданы на сторону. Правительства начинают понемногу осозна­вать, что их задача — передать функции, а не исполнять их.

Сама такая попытка нового подхода в правительственной сфе­ре, стремление освободиться от лишних обязанностей и передать руководство отдельными направлениями в частный сектор явля­ются зеркальным отражением происходящей в промышленности переоценки вертикальной интеграции.

Кроме того, как и бизнесмены, правительства начинают действо­вать в обход своих иерархий, содействовать ниспровержению бюро­кратического засилья. «Сегодня в Вашингтоне государственных иерар­хий гораздо меньше, чем во времена Рузвельта, — заявляет политолог Сэмюэл Попкин из Калифорнийского университета в Сан-Диего. — Меньше стало руководителей, с которыми президенту нужно было общаться, и хочется надеяться, что они успешно справляются со сво­ими обязанностями в своих управлениях или комитетах»⁹.

Власть изменилась, ушла от старой иерархии, создавая гораздо более подвижную, разнородную систему с постоянно меняющи­мися центрами власти.

Новые коммуникационные технологии также подрывают иерар­хии в правительстве, поскольку предоставляют возможность пол­ностью обходиться без них. «Когда где-нибудь в мире критическая ситуация, — поясняет Сэмюэл Кернелл, коллега Попкина по Ка­лифорнийскому университету, — Белый дом может мгновенно свя­заться со своими людьми, находящимися там... Эти прямые сооб­щения, немедленно поступающие президенту от наблюдателей на местах и командующих, идут, минуя традиционные источники информации и цепочку управления... Специалисты, которые еще не имеют доступа к пришедшим в самую последнюю минуту сооб­щениям, не могут вмешаться в дела президента».

Тем не менее, несмотря на произошедшие изменения, окру­жающая обстановка усложняется, все очень быстро меняется, а реакция бюрократов запаздывает, а потому все больше и больше накапливается проблем, которые бюрократия не в силах решить.

СПЕЦИАЛЬНЫЕ КОМИССИИ

Составив представление о механизме власти, мы вполне мо­жем сделать следующие выводы о работе президентов США и пре­мьер-министров Японии в обычных обстоятельствах:

— им приходится делать свой выбор среди вариантов, заранее подготовленных для них соответствующими бюрократиями;

— о проблемах они имеют весьма поверхностное представ­ление;

— проблема выбора встает перед ними только в том случае, если различные части их бюрократии не способны прийти между собой к согласию. Разумеется, бывают решения, которые могут принять только первые лица — неотложные дела, которые не мо­гут ожидать перемалывания в бюрократической мельнице, «судь­боносные» постановления, вопросы войны и мира или такие, ко­торые требуют чрезвычайной секретности. Это, как водится, неподдающиеся программированию решения, которые исходят непосредственно от руководящего лидера. Но когда дела идут «нор­мально», такое случается сравнительно редко.

Однако теперь, когда мы вступаем в революционный период и новая система создания материальных благ сталкивается со струк­турами власти, выстроенными вокруг старой системы, о «нормаль­ности» говорить не приходится. Каждый день сводки новостей со­общают о все новых непредсказуемых кризисах и прорывах. Нестабильность присутствует внутри стран и в мире в целом. Со­бытия развиваются столь стремительно, что нет никакой возмож­ности упредить их.

В подобных условиях даже лучшие бюрократии не справляют­ся с нагрузкой, и важные проблемы не могут дождаться своего решения. К примеру, «проблема бездомности» в Соединенных Шта­тах заключается не только в нерешенности жилищного вопроса, но тесно увязана с другими проблемами — алкоголизмом, злоупот­реблением наркотиками, безработицей, психическими болезнями, высокой ценой на землю. Каждая из них находится в ведении своей бюрократии, ни одна из которых не способна сама по себе эффек­тивно решить проблему, но и не намерена передавать свой бюд­жет, права и сферу полномочий другой бюрократии. Таким обра­зом, это не просто люди, которым негде жить, это комплексная проблема.

Наркомания также требует одновременных совместных дей­ствий многих бюрократий: полиция, здравоохранение, школы, министерство иностранных дел, банки, транспорт и т.д. Но до-

биться, чтобы это все эффективно заработало вместе, едва ли воз­можно.

Сегодняшние стремительно происходящие технические и со­циальные перемены порождают именно такой тип проблем, нахо­дящихся «на стыке». Все большее их число продолжает пребывать в забвении, все сильнее разворачивается конкурентная борьба за то, чтобы поглощать государственные средства и не предприни­мать никаких действий.

В такой обстановке политические лидеры имеют возможность отобрать власть у своих бюрократов. Но происходит обратное. Политические лидеры, видя, что решение проблем становится все более затруднительным, часто впадают в искушение принять экст­ренные меры и создают разного рода специальные комиссии — «царьков», «предотвращения утечки информации» и «секретные команды» — и поручают им действовать.

Испытывая глубокое разочарование, некоторые политические лидеры начинают презирать своих препирающихся чиновников и больше полагаться на близких друзей, секретность, неофициаль­ные распоряжения и договоренности, что сводит на нет и факти­чески свергает бюрократию.

Правительство Рейгана предприняло шаги, губительно вверг­шие его в «ирангейт», когда учредило собственное тайное «пред­приятие», чтобы продавать оружие в Иран и перекачивать при­быль отрядам «контрас» в Никарагуа, рискуя даже нарушить закон.

Менее впечатляющий пример, это когда Джордж Буш по­просил госдепартамент и Пентагон подготовить для него пред­ложения с тем, чтобы представить их на рассмотрение в НАТО в середине 1989 г. Как обычно, полчища средних и высших бю­рократов надели зеленые козырьки для защиты глаз от резкого света и принялись покусывать концы своих карандашей. Но в итоге от них не поступило ничего, кроме обычных тривиальных заключений.

Буш находился под сильным политическим давлением в стра­не и внешним, и ему необходимо было придумать нечто неорди­нарное, это неординарное было тайком позаимствовано из послед­них предложений, сделанных советским лидером Горбачевым. Решившись на такой шаг, Буш отбросил бюрократическую писа-

нину, созвал членов правительства и нескольких главных помощ­ников и предложил план отвода части американского военного контингента из Европы. Это вызвало одобрительные отзывы со­юзников и получило поддержку американской общественности.

Подобным образом и западногерманский канцлер Гельмут Коль просто проигнорировал свое внешнеполитическое ведомство, ког­да впервые предложил свой список из десяти условий для объеди­нения двух Германий¹⁰.

Всякий раз, действуя так, лидер приближает конец бюрокра­тии, а высокопоставленные чиновники зловеще предупреждают его о грозящей беде. Это часто сопровождается «утечкой» в прессу информации, предназначенной повредить новой политике.

Тем не менее во времена быстрых перемен, когда требуются мгновенные и нестандартные действия, выход за пределы замкну­того круга министерств или департаментов является, по-видимо­му, единственным способом добиться чего-либо. Это обеспечива­ет ответственность в принятии решений и приводит к образованию неформальных организационных единиц, а те все больше разру­шают правительство, конкурируя с официальной бюрократией и истощая ее.

Все это в сочетании с приватизацией и наметившимся пере­распределением власти на местном, региональном и надгосудар­ственном уровнях указывает на грядущие коренные изменения в составе и форме правительств. Это означает, что поскольку мы полным ходом движемся к суперновой экономике, правительства, как это прежде было с корпорациями, будут вынуждены встать на путь болезненной реорганизации.

Эта организационная агония начнется, когда политики будут пытаться совладать со все более неустойчивой мировой системой и теми опасностями, которые обрисованы ранее — от не имеющих прецедента в прошлом кризисов, связанных с окружающей сре­дой, до взрывоопасной межэтнической вражды и усиливающегося фанатизма.

Следовательно, в период, когда мы делаем рискованный пере­ход от массовой к мозаичной демократии, можно ожидать обо­стрения борьбы между политиками и бюрократами за управление системой.

ИНФОРМТАКТИКА

Сегодня мы живем в эпоху прямого воздействия средств мас­совой информации, находясь под обстрелом противоречивых об­разов, символов и «фактов». Чем больше данных, информации и знаний используется системой управления, чем в большей степе­ни мы становимся «информационным обществом», тем сложнее может стать для всякого, включая политических лидеров, получе­ние представления о том, что происходит на самом деле.

Уже много писалось о том, как телевидение и пресса искажа­ют наше представление о действительности при помощи предна­меренно необъективного освещения событий, цензуры, а иногда даже и неумышленно. Разумные граждане не проявляют доверия ни к печатной, ни к электронной формам информации. Но, поми­мо этого, есть еще один, глубинный уровень искажения, который был мало изучен, проанализирован и осознан.

В приближающихся политических кризисах, с которыми сталкиваются развитые демократии, все стороны — политики и бюрократы, так же как военные круги, корпоративные лоббист­ские силы и возрастающие общественные движения станут ис­пользовать информтактику. Это означает игры во власть и раз­личные уловки, основанные на манипуляциях с информацией, главным образом до того, как она поступает в средства массо­вой информации.

Поскольку возможно более полная осведомленность обо всем становится насущной необходимостью для власти, а данные, ин­формация и знания накапливаются и выливаются из наших ком­пьютеров, информтактика будет играть все более важную роль в политической жизни.

Для того чтобы понять изощренные методы, которыми будет осуществляться политическая власть в будущем, рассмотрим, как действуют сегодня наиболее удачливые игроки во власть. Этим «классическим» приемам не обучают ни в одной из школ. Умные игроки в политику действуют, полагаясь на свое чутье. Правила тут не писаны, и политическое чутье — вещь неоценимая.

Пока дело обстоит так, говорить об «открытом правитель­стве», «информированных гражданах» или «праве народа знать» — всего лишь пустое фразерство. Ибо информтактика ставит под вопрос некоторые из наиболее основных демократических прин­ципов.