Новая роль «частного детектива»

И все же гораздо более впечатляющим явлением, когда речь заходит о всевозрастающей «приватизации» разведки, можно счи­тать то, что в значительной степени это относится к происходяще­му в космосе, а не на Земле. Пять стран — Соединенные Штаты, Франция, Япония, Индия и даже Советский Союз — теперь торгу­ют данными, собранными благодаря их космическим спутникам³⁸.

Начало этому процессу было положено в 1972 г., когда НАСА запустила первый искусственный спутник «Ландсат» для граждан­ских целей. Теперь на орбите работают два таких аппарата — «Лан­дсат-3» и «Ландсат-4», а вскоре будет запущен и еще один. Нахо-

дясь на расстоянии 438 миль от земной поверхности, спутники передают данные, которые используются для разработки полезных ископаемых, прогнозирования урожая, развития лесного хозяйства и использования других природных ресурсов.

Информация со спутников поступает в 15 стран мира, каждая из которых, заплатив годовой взнос в размере 600 000 долларов, получает непрерывный поток цифровых изображений. Некоторые из них имеют военное значение. Так, министерство обороны США само является покупателем передаваемых со спутников данных. «Ландсаты» также используются японскими военными кругами, про­являющими пристальное внимание к Восточной Сибири. В 1984 г. американский ученый Джон Миллер из университета Аляски с помощью сделанных с «Ландсата» фотографий смог обнаружить проводимые Советским Союзом испытания, где проверялась воз­можность запуска ядерных ракет с находящихся под арктическим льдом подводных лодок.

21 февраля 1986 г. французы запустили искусственный спут­ник Земли «SPOT» и стали конкурентами американского «Ландса­та». Отныне не только ученые, специалисты, но и широкая публи­ка могла располагать информацией как военного, так и промышленного характера относительно любого места земного шара. Американская и советская монополии в области получения из космоса информации потерпели провал³⁹.

Несмотря на то что изображения, передаваемые «SPOT» и «Лан­дсатом», главным образом подходят для военных целей, от этого есть и другая польза. Правительства, не имеющие собственных спутников, выступают покупателями таких коммерчески пригод­ных военных разведывательных данных.

А что более важно, заказчики могут теперь покупать изобра­жения и другие данные у нескольких поставщиков, объединять их и загружать информацию в компьютер, обрабатывать ее и полу­чать заключения гораздо более ценные, чем если бы использовал­ся только один источник.

Действительно, этой отрасли, занятой обработкой данных, по­лученных с космических объектов, обеспечено процветание. Это относится и к Институту исследований природной среды в Мичи­гане, к Саудовскому центру дистанционного контроля в Эр-Рияде и Институту космических исследований в Сан-Паулу. В Атланте

есть одна фирма, называемая ERDAS, Inc., которая создает про­граммы для подобных «обработчиков», и их в мире насчитывается две сотни⁴⁰.

Быть может, лучшим примером демонополизации разведыва­тельных данных является деятельность расположенной в Стокгольме Сети космической массовой информации (Space Media Network), которая покупает данные, передаваемые «SPOT» и «Ландсат». об­рабатывает их на своих компьютерах и получает изображения, ко­торые передает в мировую периодическую печать. Оставляя в сто­роне разведывательный аспект своей деятельности, проспект данной организации описывает ее как сообщения о «любой части мира, на которую наложен запрет или куда ограничен обычный доступ, будь то закрытые границы, важные военные объекты, чрезвычайные ситуации и катастрофы».

Эта организация предавала гласности секретные советские подготовительные работы для «челночной» космической програм­мы в Тюратаме, данные о гигантском советском лазере, который может стать частью противоракетной системы, монтажные пло­щадки для китайских ракет в Саудовской Аравии, строительство пакистанского ядерного объекта в Кагуте и непрерывное наблюде­ние за Персидским заливом во время военного противостояния в

этом регионе⁴¹.

Письмена не на стене, а на небе. Процесс демонополизации космической разведки будет продолжаться по мере появления спут­ников других стран и дополнительных компьютерных технологий. Над созданием собственного искусственного спутника Земли ра­ботают такие страны, как Ирак и Бразилия. Другие, включая Еги­пет и Аргентину, развивают ракетную технику, совместный бра­зильско-китайский проект Inscom предполагает запуск бразильского спутника ноу-хау с помощью китайской ракеты-носителя⁴².

То, что некогда было доступным только сверхдержавам и их разведкам, становится все более доступно меньшим странам и, в той же мере, частным пользователям и мировым средствам массо­вой информации.

И в этой связи средства массовой информации сами становят­ся главным конкурентом поставщикам разведывательных данных. Вот что говорил бывший высокопоставленный чиновник амери­канского правительства: «Когда я вступил в должность, то первое

время был во власти «мистической секретности», мне все каза­лось, что если какой-либо документ относится к разряду секрет­ных, в нем содержатся сведения чрезвычайной важности. Однако вскоре я обнаружил, что часто читаю то, с чем уже предварительно ознакомился по публикациям в «Файнэншл тайме». Шпиона спо­собна подкосить и оперативная, мгновенная реакция телевидения». Продолжающаяся приватизация разведки и распространение добытых ею разведывательных данных на множество средств мас­совой информации будут вынуждать шпионов-профессионалов за­ниматься реструктуризацией своей деятельности, как это должны были сделать многие корпоративные главы исполнительной влас­ти. К тому же разведывательная деятельность вынуждена приспо­сабливаться к новой мировой системе производства материальных благ. Но тут шпионаж сталкивается с такими проблемами, кото­рых нет в других отраслях.

ГЛУБИННЫЕ ПРОТИВОРЕЧИЯ

Клиенты, которые пользуются разведывательными сведения­ми — правительственные чиновники и политические деятели, — уже не страдают от недостатка информации. Они перегружены ею.

Теперь в изобилии множество данных, и именно их чрезмер­ное количество заставляет думать, что сам по себе сбор информа­ции больше уже не является главной проблемой разведки. Про­блема заключается в том, чтобы придать всему собранному смысл и получить результаты, которые помогли бы руководящим лицам принимать решения.

Это вынуждает шпионский бизнес все в большей мере пола­гаться на экспертные системы и для проведения анализа исполь­зовать компьютеры. Но одной только новой техникой тут не обой­тись. Необходим абсолютно новый подход к сумме знаний.

Поскольку утечка секретной информации может иметь самые серьезные последствия, включая смерть самих информаторов, раз­ведывательные организации всего мира используют принцип «де­лимости». Аналитикам, работающим над проблемой, редко дано

видеть картину целиком, в их распоряжении оказывается лишь ограниченная доза информации, которую им положено знать, при­чем зачастую они даже не в состоянии судить о степени достовер­ности фрагментов. Теоретически процесс организован так, что ча­сти информации соединяются воедино и переходят на более высокий уровень по мере продвижения по иерархии.

Но как мы видели прежде, подобный принцип существует в бюрократических корпорациях. И мы уже отмечали, что когда в обществе происходят стремительные перемены и окружающая об­становка усложняется, подобная система предстает слишком мед­лительной и упускающей из поля зрения большое число факторов. И это не просто голословное утверждение. Сенатор Сэм Нанн, ведущий эксперт по военным вопросам в сенате США, публично осудил разведывательные организации за то, что они не успевали за быстро происходящими событиями в Европе, а это не давало возможности конгрессу принимать практически полезные реше­ния о военном бюджете США. Подобное отставание могло иметь пагубные последствия⁴³.

В качестве решения проблем подобного рода расторопные кор­порации обеспечили своим служащим доступ к гораздо большей информации, позволяя им полную свободу маневра вокруг иерар­хии. Однако такие новшества вступают в противоречие с необхо­димостью повышенной секретности в индустрии разведки. Шпио­ны оказываются в двойных путах.

Но дело не только в этих «путах». Разведка во многом не про­сто запаздывает, но и не имеет ничего общего с нуждами тех, кому необходимо принимать решения, т.е. «заказчиков».

Как говорил Лайонел Олмер, бывший заместитель министра торговли, «нам нужно более углубленное участие должностных лиц политического уровня с тем, чтобы они были не только потребите­лями, но и участниками процесса». Мы уже знаем, что в промыш­ленности заказчики вовлекаются в проектный замысел, а группы потребителей организованы в сети поддержки производителей. Граница между производством и потреблением стирается.

Пожелание Олмера, чтобы главные политические деятели по­могали формировать разведывательный процесс, вполне логич­но. Однако многие политики и чиновники помогают «прида­вать процессу иную форму», а потому велика опасность, что

оценки, передаваемые президентам или премьер-министрам, содержат только то, что те хотят слышать, или же отражают точ­ку зрения одной группировки или партии. Тем самым еще боль­ше искажается информация, которая и так уже была представ­лена в ложном виде после того, как над ней потрудились информтактики и метатактики.

Если же сведения поставляются ложными оттого, что к ним приложила руку страна противника — такое иногда случается, если разведчик является «двойным агентом», — результаты могут быть плачевными. Но то же самое может случиться, если данные были преднамеренно искажены какой-либо из сторон для политической выгоды.

Происходящие исторические перемены, затрагивающие и ин­дустрию шпионажа, уводят его с пути массового производства и приспосабливают к новой передовой системе производства мате­риальных благ. Подобно другим отраслям, разведка сталкивается с конкуренцией с самой неожиданной стороны. Как и другие отрас­ли, она должна образовывать новые, постоянно меняющиеся аль­янсы, а также изменять свое устройство. Она должна подобно дру­гим отраслям производить на заказ свою продукцию и переосмыслить свои основные задачи.

«Любой явный поступок человека имеет свою тайную сторо­ну», — писал Джозеф Конрад⁴⁴. Так и демократии, вне зависимос­ти от своей открытости, имеют тайные стороны.

Если действия разведки, которая выходит из-под контроля не только парламента, но и президента, становится тесно перепле­тенной с повседневной деятельностью общества, настолько децен­трализованной и слитой с бизнесом и другими частными интере­сами, что не поддается эффективному контролю, демократия может оказаться в смертельной опасности.

И наоборот, когда некоторыми странами управляют агрессив­ные террористы, палачи и деспоты, или же фанатики, вооружен­ные самым смертоносным оружием, демократии не могут выжить без секретов и секретных служб.

Как мы распорядимся этими секретами, а в сущности всей суммой знаний — это станет главной политической проблемой в наступающей новой эре.

ИНФОРМАЦИОННАЯ ПРОГРАММА

В одной из тегеранских гостиниц некий человек с ирландским паспортом ждал и ждал в своем номере сигнала, который так ни­когда и не поступил.

Этот человек, вооруженный, как это ни странно, шоколадным тортом, был, как об этом вскоре узнал мир, Робертом МакФерлей­ном, бывшим советником Рональда Рейгана по национальной без­опасности. Торт, который был предназначен для подарка, так и остался невостребованным. Ибо, как мы помним, злополучная попытка МакФерлейна освободить американских заложников и открыть заднюю дверь иранским «умеренным» вызвала ирангейт­ский скандал, самое вредоносное событие за все восемь лет прези­дентства Рональда Рейгана¹.

Телевизионная аудитория всего мира была потрясена зрели­щем ближневосточных торговцев оружием, тайных агентов ЦРУ, таинственных генералов в отставке, некоего статного морского офицера и его потрясающего секретаря, а также слушаниями в конгрессе, которые за этим последовали.

И все же подлинной сутью этого события было то, что многие зрители, особенно за пределами Соединенных Штатов, упустили. Ибо политическая борьба в Вашингтоне на самом деле имела мало отношения к терроризму, тайным банковским счетам, иран­ским «умеренным» или никарагуанским мятежникам. Скорее это было пробой сил между Белым домом и оскорбленным конгрес­сом Соединенных Штатов по вопросу о том, кто же будет осуще­ствлять контроль над американской внешней политикой. Эта борьба за власть была главной причиной отказа Белого дома информиро­вать конгресс о своей тайной деятельности.

Демократы хотели доказать, что план был санкционирован президентом. Республиканский Белый дом настаивал на том, что провал был результатом работы какого-то чересчур усердного пер­сонала, действующего без одобрения президента. Таким образом, различные расследования и огромное количество репортажей мень­ше обращали внимания на саму внешнюю политику, а больше всего

работали над вопросом — «кто знал что и когда». Ирангейт пре­вратился в информационную войну.

Утратившие силу воспоминания, обрывки документов, всячес­кие тайны, утечки информации, разного рода ложь — все это еще дает огромные возможности для того, чтобы глубоко осознать тради­ционное тактическое использование информации и злоупотребление ею. Но еще более важно то, что этот скандал дает ясное представле­ние о той политике, которая ожидает нас в будущем, — политике, в которой фактические сведения, информация, знания — все это будет политизировано так, как никогда ранее. Ибо, помимо шпионов и шпионских служб, новая система создания богатства опрометчиво толкает нас в эру инфополитики.

ЖАЖДА ЗНАНИЙ

Власть государства во все времена покоилась на том, что оно осуществляло контроль над силовыми структурами, производством материальных ценностей и знаниями. То, что претерпело глубокие изменения в наши дни, — это отношения между этими категория­ми. Новая суперсимволическая система роста благосостояния на­вязывает политической повестке дня широкий круг вопросов, свя­занных с информацией.

Это самые разнообразные вопросы — от частной собственнос­ти до пиратства товаров, от телекоммуникационной политики до компьютерной безопасности, от воспитания и внутренней торгов­ли до новой роли средств массовой информации. Но и то, что упомянуто, — это лишь небольшая надводная часть айсберга.

Информационная программа развития (инфопрограмма), хотя это пока еще и не замечается многими, действует столь стреми­тельно, что в Соединенных Штатах сто первый конгресс должен был иметь дело с более чем сотней внесенных на его рассмотрение законов, связанных с информационными вопросами. 26 из них имели отношение к тому, как федеральное правительство должно распространять факты и информацию, собранные за счет налого­плательщиков². Сегодня каждый человек, у которого есть компью-

тер и модем, может обратиться за информацией по несметному ряду вопросов к нескольким правительственным базам данных. Но как должно функционировать такое распространение информации? Надо ли правительству заключать контракт с внешними частными фирмами, чтобы они распределяли ее электронным способом и давали бы доступ к ней за плату? Многие работники библиотек, университетские ученые и сторонники гражданских свобод утвер­ждают, что правительственная информация должна не продавать­ся, а быть свободно доступной для общественности. С другой сто­роны, частные компании, служащие посредниками, утверждают, что они предоставляют дополнительные услуги, и это оправдывает взимаемую плату.

Однако инфопрограмма простирается очень далеко за преде­лы этих проблем.

Когда мы начинаем более глубоко осознавать суть новой су­персимволической экономики, становится очевидным, что ин­формационные проблемы больше не являются для нас далеки­ми или неясными. Общественность, само существование которой все больше зависит от манипулирования символами, также стано­вится все более чувствительной к их значению. Одна из вещей, которая уже была сделана, — это утверждение «права знать», особен­но в той сфере, которая непосредственно связана с благососто­янием людей.

В 1985 г. в отчете бюро рабочей статистики Соединенных Шта­тов сообщалось, что более половины из 2,2 млн. рабочих, подверг­шихся крупномасштабному увольнению, менее чем за 24 часа были извещены о том, что их выбрасывают на улицу³. К 1987 г. рабочие организации пытались провести закон, который требовал бы от крупных фирм при планировании серьезных увольнений извещать об этом своих работников за 60 дней и информировать об этом также городские и государственные управленческие структуры.

Работодатели резко выступали против предлагаемого закона, аргументируя это тем, что доступ общественности к этой инфор­мации подорвал бы усилия фирмы, направленные на спасение предприятия. Кто захотел бы вкладывать в него свои деньги, или сливаться с ним, или заключать контракт о работе с ним, или по­вторно финансировать его, если хотя бы что-нибудь стало извест­но о том, что ожидаются массовые увольнения?

Тем не менее росла поддержка этого мероприятия со стороны общественности. Лидер демократической партии в сенате сказал об этом так: «Это — не вопрос о рабочей силе. Это — вопрос о справедливости и честности»⁴.

К 1988 г. борьба по этому вопросу охватила весь Вашингтон, при этом конгресс был за него, а Белый дом — против. В конце концов, закон прошел, несмотря на угрозу президентского вето. Теперь американские рабочие и служащие имеют право заранее знать, когда они могут потерять работу из-за закрытия предпри­ятия.

Американцы хотят также иметь больше информации об усло­виях, в которых они трудятся. По всей территории Соединенных Штатов группы по охране окружающей среды и целые сообщества настойчиво требуют от компаний и правительственных служб де­тальных сведений о токсических отходах и других вариантах за­грязнения территории.

Недавно они почувствовали себя сильно уязвленными, узнав, что по крайней мере 30 раз между 1957 и 1985 г., т.е. чаще, чем раз в год, предприятие по ядерному оружию «Саванна Риве», располо­женное в Южной Каролине около Айкена, переживало то, что один ученый впоследствии определил как «происшествие с реактором, имеющее исключительно большое значение». Речь идет о крупной утечке радиоактивности и разрушении ядерного реактора, кото­рый оказался расплавленным. Однако ни одно из этих происше­ствий не было доведено до сведения местных жителей или широ­кой общественности. Ничего не было предпринято и тогда, когда ученый подчинился внутреннему меморандуму об этих «инциден­тах». Эта история не выходила на свет вплоть до 1988 г., когда она была обнародована на слушаниях в конгрессе.

Предприятием, работавшим на правительство Соединенных Штатов, управляли Е. И. дю Понт и Компания, и дю Понт был обвинен в сокрытии фактов. Компания немедленно выступила с опровержением, указывая, что она постоянно сообщала о несчаст­ных случаях в министерство энергетики.

Как известно, на этом этапе министерство признало себя ви­новным в том, что оно сохранило эти данные в тайне. Оно с голо­вой погрязло в военной секретности и традициях манхэттенского проекта, который привел к использованию атомной бомбы во Вто-

рой мировой войне. Однако общественное давление, направлен­ное на раскрытие этих тайн, вызвало внутреннюю борьбу между министром энергетики Джоном Херрингтоном, выступающим за более высокие требования надежности и большую открытость, и его собственными сотрудниками, которые сопротивлялись этому.

Но хотя внутри министерства и бушевал этот конфликт, рево­люционный новый закон начал действовать, впервые выступая с требованием, чтобы всем сообществам, на всей территории Со­единенных Штатов, была дана ясная и детальная информация о токсических отходах и других опасных материалах, которым они могут подвергнуться. «Впервые, — сказал Рихард Зигел, консуль­тант фирмы, которая помогла ускорить согласие на это трехсот различных предприятий, — общественность собирается узнать, что же выпускает предприятие, расположенное на той же улице». И это было еще одной явной победой в вопросе об общественном доступе к информации.

Все усиливающаяся борьба за гласность — это не только аме­риканский феномен, и она не ограничивается чисто национальными вопросами.

В японском городе Осака жители образовали организацию под названием «Право Знать Сеть Канзай», которая проводила акции в отношении муниципальных и префектурных органов управле­ния, требуя от них доступа к ранее засекреченной информации⁵. Из 12 запросов на имя префектур шесть были одобрены, а осталь­ные быстро отклонены. Среди этих последних был запрос об ин­формации, касающейся отчета по расходам губернатора.

Ответ правительства города Осака был, так сказать, крайне искусным. Когда группа потребовала документы, относящиеся к покупке картины Модильяни, которая украшает сейчас музей со­временного искусства Осаки, чиновники не ответили «нет». Они просто вообще не дали ответа. Однако требования обеспечить до­ступ к публичным документам как на местном, так и на общена­циональном уровнях не прекращались.

Рост того, что можно назвать осознанием роли информации («info-awareness»), идущий параллельно росту экономики, основан­ной на компьютерах, информации и коммуникации, вынудил пра­вительства разных стран уделять все больше внимания вопросам,

относящимся к знанию, — таким как секретность, общественный доступ, личное, частное дело.

С тех пор как Соединенные Штаты приняли акт о свободе информации в 1966 г., расширяющий право граждан на доступ к государственным документам, эта концепция распространяется и на другие передовые экономические системы⁶. Дания и Норвегия последовали этому примеру в 1970 г., Франция и Нидерланды — в 1978 г., Канада и Австралия — в 1982 г. Однако этот список не полностью отражает данную тенденцию, ибо гораздо большее чис­ло штатов, провинций и городов сами проявили такую законода­тельную инициативу, причем в ряде случаев они сделали это рань­ше, чем государство в целом. Именно так было в Японии, где пять префектур, пять крупных городов, два специальных округа и во­семь обычных городов уже сделали это в 1985 г.

В тот же самый период наблюдается быстрое распространение законов, определяющих право на частную собственность. Законы относительно частной собственности были приняты в Швеции в 1973 г., в Соединенных Штатах — в 1974 г. В 1978 г. их примеру последовали Канада, Дания, Франция и Западная Германия; Ве­ликобритания присоединилась к ним в 1984 г. Многие государства учредили агентства по «защите данных», специально предназна­ченные для того, чтобы предотвратить компьютерные злоупотреб­ления правом частной собственности. Естественно, что понятия и методы, используемые для этого, неодинаковы в разных странах, так же как и их эффективность. Тем не менее общая картина со­вершенно ясна: повсюду, где развивается суперсимволическая эко­номика, информационные вопросы становятся все более важны­ми в политическом отношении.