Липовецкий М. Условия игры // Литературное обозрение. 1988. № 7. С. 49.

Условно-метафорическая проза                                                    83

чет поскорее увидеть и попробовать то, над чем трудятся уже несколько поколений. Но по своей наивности он восклицает: “Цветной Капусты хоцца!” в самый разгар лицемерных дема­ гогических речений, разрушая ритуальное действо.

Как во многих сказках, в “Кроликах и удавах” Ф. Искан­ дера есть эпилог, который переводит сказочную условность в разряд реальной действительности. Писатель изобразил сооб­ щество скрепленных взаимным рабством покорных холопов и развращенных властью хозяев. И те и другие в тоталитарном государстве скованы страхом. И в эпилоге Ф. Искандер раз­ мышляет о возможной реакции на сказку. Он говорит о двух типах слушателей: мрачнеющем и оптимисте. Оптимист по­ считает, что все у кроликов не так уж плохо и можно выка­ рабкаться. По мнению Ф. Искандера, он плохо понимает суть. А вот мрачнеющий читатель видит всю глубину реальной пропасти, с него может начаться время перемен.

Н. Иванова считает “Кроликов и удавов” антиутопией. Это верно лишь отчасти. В антиутопии изображаются опас­ ные и непредвиденные последствия построения общества, соответствующего какому-то социальному идеалу. Но это всегда доведенная до логического конца реализация идеаль­ ного общества, представленная в некотором роде гипотетиче­ ски. В “Кроликах и удавах” изображены и художественно обобщены черты реального, на самом деле построенного об­ щества, обладающего реальными историческими и психологи­ ческими приметами, то есть действительность, уже осуществ­ ленная в социальной практике, а не предполагаемая, подана в условной форме.

“Кролики и удавы” — это социальная повесть, основанная на сказочном типе условности. В ней очень сильна ирониче­ ская интонация, возникающая на скрещении 1 ротеска и де­ тального реалистического изображения. Она обладает высо­ кими художественными качествами, что делает это произве­ дение значительным явлением литературы.

В условно-метафорической прозе важна не столько акку­ муляция условных приемов, сколько общая атмосфера произ­ ведения. Иногда писатели используют какую-то фантастиче­ скую деталь, которая переводит реалистическое по способу изображения произведение в регистр условно-метафори­ ческих.

В повести “Не успеть” Вяч. Рыбакова обрисован реаль­ ный, хотя несколько заостренный быт советской страны на­

84                                                                          Условно-метафорическая проза

чала перестройки. Все здесь узнаваемо: огромные очереди, в которые надо записываться (“Номерами в очередь руки испи­ саны от запястий до плеч”), и дефицит всего, и убогая жизнь коммуналок (действие происходит в тогда еще Ленинграде), и грязь во дворах. Все это кажется вечными приметами совет­ ской жизни. Но появилось и нечто новое: в телефонных буд­ ках “неприличных слов теперь уже почти не писали, вско­ лыхнулись новые, социальные интересы”. Теперь стены дают такие образцы неформального сознания: “Если встретишь наркомана, раздави, как таракана!”, “Люби свою Родину!”, “Фашистов мы разгромили, но курумпированную (в такой орфографии!) часть аппарата еще нет”.

Автор регистрирует черты времени, ментальность первых лет перестройки. Вот из кондитерского магазина разгорячен­ ная толпа выволакивает “двух вполне приличных молодых людей”, судя по акценту —эстонцев, не давая им купить ваф­ ли. Какой-то старичок, который “оказался способен мыслить по-государственному”, закричал, надрывая свой фальцет и очевидно сострадая: “Не надо! Не надо так грубо, они же от­ делятся!” И буквально в нескольких фразах воссоздается ат­ мосфера того периода, когда Эстония была накануне выхода из СССР, воссоздается типичная обывательская реакция.

Социальная и нравственная катастрофа, изображенная Вяч. Рыбаковым, какая-то тихая, без крови, без смертей. Но она может разразиться и кровью, и ненавистью. Зародыш этого виден в эпизоде с эстонцами. А возле лаборатории, тес­ тирующей на СПИД, дежурят “ребята”, придушивая тех, кто вы­ ходит в слезах. “Спидоноску придушили! — с кретинической радостью крикнул лохматый небритый паренек...”

Свобода, дарованная сверху, носит весьма странный ха­ рактер. Можно ругать масонов и инородцев, можно даже Кремль (!) обвинять в потакании им, можно проводить де­ монстрации (правда, с разрешения руководства).

Вяч. Рыбаков ироничен. Он все описывает точно и де­ тально, не искажая даже штрихов. Но каждая сцена коррек­ тируется авторской иронией.

“На площади перед райкомом стояла умеренных размеров толпа с лозунгами, стояла спокойно, из ее угла торчал, как значок римского легионера, шест с крупной надписью: “Демонстрация разрешена”. С такого расстояния не все ло­ зунги я мог разобрать, но некоторые читались отчетливо: “Перестройка — да! Анархия — нет!”, “Не позволим вбить

Условно-метафорическая проза                                                    85

клин между народом и партией, героически взявшей на себя ответственность за результаты своих действий и возглавившей процессы обновления!”, “Критикуя воина, ты критикуешь всю армию! Критикуя всю армию, ты оскорбляешь память павших!”

Мало того, что писатель намеренно приводит громоздкое, отнюдь не лозунговое выражение насчет партии, мало того, что он демонстрирует откровенную казуистику лозунга об ар­ мии. Он дает деталь, которая сразу показывает и уровень сво­ боды и независимости, и уровень социального сознания. Лю­ ди проходят мимо демонстрантов, не обращая никакого внимания на них, и заинтересовываются только тогда, когда из райкома на больших подносах демонстрантам выносят бу­ терброды с дефицитами из “закрытой” столовой.

Вяч. Рыбаков живописует экономическую катастрофу, ко­ торая тем страшнее, что растягивается на долгие годы, изну­ ряя и отупляя человека. Экономическая катастрофа влечет за собой нравственную. Даже герой повести Глеб Пойманов, доктор наук и специалист по социокультурной этике, весь погружен в быт. Он наблюдает, как “в обыденной жизни че­ ловек лишается выбора, этика теперь больше не нужна, ибо поведение стало безальтернативным” 1.

Остро, детально обрисовав засасывающий человека быт, Вяч. Рыбаков вводит фантастический мотив, который может рассматриваться как метафора.

В условиях разложения культуры, нравственных понятий восстает биологическая природа человека: у людей начинают расти крылья. Не у всех, а у тех, кто не может приспособить­ ся к развалу жизни, у наиболее тонко организованных людей. “Эскулапы наши считают, будто заболевают те, у которых оказались исчерпанными адаптационные возможности”. Вяч. Рыбаков показывает, как зарождается “общественное мнение” и как оно используется в идеологических целях. Факт вырастания крыльев объясняли по-разному. “  Пока

случаев были единицы, взлеты объявлялись мистикой, досу­ жей болтовней, вроде Бермудского треугольника... но теперь по стране, по данным ЮНЕСКО, в иные дни доходило до полутора сотен... Одни валили на нитраты и вообще на захи- миченность бытия, другие кивали на дальние последствия Чернобыля и Карачая,  а то и вообще на мутагенное воздейст-