Бердяев Н. Русская идея. Основные проблемы Русской мысли XIX века и начала XX века // о России и Русской философской культуре. М. , 1990. С. 235.

48                                                                                          Неоклассическая проза

В. Алфеева последовательно, детально излагает тонкости литургии. Но здесь писательница нарушает художественность ради доступности. Создается впечатление, что литургия про­ ходит не через сердце и душу героини, а воспринимается только глазами и слухом — отстраненно, холодно, вниматель­ но-точно. Некоторые высказывания игумена Михаила и тол­ кование христианства грешат категоричностью и вместе с тем вольной трактовкой, а горячие речи самой героини иногда кажутся высокопарными и книжными. В самом тексте повес­ ти игумен замечает: “Вы говорите высокие вещи. А мы здесь люди простые...” Все, что преподносится возвышенно и кра­ сиво, отец Михаил называет “литература”.

Повесть В. Алфеевой отразила взгляды и идеи одного из наиболее распространенных течений в русском православии — монашески-аскетического. Дело здесь не во внешних приме­ тах быта, а в отношении к миру и человеку. Герои повести уходят в монастырь ради спасения собственной души, а не ради изменения и спасения мира. В. Алфеева стремится убе­ дить, иногда императивно, что единственно истинное в этой жизни —отречение от мира.

В ином плане изображен монастырский быт в творчестве О. Николаевой. Он более светлый и радостный, лишенный крайностей аскезы. Он не отделен от мира непроницаемой стеной —мир входит в него, он сам входит в мир.

Повесть “Инвалид детства” О. Николаевой лишена дидак­ тики. Она тоньше, гармоничнее, цельнее, чем “Джвари” В. Алфеевой, идея не так откровенно выставлена наружу, а будто растворена в ткани произведения. Монастырский быт увиден глазами неверующей, светской “львицы”, красавицы с холодным аналитическим умом. У нее свой взгляд на жизнь, своя —весьма активная —позиция.

Религиозная идея не подается О. Николаевой в  готовом виде. Она рождается в острой полемике воинствующей эстет­ ки и атеистки Ирины с теми мыслями, которые она читает в дневнике сына Саши, покинувшего дом и ушедшего в по­ слушники, в споре о литературе, о Христе с отцом  Анатолием.

Монахи О. Николаевой очень разные по характерам, как и все люди. Они лишены той несколько утрированной мрачной святости, в ореоле которой их рисует В. Алфеева. Умен и ироничен Дионисий — веселый красавец-философ, подтвер­ ждающий свое имя жизнью. Талантлив иконописец Таврион;

Неоклассическая проза                                                                   49

искренен, убежденный в том, что мир Божий построен на любви, молодой монашек Анатолий. Даже старец Иероним, исцеляющий бесноватых, тот, от прикосновения которого может пустить зеленые побеги уже, казалось, засохшая груша, предстает как очень земной, простой человек, без каких-то знаков избранности. Монахи О. Николаевой более гармонич­ ны, чем у В. Алфеевой. Им не надо преодолевать в себе стра­ сти, ибо они уже преодолели их. Потому они не боятся тра­ пезничать за одним столом с женщиной, не противятся острым разговорам с ней. И в беседах они не пытаются убе­ дить в своей правоте, обратить в свою веру. Они владеют той высокой истиной, что Бог есть любовь. Отсюда их поведение, их отношение к окружающему миру — суетному, неблагопо­ лучному. Они не осуждают его, но готовы помочь каждому обрести любовь.

О.    Николаева показывает, что не всякий пришедший монастырь человек, готовый принять монашество, истинно верующий. Побег в пустынь для Саши — это бунт против ми­ ра взрослых, знак протеста. В раздерганной, полной противо­ речий действительности “леденящий пессимизм и какой-то страх жизни, смешанный со страхом смерти, заползают в ду­ шу... чувство тайны, живущее в душе, разрешается в искании таинственного, потребность в религии ищет выразиться в беспредметной религиозности, утолиться хотя музыкой рели­ гиозного чувства...” 1 У Саши нет веры, есть только желание, притом робкое, тут же пресекаемое волевой и решительной Ириной, уйти из мира. Его душа не преображается монастыр­ ской жизнью, в ней царят гордыня, высокомерие, любовь к себе — большая, чем к Богу. Александра привлекает не столь­ ко вера, сколько антураж, отличающийся от привычного с детства. Понимая это, старец Иероним отсылает Александра из монастыря, чтобы он обрел любовь — к матери, миру, а через них —к Богу. И это акт более религиозный и более хри­ стианский, чем увещевания неверующего. “У каждого, дитя мое, свой путь и свой крест... Поезжай с матерью, ты ей сей­ час очень нужен. Будь с ней ласков, великодушен, будь кро­ ток. Не забывай, что тебе ее поручил Господь”.

Проза О. Николаевой лишена мистичности. Она наполне­ на светом и надеждой даже тогда, когда действительность вы­