Усовершенствованное огнестрельное оружие оказало влияние на структуру армии. Изменилось соотношение родов войск, развивались новые и совершенствовались старые рода войск.

Пехота потеряла свою однородность, разделившись на два вида — на пикинеров и мушкетеров, соотношение которых непрерывно изменялось в пользу мушкетеров. Это было следствием усовершенствования мушкета и накапливания опыта умелого использования нового вида пехоты в бою. На мушкетеров пока еще возлагалась пассивная задача — обеспечение пикннеров от атак конницы. Но они сами еще нуждались в прикрытии. Подготавливать огнем атаку пикинеров, решавших исход боя, мушкетеры еще не могли; выполнению этой задачи не соответствовали тактико-технические данные мушкета. Однако от командования уже требовалось умение организовать взаимодействие в бою этих двух видов пехоты.

В коннице происходил обратный процесс — восстановление ее однородности. С появлением на поле боя драгун деление конницы на тяжелую — рыцарскую (жандармов) и легкую утрачивало смысл. В XVI в. жандармы еще участвовали в бою, но мушкет лишил тяжелую конницу ее преимуществ — он пробил латы тяжелого кавалериста. Драгунская конница стала вытеснять жандармов. [606]

Артиллерия разделилась на три основных вида: крепостную, осадную и полевую. Каждый ее вид начинал получать определенные калибры орудий. Многокалиберность постепенно сокращалась, что улучшало условия применения артиллерии, утратившей цеховой характер и превратившейся в новый род войск.

Атака крепости стала теперь сильнее ее обороны. Это повлекло за собой изменение как в плане, так и в профиле долговременных укреплений. Сильное фланкирование подступов артиллерийским огнем стало основным требованием, предъявляемым к крепости. Возникли полевые укрепления, как следствие применения в бою полевой артиллерии.

Изменения социально-экономических, политических и военно-технических условий ведения войны и боя оказали значительное влияние на развитие военного искусства. Однако в XVI в., исключая его конец, можно видеть по существу лишь количественные изменения, в частности, в развитии боевых порядков. Эти постепенные изменения подготовили переворот в способах ведения войны и боя.

Основными политическими целями войн XVI в. были: укрепление феодально-абсолютистских государств, сохранение раздробленности Италии и Германии и раздел Италии. Гражданские войны (во Франции и Германии) вели классовые группировки феодалов, внешние войны были коалиционными. Состав коалиций был неустойчив и менялся даже в ходе войны, что оказывало влияние на стратегию. Изменение политической обстановки и состава коалиций меняло характер стратегии и стратегические цели. Нередко стратегические успехи сводились на нет политикой государств, участвовавших в коалиции, и даже политикой нейтральных государств. Сложные противоречия (классовые, национальные, коалиционные, династические и многие другие) определяли затяжной характер войн и многообразие стратегических форм.

Итальянский поход французского войска в 1494 г. показывает, вопреки утверждению Дельбрюка, что без тактики бывает стратегия, составляющая часть политики и ей подчиняющаяся; что сумма тактических действий не определяет стратегический результат. Как стратегия в руках политики является одним из решительных средств борьбы, так и тактика — средством стратегии.

По утверждению Дельбрюка, вся «эпоха» итальянских войн живет под влиянием идеи «стратегии измора». «Для этого рода стратегии я придумал некогда название «стратегии измора», — писал Дельбрюк, — или «двухполюсной стратегии», т. е. такой, при которой полководец выбирает от момента к моменту — добиваться ли ему намеченной цели путем сражения или же маневра, так что его решения непрерывно [607] колеблются между обоими полюсами маневра и сражения, склоняясь то к одному, то к другому.

Этой стратегии противопоставляется другая, целиком направленная на то, чтобы атаковать неприятельские вооруженные силы, сокрушить их и подчинить побежденного воле победителя — стратегия сокрушения»{362}.

Схему двух родов стратегии и терминологию для нее придумал Дельбрюк. Но эта надуманная схема, в которую он втиснул стратегию войн XVI в., искажает действительность. В итальянских войнах, например, можно видеть не противопоставление маневра сражению, а такой маневр, следствием которого было сражение с целью сокрушения противника и подчинения побежденного воле победителя. Осуществлялся также маневр и с целью уклонения от сражения в данной невыгодной стратегической обстановке. Цели и формы стратегии многообразны, они не укладываются в схему Дельбрюка, так как определяются прежде всего политической обстановкой, соотношением и группировкой сил, замыслом командования, твердостью его воли для достижения намеченной цели и многими другими факторами.

Изменение состава и численности вооруженных сил, усовершенствование нового оружия, новая структура армии — все это оказало влияние на тактику. Армию на поле боя стали расчленять на все большее количество тактических единиц и уменьшали глубину их построения, что увеличивало возможности маневра. Боевой порядок стал вытягиваться по фронту, но построение его составных частей все еще было довольно глубоким. Исход боя решали атаки сомкнутых масс пехоты и конницы. Артиллерия и мушкетеры решали вспомогательные задачи, так как их огонь не массировался, для чего еще не было ни технических возможностей, ни опыта.

От командования теперь требовалось умение организовать взаимодействие в бою родов войск и составных частей боевого порядка, а также маневрировать ими в ходе боя. Поэтому вопросам управления войсками на практике и в теории уделялось значительное внимание.

Изменение способов ведения войны и боя, возникновение нового рода войск и изменение структуры старых родов войск — все это определило усложнение и изменение форм организации армии. Административно-хозяйственной единицей становилась рота, которая в бою входила в общую массу батальона, являвшегося тактической единицей. Батальоны начинали сводиться в бригады. Конница и артиллерия продолжали разделяться лишь по своим видам: тяжелая, легкая, драгунская конница; крепостная, осадная, полевая артиллерия. [608]

В военной науке также произошли значительные изменения. Хотя военные теоретики все еще продолжали исходить из организационного и боевого опыта древних греков и римлян, однако они вынуждены были считаться с новой социально-экономической, политической и военно-технической базой развития вооруженных сил и военного искусства. В целом же военная наука отставала, военно-теоретическая мысль не видела перспектив развития военного искусства. Новые, прогрессивные для того времени наемные войска считались злом, для устранения которого предлагались различные рецепты, зачастую нереальные. Новое оружие также рассматривалось как неизбежное зло. Изобретались лишь способы, как обезвредить его действия. В теории не разрабатывались тактические вопросы нового рода войск, не изыскивались способы тактически целесообразного и наиболее эффективного его использования.

Военная теория начиналась с рекомендации модернизированного старого и с огульного отрицания нового, даже с противодействия ему. Но это была особая форма движения вперед военной науки в целом и, в частности, военного искусства.

* * *

Второй этап феодального периода войны характерен становлением новых основ военного искусства, которым приходилось отстаивать свое право на существование в упорной борьбе с носителями уже отживших порядков. Все еще продолжали существовать старые формы вооруженной организации, но они наполнялись новым содержанием, требовавшим новых форм военного устройства.

В результате развития производства в недрах феодального общества росли новые общественные силы, вследствие чего господствующие классы уже не могли сохранять свою власть старыми способами. Требовалась новая политическая форма, и она возникла. Сущностью ее было самодержавие — королевская власть в государствах Западной Европы, «государь всея Руси» в Восточной Европе. Социальной опорой самодержавия являлись помещики-дворяне и богатая верхушка городов. Его орудием были разветвленный бюрократический аппарат управления и войско.

Сложившиеся нации явились новым фактором общественного развития, определившим особенности вооруженной организации. В Русском централизованном государстве возникло однородное национальное войско, в государствах Западной Европы — разноплеменные наемные войска, в которых национальные различия определяли лишь особенности боевых качеств наемников. В результате этого дисциплина имела различные основы: в русском войске прочность ее определялась прежде всего пониманием общегосударственных национальных [609] задач, а также наличием моральной опоры, которой являлась религия; в наемных войсках государств Западной Европы основой дисциплины были личная материальная заинтересованность наемника, а также методы физического принуждения. Дисциплина в национальном русском войске оказывалась более прочной, чем в наемных войсках.

Боеспособность наемников различных национальностей в Западной Европе изменялась: лучшими наемниками сначала считались кондотьеры Северной Италии, затем фламандцы, потом швейцарцы, немецкие ландскнехты и, наконец, испанцы.

Ни во Франции, ни в итальянских городах, по утверждению Дельбрюка, не удалось создать равноценную с ландскнехтами пехоту. «Наряду с немцами одни лишь испанцы сумели в первое время создать годную для войны пехоту по образцу швейцарской»{363}. Это произошло лишь потому, что у испанцев оказался контакт с немецкими ландскнехтами, появившимися в Испании в 1506 г. (3 тыс.. человек). «Причина неудачи французов заключается в отсутствии исходной точки — контакта с швейцарцами»{364}, являвшимися «родоначальниками ландскнехтов».

У немецких ландскнехтов не было никаких особенных врожденных военных способностей, наличие которых старался доказать немецкий историк. Боеспособность наемников различной национальности фактически являлась исторически переходящей величиной, определявшейся изменением социально-экономических условий и политических целей борьбы. Фламандцы, швейцарцы и многие другие выявляли высокую боеспособность прежде всего тогда, когда они сражались за достижение своих политических целей. Превращаясь же в типичных наемников, служивших тому, кто больше платит, они утрачивали свои боевые качества.

В развитии вооруженной организации XIV — XVI вв. важное значение имело возникновение новой материально-технической базы вооруженной борьбы. Огнестрельное оружие подготавливало полный переворот в способах ведения войны и боя. Но само оно находилось еще в младенческом возрасте, было технически несовершенно и малоэффективно. В течение двух с половиной веков создавались лишь материально-технические предпосылки для переворота в военном искусстве, который произошел в XVII в.

Однако новое оружие определило изменение структуры войска. Прежде всего изменялось соотношение конницы и пехоты на основе повышения роли пехоты в бою и уменьшения роли конницы. Новая обстановка боевой деятельности исключала возможность рационального применения тяжелой рыцарской [610] конницы. Требовался род войск, способный маневрировать на поле боя и взаимодействовать с пехотой. Возник и оформлялся новый роя войск — артиллерия. Зарождались инженерные войска. Старые и новые рода войск являлись цеховыми корпорациями, которые были временно и внешне связаны между собой неустойчивыми формами организации. При этом формы административного устройства не совпадали с формами организации для боевой деятельности. Все это было одной из причин примитивности военного искусства. В стратегии и тактике творчество командования ограничивалось незначительным расчленением и недостаточной сплоченностью войск.

Социально-экономические, политические и военно-технические условия вызвали изменение вооруженной организации в целом. Устаревшая феодальная система не способна была решать новые политические задачи. В Русском государстве и в государствах Западной Европы шел процесс становления постоянного войска, в связи с чем создавались предпосылки для организации регулярней армии. В этом отношении вооруженная организация Русского государства имела несомненные преимущества.

Успешное решение политических и стратегических задач зависит не только от характера и степени технического оснащения войска, но и от его численности. Второй этап феодального периода войны характеризуется ростом численности войска и флота европейских государств и стремлением самодержавной власти создать свою наиболее сильную вооруженную организацию. Действительно, на полях сражений XIV — XVI вв. появилось войско, насчитывавшее тысячи, а иногда и десятки тысяч человек вместо сотен (редко более одной тысячи рыцарей), участвовавших в бою в период феодальной раздробленности. Однако очевидцы — современники, русские летописцы, западноевропейские хронисты — часто желаемое выдавали за действительное, сообщали сведения недостоверные, явно преувеличенные. В источниках этого периода встречаются сообщения о многотысячных и миллионных армиях. Но этот миф о массовых армиях опровергается такой отраслью знаний, как военная статистика, пока, правда, еще не завоевавшей своего места в военно-исторической науке. Одна из первых задач военной статистики заключается в исследовании количественных показателей военно-исторических источников. В таком важном вопросе как возможная численность войск военная статистика исходит из численности населения страны, классового характера войска и системы его комплектования, возможного в данной обстановке мобилизационного напряжения, наличия материально-технических, продовольственных и фуражных ресурсов и системы снабжения. Если все это учесть, то оказывается, что в большинстве случаев определение [611] численности войск очевидцами «на глазок» не может соответствовать действительности. В отношении опровержения мифических цифр труд Дельбрюка несомненно полезен, так как он помогает уяснить действительную обстановку изучаемых войн и сражений, в которой соотношение сил сторон является весьма важным фактором. Как вывод следует отметить, что в XIV — XVI вв. государства Европы не располагали людскими и материальными ресурсами, а также административным аппаратом для организации и содержания стотысячных армий. В сражениях фактически участвовали десятки тысяч воинов. Это же полностью относится и к численности русского войска.

Однако численность войска, а следовательно, и соотношение сил являются лишь одним из факторов, определяющих особенности стратегии. Боевой опыт второго этапа феодального периода войны еще раз подтверждает, что характер стратегии зависит прежде всего от политической обстановки и политических целей, для достижения которых война ведется. Имеет также значение классовый состав войска и различие в характере вооруженной организации.

В XIV — XVI вв. в Русском государстве и в государствах Западной Европы шла борьба за преодоление феодальной раздробленности и утверждение централизованных государств. Но эта борьба протекала в различной внешней политической обстановке. Англия, Франция, Испания и Германская империя вели борьбу за раздел Европы. Русскому же народу приходилось вести тяжелую борьбу за освобождение от татарского ига и за уничтожение его внешнеполитических последствий путем воссоединения русских земель, захваченных ранее соседями. Все это определяло различный характер стратегии армий разных государств.

Правительство Русского государства опиралось не только на господствующий класс, но и на широкие народные массы, что позволяло собирать под знамена представителей всех слоев населения. Так, в Куликовской битве участвовало общенародное войско. Псков обороняли горожане. В ходе Столетней войны феодалы Франции боялись опереться на крестьян и горожан, патриотизм которых фактически и решил исход войны. Война за раздел Италии велась силами наемного войска.

Политической целью войн с Казанским и Астраханским ханствами являлось обеспечение восточной и юго-восточной границ Русского государства и безопасности волжского торгового пути. Это определило крупные стратегические цели походов русского войска на восток и юго-восток.

Многолетняя Ливонская война имела основной целью возвращение выхода в Балтийское море. Поэтому борьба за порты на Балтике была основным стратегическим содержанием войны. В Столетней войне, в швейцарских и бургундских [612] Войнах, а также в итальянских походах, как правило, преследовались мелкие стратегические цели, достижение которых не оказывало существенного влияния на общий ход этих войн, и военные действия не носили решительного характера.

Преимущество русской вооруженной организации по сравнению с наемным войском государств Западной Европы заключалось в национальной однородности русского войска, следствием чего явилась и его более прочная дисциплина. Все это позволяло выдерживать длительную и тяжелую борьбу для достижения стратегических целей. Эта борьба имела решительный характер. Устройство русского войска допускало самостоятельность деятельности военачальников, способствовало развитию инициативы и широкому использованию момента внезапности. Одновременно следует отмстить наибольшую централизацию стратегического руководства а русском войске.

Во втором этапе феодального периода войны можно говорить о стратегии войска угнетенных классов, поднявшихся на освободительную войну. Во Франции перед вооруженными организациями крестьян и горожан вставали большие классовые стратегические задачи, но командованию революционных войск не удавалось организовать взаимодействие крестьянских и городских отрядов. К тому же феодальная реакция обезглавливала революционные массы, лишала их вождей. Только табориты в многолетней борьбе часто добивались стратегических результатов, переходя от кратковременной обороны к длительному стратегическому наступлению. В крестьянской войне в Германии большие силы восставших крестьян не имели централизованного руководства и единого командования, одним из следствий чего было отсутствие стратегических целей борьбы. Неорганизованностью крестьянских масс пользовалась феодальная реакция, располагавшая небольшими и малонадежными войсками, состоявшими в большинстве своем из наемников.