В тактическом отношении заслуживают внимания организация сторожевой службы на «Черте», мобильность войск и гибкость руководства обороной.

Сторожи своевременно обнаружили набег татар, несмотря на скрытность их подготовки, обман русского посла крымским ханом и быстроту марша. Сведения об изменениях в обстановке и о месте нахождения врага своевременно поступали в Москву. Указы полковым воеводам рассылались быстро и изменялись на основании получаемых новых данных: вначале пунктом сосредоточения был назначен Серпухов, а затем район села Коломенского под Москвой, куда полки прибыли без опоздания, упредив противника.

В системе обороны Москвы важную роль сыграл обоз (гуляй-город), который татары не решились штурмовать. Следовательно, он представлял собой солидное полевое оборонительное сооружение.

Из сообщений дьяка Тимофеева и Флетчера можно сделать вывод о различных способах развертывания обоза (гуляй-города): в форме круговой ограды на значительной площади для размещения рати, в виде двух параллельных стенок, защищавших стрельцов, и в качестве отдельных подвижных опорных пунктов, взаимодействовавших на поле боя. Таким образом, применение обоза (гуляй-города) не было шаблонным и определялось обстановкой, главными элементами которой являлись: противник, характер местности и решение о способе действии своей рати.

Характерна завязка боя — «травля», представлявшая собой схватки с врагом силами лучших сотен. Это была длительная борьба, изматывавшая противника, которая, однако, не перерастала в общий бой, так как главные силы рати находились под защитой обоза (гуляй-города), куда укрывались также «травившиеся» сотни от одолевавшего врага и для отдыха.

Для преследования отступавшего противника выделялись «скорые» (легкие) полки конницы. Главные же силы рати двигались за ними осторожно, в значительном удалении, чтобы не попасть в засаду и не подвергнуться внезапному нападению противника. [60]

Военное искусство русского войска в период борьбы со скрытой интервенцией польских феодалов в 1604–1606 гг.

Последствия разрухи 70–80-х годов правительство «дворянского царя» Бориса Годунова преодолевало за счет усиления феодально-крепостнической эксплуатации крестьянства и низов посада. В результате такой политики в 90-х годах XVI в. происходили открытые выступления крестьян, отказывавшихся от выполнения феодальных повинностей, изгонявших и избивавших представителей землевладельческой администрации, рубивших леса, захватывавших землю.

«Чернь» посада неоднократно поднималась против богатой верхушки в Москве (1584, 1586, 1591 гг.) и в других городах (в 1586 г. — в Соли Вычегодской, в Ливнах и в ряде других городов). В 1591 г. в г. Угличе в связи с убийством царевича Дмитрия произошло восстание городских низов, разгромивших «дьячью избу» и убивших дьяка.

Классовая борьба обострилась еще сильнее в связи с неурожаями и голодом 1601–1603 гг. Господствующие классы воспользовались этой обстановкой для «похлопления» масс крестьян и посадского люда, вследствие чего расширялась открытая антифеодальная борьба. Так, в сентябре 1603 г. в южной и центральной частях страны началось массовое восстание боярских и дворянских холопов и крестьян, выдвинувших своим вождем Хлопка. Под командованием Хлопка восставшие разбили значительный отряд правительственных войск. Только сильная рать в бою 9 сентября 1603 г. «едва возмогоша их окоянных осилить», потеряв убитыми окольничьего И. Ф. Басманова, с трудом подавила восстание. Хлопок был захвачен в плен и казнен. Некоторой части сражавшихся повстанцев удалось бежать в украинные земли. Восстание под предводительством Хлопка являлось «наиболее грозным предвестником восстания Болотникова»{51}.

Наблюдавший за событиями в Русском государстве в начале XVII в. англичанин Флетчер писал, что обострявшаяся борьба должна привести к гражданской войне. Его прогноз оказался правильным.

Развернувшаяся гражданская война в России протекала в сложной международной обстановке, в обстановке интервенции польских и шведских феодалов, стремившихся расчленить Русское государство и вновь закабалить русский народ, сбросивший татарское иго немногим более ста лет перед этим.

Внутреннее и внешнее положение Речи Посполитой не позволяло развязать новую войну против Русского государства. [61] Поэтому польские феодалы с согласия своего короля Сигизмунда III подготовили и начали замаскированную интервенцию. Орудием в их руках явился авантюрист — самозванец, который называл себя сыном царя Ивана IV Дмитрием, якобы спасшимся от убийц. На самом деле это был из детей боярских монах-расстрига Гришка Отрепьев.

В 1602 г. в Брагине при дворе Вишневецкого появился этот самозванец. Польский магнат стал ему помогать в собирании сил для похода на Москву с целью свержения Бориса Годунова и восстановления «прав» Лжедмитрия на царство.

В январе 1604 г. в Лубнах собрался небольшой отряд из польской шляхты и казаков. Лжедмитрий I и Вишневецкий решили провести дипломатическую подготовку вторжения, заручившись поддержкой короля и папского нунция.

В марте в Кракове польский король принял самозванца и заключил с ним тайный договор, по которому к Речи Посполитой должны были отойти Смоленск и Северская земля. Лжедмитрий I обязывался также предоставить королю средства для ведения войны со Швецией. Сигизмунд же обещал не препятствовать самозванцу вести на польской территории подготовку к вторжению в пределы Русского государства.

По соглашению с папским нунцием и иезуитами Лжедмитрий I обязался во всей стране переменить православную религию на римско-католическую, а также «учредить школы в городах и деревнях»{52} для воспитания юношества и направления его на «истинный» путь, приемлемый для польских феодалов и иезуитов.

По частному соглашению с сандомирским воеводой Юрием Мнишек, который должен был возглавить польские отряды, во владение его дочери (будущей жены Лжедмитрия) переходили Новгородская и Псковская земли. Сверх этого, самозванец обязывался выдать воеводе из московской казны крупные суммы и «уплатить все, что польские паны и иезуиты из некоторых монастырей дадут ему взаймы»{53}.

Заручившись негласной политической поддержкой польского короля и получив материальные средства от польско-литовских феодалов и иезуитов, Лжедмитрий и Мнишек приступили к военной подготовке вторжения.

Ядром войска интервентов являлись добровольное ополчение польско-литовской шляхты и русская дружина из эмигрантов, проживавших на территории польско-литовского государства.

Главную надежду авантюристы возлагали на «казаков на [62] реке Волге и в других местах» (Исаак Масса), и особенно на донских казаков, находившихся на русской службе и выражавших явное недовольство боярскими притеснениями.

Самозванец обратился к черкасам (украинным казакам) с просьбой о помощи ему как законному наследнику Московского государства.

По сообщению Массы, 8 тыс. казаков собрались на раду, где было решено отправить делегацию к Лжедмитрию с целью установить, действительно ли он царевич Дмитрий. Делегаты казаков признали самозванца и решили пойти к нему на службу.

Главной же движущей силой в борьбе самозванца и польско-литовских интервентов против войск правительства Годунова оказалось крестьянство, восставшее против феодального гнета. Лжедмитрий ловко пользовался «царистскими» настроениями крестьян, веривших в «хорошего царя» и присоединившихся к самозванцу. Правительство Годунова свирепо расправлялось со всеми сторонниками Лжедмитрия, что шло самозванцу на пользу. Так, например, в Комарицкую волость, присягнувшую самозванцу, Годунов под командованием Симеона Бекбулатовича послал карательный отряд, который разорял и жег деревни, подвергал пыткам и истреблял жителей, не щадя детей, женщин и стариков. Лжедмитрий издал указ об освобождении спасшегося населения волости от всяких налогов на десять лет. После этого усилился переход крестьян на сторону самозванца.

От крепостнической кабалы и от преследований царскими властями в «дикое поле» (местность к югу от «Черты») бежали холопы, крепостные крестьяне, угнетенный посадский люд. Келарь Троицкого монастыря Авраамий Палицын сообщает о том, что только в Калуге и Туле сидело в осаде более 20 тыс. восставших беглых холопов, помимо тех, которые находились в этих городах{54}.

На территории «дикого поля» находилось много людей, враждебно настроенных против существовавших порядков. Учитывая это обстоятельство, а также силы донского и украинного казачества, Лжедмитрий и польско-литовские феодалы наметили район «дикого поля» базой для наступления на Москву. На смоленском стратегическом направлении таких условий для создания базы похода не было.

На сторону Лжедмитрия переходила боярская знать, недовольная политикой правительства Годунова, а также дворяне, [63] боявшиеся крестьянских восстаний. Оказывали ему поддержку низы городского посада и мелкий служилый люд.

Крестьяне, посадские и служилые люди, дворяне, многие бояре и казаки не понимали того, что Лжедмитрий фактически являлся ставленником польско-литовских феодалов и что все они оказывались орудием интервентов, пытавшихся загребать жар чужими руками.