Разные виды, роды и градации творчества

Проблесков творчества в жизни у нас — сколько хочешь. Мы к ним так привыкли, что и не ставим ни во что и, уж во всяком случае, за творчество не считаем. А между тем, удачно вырвавшееся слово — творчество; вовремя, инстинктивно, без всякой подготовки и выучки сделанное ловко движение: прыжок, падение, удар — творчество.

Как будто слово или движение вырвалось не по ассоциации смежности, не грубо автоматично, а подчиняясь какой-то вполне целесообразной мысли, которую второпях я и сам-то у себя не заметил; то ли она промелькнула слишком быстро в моем сознании, то ли совсем в сознании-то и не появлялась, а влияла на меня, находясь сама где-то в моем подсознательном, мне неведомом.

Всеми этими подсознательными процессами мы не владеем. Так же как не владеем и другими нашими функциями: пищеварением, кровообращением и проч. Но так же как эти вполне реальны, так реальны и наши психические тайники. Они сложны, многообразны, совсем еще почти не изучены, но куда более могущественны, чем даже нашумевшая в наше время внутренняя секреция.

О подсознании и о связи творчества с рефлексами я надеюсь специально и подробно говорить в следующей книге.

А теперь возвращусь опять к проблескам творчества и крупицам, которые мы рассыпаем, не задумываясь, направо и налево. Верные мысли и наблюдения, остроумные словечки, которые без труда, без натуги вырываются сами нежданные-негаданные за обедом, во время прогулки, дружеской беседы. Разве нельзя их сравнить с рисунком

художника, когда за разговором карандаш его сам скользит по бумаге, и как будто непроизвольно сами собой появляются прозрачные пейзажи, тонкие профили. Наброски, намеки, эскизы.

В противоположность этому крупное художественное произведение (роман, картина, роль), философское или научное сочинение (обоснованное доказательствами исследований) требуют долгой упорной и кропотливой работы, громадной выдержки, терпения, длительного увлечения и вообще, что называется, «работы».

Есть люди, способные выдержать это длительное напряжение, их мало, а большинство ограничивается случайными мелкими находками — искорками творчества. И таких — не большинство, а просто все, все остальные.

Способный создать крупное, объемистое, не лишен, конечно, дара быть мелким творцом, а способный к мелкому может создать при известных условиях и крупное: написать большую картину, выпустить книгу, осилить сложную роль.

В качественном отношении такое произведение, несмотря на его сложность и объем, может, конечно, быть и не очень высокого сорта.

«Высота» зависит от высоты самого творца.

Чем выше произведение, тем оно оригинальнее, глубже, тем более открывает новых горизонтов и уносит нас, маленьких людей, от нашей обыденности в сферы высших истин или, никуда не унося, позволяет увидеть высшее и истинное в нашем незаметном, надоевшем и как будто бы ничтожном и ненужном будничном дне.

 

Много есть самых разнообразных разновидностей творчества. Между ними есть разновидности... очень смешные.

По своей механике они ничем не отличаются от других, отличие только в побудительных причинах.

Ночью в лесу со страху чего только не померещится: фантазия из куста делает шайку сидящих в засаде разбойников; из шума от собственных шагов — топот лошади... и всё от трусости.

Чего не бывает от скуки, от безделья, от пустоты жизни? Как часто можем наблюдать у себя ли, у других ли всякого рода выдуманные увлечения. Чем угодно: делом, идеей, человеком...

Сюда, например, следует отнести частые случаи выдуманной любви.

Классический пример: увлечение Софьи Молчалиным. Никакой любви, конечно, там и не было, откуда ей быть? просто хотелось, чтобы кто-то обожал, восхищался. Появился подходящий молодой человек, и фантазия снабдила его всякими редчайшими достоинствами.

Трезвая головка Лизы прекрасно в этом разбирается:

 

Бог знает, за него что выдумали вы,

Чем голова его ввек не была набита!

 

Такая любовь не выдерживает малейшего испытания: один толчок, и всё — как рукой сняло.

Много бывает всяких фантазий и от болезненности, и от распущенности и от всего...

Разные бывают творчества и всевозможные градации — от самых мелких до крупнейших, поражающих своей величиной и обхватом. От самых низших, безвкусных до высших, полных глубочайших интуиции.

И, невзирая на разницу, все-таки все они должны быть названы творчеством.

Не только у разных художников, часто у одного и того же, такая пестрота, что поверить трудно: неужели оба произведения вышли из рук одного мастера?

Объяснение очень простое: если произведение делалось наспех, с одного раза и не попало в силу каких-нибудь причин в переделку, то ценность, высота его зависит единственно от того, каков в этот час, в эту минуту был сам художник, какой гранью повернулся он к жизни.

Один ведь и тот же человек — то мелок, незначителен, даже груб, даже пошл, циничен и безвкусен, — то вдруг проблеск величия мысли и высокого вдохновения.

Отсюда и разница: то самое первобытное и незатейливое творчество дикаря, то — рафинированного художника, луч-

шего представителя своего времени. А бывает и еще выше: художник одним махом, интуитивно поднимется далеко за пределы своей эпохи. И среди современников, способных понять его, находятся всего каких-нибудь несколько человек. Настоящая же оценка и признание приходят значительно позднее его смерти...