Новая волна: ультрадетальные эмпирические исследования

Относительно новое направление в гуманистической социологии осно-вывано на проработке микрофакторов в социальных процессах, внимании к конкретным жизненным ситуациям, повседневным делам людей. Данное направление называют то радикальной микросоциологией и этнометодо-логией, то когнитивной социологией и социальной феноменологией, то «новой волной». Его теоретико-методологические основания заложены в работах Гарфинкеля и Цикурела. Однако в 1970-е гг. оно распалось на мно­жество поднаправлений, одно из них представлено школой ультрадеталь­ных исследований. К сторонникам нового направления относят X. Лаккса, Е. Щеглоффа, Г. Гофмана, С. Клегга и др. Во многом это связано с обо­стрившимся в последние годы интересом к применению аудио- и видеоза-писывающих устройств в сфере изучения того, что люди делают, говорят и думают, находясь в реальном потоке «ежеминутного» опыта.

Методологическая стратегия представителей новой волны заключается в переводе макрофеноменов, выражающих такие абстракции, как «государ­ство», «социальный институт» или «культура», в совокупность повторяю­щихся микровзаимодействий (интеракций), протекающих в «секундной» (second-by-second) зоне. Сторонники нового направления убеждены, что такого рода нормативные понятия в традиционной социологии являются лишь ретроспективным итогом или вербальной конструкцией ученого, но никак не свидетельством «из первых рук». Неверно считать, что человек за­ранее знает правила и в соответствии с ними строит свое поведение. Цен­ности и нормы поведения людей не могут быть вербализованы без проти­воречия. То же касается и теоретических абстракций, которые отражают по­вседневную реальность взаимодействующих в микроситуациях индивидов.

Оперируя подобными понятиями, как «стенограммами микроявлений», ученый сам не способен покинуть свою собственную микроситуацию. Все, что он делает, — это, по существу, компиляция: он суммирует серии кодов в анкете и трансляционные процедуры до тех пор, пока текст не будет готов и его нельзя будет представить как репрезентацию микроявлений. Ученый по­стоянно консервирует социологическую информацию в закрытые вопросы. Возможно, что все социологические данные, предстающие перед нами, счи­тает Р. Коллинс, есть лишь «пробные» микроутверждения, которые хотя и являются полезными аппроксимациями реальности, но их эмпирическая на­дежность зависит от того, в какой степени нам удалось установить, что она не представляет собой искажающей реификации.

Микросоциология как детальный анализ повседневного поведения лю­дей явилась реакцией на кризис нормативной социологии, произошедший, по мнению сторонников «новой волны», в середине XX столетия. Норма­тивная социология, или макросоциология, изучает крупномасштабные и долговременные процессы в экономике, культуре, социальных классах и т.п. Однако представители данной школы должны переводить макрояв­ления в комбинацию микрособытий. Возникает своего рода теоретическая типология уровней социального объекта, где в системе пространственно-временных координат откладываются события, начиная с минутной лока­лизации и кончая растянутыми на тысячелетия историческими катаклиз­мами и макроявлениями.

Фиксация микрофеноменов невозможна без применения современной техники для записи естественного человеческого разговора, выявления его эмоциональной окраски и тональности. Ведь значительная часть полезной информации скрывается именно в ритмике нашей речи. Фотографирование непринужденных поз и движений человека помогает провести углубленный анализ скрытого от глаз контекста повседневной реальности.

КРИТИКА АМЕРИКАНСКОЙ АКАДЕМИЧЕСКОЙ СОЦИОЛОГИИ

Известный американский социолог Райт Миллс (1916— 1962) прославился не только великолепными исследованиями социальной стратификации, но и критическим анализом состояния современной академической социоло­гии⁵³. Ему, как Т. Веблену, был свойствен сократовский пафос сомнения и правдоискательства.

Его творческие изыскания относятся к двум крупным областям: 1) поли­тический радикализм — критика существующего социального строя, в кото­ром господствуют бюрократия и властвующие элиты; 2) социологический ра­дикализм — критика американской социологии, впавшей в абстрактный эм­пиризм и спекулятивное философствование. В последние годы своей жизни Миллс стал бескомпромиссным критиком. Кроме критической части, вклю­чающей два указанных раздела, Миллс разработал конструктивную програм-

Подробнее см.: Кравченко А.И. «Социологическое воображение» Р. Миллса // Социологические исследования. 1994. № 1. С. 114-122.

му, названную им «новой социологией»: переустройство социологии на фун­даменте духовных ценностей и возвращение к «высокой классике».

Манифест радикальной социологии

Книга «Социологическое воображение» занимает особое место в творчес­кой биографии Р. Миллса и в истории современной социологии⁵³. В ней ав­тор выносит приговор святая святых американской социологии — эмпиричес­кой методологии П. Лазарсфельда и «большой теории» Т. Парсонса. Если и было чем гордиться американским социологам в середине XX в., так это дву­мя великими достижениями — мощной эмпирической индустрией, выпуска­ющей каждый месяц десятки и сотни изготовленных по всем требованиям научного метода образцовых исследований, и самой грандиозной теоре­тической системой в современной социологии, затмившей все уже созданное.

Работа Миллса явилась, быть может, самым сильным вызовом социоло­гическому истеблишменту США, который когда-либо был ему брошен. На­писанная ярким публицистическим языком, она содержала аргументы, ко­торые мог выдвинуть только опытный исследователь и проницательный ана­литик. Р. Миллс выявил действительные болезни современной социологии, которые назвал «абстрактным эмпиризмом» и «большой теорией».

Абстрактный эмпиризм

К середине XX в. американцы как никто другой умели на высоком профессиональном уровне проводить эмпирические исследования. Со сту­денческой скамьи будущих социологов учили отлаженной технологии тща­тельного составления анкет из стандартных вопросов, определения выбороч­ной совокупности, операционализации понятий, сбора и анализа данных, их группировки в сложные и простые таблицы.

Символом эмпирической индустрии являются опросы общественного мнения. Они достаточно просты по технологии и представляют собой пе­речень вопросов: кто говорит, что говорит, кому говорит, через какие сред­ства массовой пропаганды и с каким результатом? Правда, нередко вопро­сы сопровождаются чрезмерным количеством сложных терминов. Так, «мнение» определяется как совокупность обычных высказываний на мест­ные, международные или даже «эфемерные» темы, а также установок, чувств, ценностей и иной информации, измеренной при помощи вопрос­ников, интервью, прожективной и шкальной техники⁵⁵. Все это, считал Миллс, можно выразить гораздо проще, ибо за наукообразными фразами «абстрактных эмпириков» скрывается весьма тривиальный смысл: посколь­ку мнения принадлежат людям, чтобы провести опрос, надо с ними пого­ворить. Если люди не хотят или не могут выразить своих мыслей, исполь­зуют прожективную или шкальную технику. То, что надо изучить, подме­няют тем, как это надо сделать. Иными словами, проблему сводят к методу.

За примерами далеко ходить не надо. Четырехтомный труд С. Стауффера «Американский солдат» дает меньше ценной информации, чем однотомная

⁵⁴ Mills C.W. The sociological imagination.... N.Y., 1959.

⁵⁵ Ibid. P. 51.

работа С.Л.А. Маршалла «Люди в огне», основанная на репортажной техни­ке сбора информации. По мнению Миллса, Стауффер не решает серьезных социальных проблем. Досталось от Миллса и социологам, изучающим клас­совую стратификацию. Он не называет имен, но можно догадаться, что речь идет о знаменитых исследованиях Л. Уорнера, проведенных в 30—40-е гг. Уорнер опросил жителей небольших американских городов и, применив ме­тод определения «социоэкономического статуса», установил шесть соци­альных классов. Миллс заявляет: 1) по сравнению с теорией классов Вебера, это шаг назад; 2) исследования Уорнера проведены не на общенациональной, а на локальной выборке, что не позволяет судить о социальной структуре всего общества (надо отметить, что последний аргумент Миллса не ориги­нален: Уорнера в этом обвиняли многие специалисты).

Таким образом, стремясь к конкретному изображению реальности, соци­ологи на самом деле удаляются от нее. То, что «абстрактные эмпирики» на­зывают эмпирическими данными, представляет собой весьма абстрактный взгляд на повседневный социальный мир. Обращаясь к живым людям, они каталогизируют их по формальным группам в соответствии с возрастом, полом, доходом, семейным положением.

«Абстрактный эмпиризм» — не особая методология или философия, а специфический стиль социального исследования, при котором метод счита­ется важнее проблемы, форма — содержания, детали — существа дела. Тех­нология эмпирических исследований, поставленная на индустриальные рель­сы, порождает малоквалифицированных техников⁵⁶, которым остается только штамповать тривиальные результаты по заранее известным шаблонам, по­скольку все методические премудрости давно подробно рассмотрены в учеб­никах. Их исследования не индивидуализированы, но не индивидуализиро­вана и их ответственность за качество результатов.

В какой-то степени «абстрактному эмпиризму» открыл дорогу Пауль Ла-зарсфельд, который стал «знаменем» новой школы. Беда в том, что Лазаре-фельд дает не содержательное, а методологическое определение социологии: она отличается от других социальных наук не тем, что изучает специфичес­кие проблемы (скажем, социальную структуру или институты общества), а тем, что поставляет для других наук подходящий метод исследования. Со­циолог — методолог для всех социальных наук. Таким образом, методологи­ческая сторона социологии возводится во главу угла.

Стремясь заменить язык понятий языком переменных, «абстрактные эмпирики» сводят социологические реалии к психологическим величи­нам⁵⁷. Социологическая теория превращается в совокупность терминов, легко поддающихся экспериментальной и статистической интерпретации. Склонность к психологизму оборачивается маломасштабностью проводи­мых исследований, а значит, неисторичностью и несопоставимостью ре­зультатов. Правда, в статьях эмпириков приводится обширный список литературы и содержится множество ссылок. Но не надо обманываться, предупреждает Р. Миллс: они сделаны после сбора данных. Библиография и ссылки указывают на связь конкретного исследования с предыдущими, а также со сложившейся теоретической традицией. Окружить эмпиричес­кое исследование «теорией» и тем самым «придать ему значимость»

Mills C.W. The sociological imagination... P. 56. Ibid. P. 63.

равносильно тому, чтобы приукрасить его или создать подходящую «ле­генду». А у постороннего человека складывается впечатление, что иссле­дование, получившее подкрепление в научной традиции, проверяет тео­ретические гипотезы и концепцию в целом⁵⁸. Ничего этого в действитель­ности не существует.

Бюрократический этос

Абстрактный эмпиризм очень быстро бюрократизируется. Эмпирические исследования требуют больших финансовых затрат, поэтому их проведение под силу только крупным институтам и центрам, промышленным корпора­циям, правительству, армии, газетам, а также фондам. В 20-е гг. XX в. эм­пирическими исследованиями занимались в основном агентства по марке­тингу, в 30-е гг. — корпорации и избирательные агентства, в 40-е гг.— ака­демические центры и исследовательские отделы федерального правительства. Сегодня нет единого институционального учреждения, ответственного за эм­пирическую социологию.

В корпорациях, бюро и центрах ученый неизбежно подчиняется бюро­кратическим правилам. Наука катастрофически бюрократизируется. Ученых все меньше интересует суть проблемы и ее решение, на первое место выдви­гается отчетность. Прикладной социо­лог адресуется уже не к общественнос­ти, а к могущественным клиентам.

Р. Миллс прямо указывал, что амери­канская школа представляет собой фео­дальную систему, где студент выражает лояльность одному профессору, чтобы защититься от другого. Позже А. Гоулд-нер и И. Горовитц согласились с тем, что Американская социологическая ассоци­ация превратилась в феодальную импе­рию с разветвленной иерархией чинов. Научные школы выполняют особую функцию. Они воспитывают своих по­следователей в духе верности определен­ным традициям, нормам, принципам. Академический успех и карьера молодо­го ученого непосредственно зависят от лояльности и преданности его данной школе. Лидеры школы, участвующие в почетных комиссиях, коллегиях и фон­дах, обеспечивают своим последователям режим наибольшего благоприятство­вания и финансирования. По мере роста стоимости научных разработок по­являются исследовательские команды, формируется корпоративный дух и ужесточаются меры контроля. Исследовательский институт — это по большей части еще и центр подготовки кадров. Он подбирает молодых ученых опреде­ленного типа (интеллектуал-администратор и исследователь-покровитель) и вознаграждает их только за определенные достижения. В научной школе все­гда есть поколение основателей, или лидеров, и их последователей. Первые открывают новое, вторые идут проторенным путем. Молодое поколение уче-

Mills C.W. The sociological imagination... P. 69.

ных воспринимает методы, символы, понятия и концепции как нечто священ­ное. Миллс отмечает, что современное ему поколение социологов в Америке наименее творческое и наиболее догматичное, оно строже придерживается ме­тодических канонов, раньше начинает специализацию, рассматривает соци­альное исследование как карьеру, индифферентно к социальной философии. Подготовленные таким образом специалисты создают монографии, факти­чески переписывая чужие книги. «Слушая их разговоры, пытаясь понять при­роду их пытливости, мы обнаруживаем жуткую ограниченность ума»⁵⁹. Тако­вы порождения бюрократического стиля мышления, утвердившегося в аме­риканской социологии.

Эмпирики-бюрократы не интересуются оригинальной теорией. Они не теоретизируют — они собирают, измеряют и считают. Чем дороже исследо­вание, тем сильнее зависимость от спонсора. Но чем меньше автономия на­уки, тем меньше ее ответственность. Работая иа клиента, ученый становит­ся зависимым от бюрократов: клиент (администрация предприятия, местные власти) ждет от него научных способов манипулирования поведением лю­дей. Социолог может даже не подозревать, пишет Миллс, что он превраща­ется в просвещенного деспота. «Американский солдат» С. Стауффера — пре­красный образец того, как социолог помогает армейскому командованию тонтрозтарототъ дейетьта родот>ъта. тояйтол© та адита. «Для Фкурокрита vkwp — это мир фактов, которые должны быть проинтерпретированы в соответствии с жесткими правилами. Для теоретика мир — это мир понятий, которыми можно манипулировать без определенных правил. Теория различными пу­тями служит идеологическому оправданию власти. Исследование, предпри­нятое ради бюрократических целей, направлено на то, чтобы сделать власть более эффективной и продуктивной, оно обеспечивает планировщиков на­учной информацией»⁶⁰.

«Абстрактный эмпиризм» используется скорее бюрократически, нежели идеологически. Напротив, «большая теория» не имеет непосредственного бюрократического применения — она обладает идеологическим значением, представляя собой другую крайность социологии. Если «абстрактный эмпи­ризм» фетишизирует метод, то «большая теория» фетишизирует понятие, что выражается в построении крайне усложненных теоретических текстов. Этим всегда грешили сочинения мэтра американской социологии Т. Парсонса.

Социологическая классика

Крайностям «абстрактного эмпиризма» И теоретической схоластики Р. Миллс противопоставил конструктивную программу возрождения соци­ологии. «Моя концепция противостоит социальной науке как совокупности бюрократических приемов, которые сдерживают социальный поиск, навя­зывая ему свои методические претензии, благодаря чему научная деятель­ность перенасыщается обскурантистскими понятиями либо сводится к три­виальностям вследствие того, что социологи уходят от решения социальных проблем, ограничиваясь частными вопросами. Ограничение, обскурантизм, тривиальность обусловливают кризис социальных исследований»⁶¹.

Mills C.W. The sociological imagination... P. 105. Ibid. P. 117. Ibid. P. 20.

Каков же выход из кризиса? Миллс видит его в возвращении к классикам. В трудах Конта, Маркса, Спенсера и Вебера социология приобрела энцик­лопедический вид; она объясняет социальную жизнь человека в ее целост­ности. Это означает историчность и систематичность рассмотрения: историч­ность — потому, что вовлекаются огромные пласты прошлого; систематич­ность — потому, что изучаются все стадии и закономерности исторического развития. Социальный аналитик классического толка избегает жесткого на­бора процедур, он использует в своей работе социологическое воображение, которое подсказывает ему, что вводить новые понятия в оборот следует не в том случае, когда не хватает слов, а когда есть уверенность, что новые поня­тия углубляют мышление, анализ, аргументацию. Метод отступает на вто­рой план перед содержанием. «Классик» как интеллектуальный ремесленник не сковывает себя методом. «Метод нужен для постановки вопросов и полу­чения ответов с некоторой гарантией того, что ответы достаточно верны. Те­ория нужна для привлечения внимания к используемым словам, особенно к обобщающей способности и логичности. Основная цель метода и теории — прояснить концепцию и уменьшить число процедур, развивая, а не сдержи­вая социологическое воображение»⁶².

Образ интеллектуального ремесленника у Миллса не случаен. Он неодно­кратно сравнивает современного социолога с человеком, выполняющим ру­тинную работу. Социолог подобен рабочему у конвейера: и тот и другой выполняют чужое задание, и тому и другому методы, содержание и темп работы навязаны извне. В условиях поточной, массовой социологии ученый неизбежно превращается в робота, у которого все стандартизировано, он сам себе не хозяин. Но Вебера или Маркса нельзя уподобить наемному работни­ку. Эти гиганты мысли были сами себе хозяевами, они все решали сами. И поэтому они были «сами себе методологами».

Р. Миллса часто неверно толкуют, считая его лозунг «Каждый сам себе методолог!» доказательством ненужности научной методологии вообще. В действительности же Миллс хотел сказать иное: «Каждый работающий со­циальный ученый должен быть собственным методологом и собственным теоретиком в том смысле, что он должен быть интеллектуальным ремеслен­ником». Слово «ремесленник», считает Р. Миллс, должно звучать гордо. Ремесленник сам себе хозяин, он изготовляет продукт от начала до конца, не пользуется чужими шаблонами, а творит свое, заимствуя у других только самое лучшее. «Каждый ремесленник, конечно, может кое-чему научиться в ходе бесконечных попыток кодифицировать методы, но часто это не боль­ше чем некоторая общая форма осознания... Мастерски овладеть "методом" и "теорией" — означает стать сознательным мыслителем, знающим, что и за­чем он делает... Без осмысления способов, какими осуществляется мастер­ство, результаты исследования окажутся нестрогими; без определения тех ре­зультатов, к каким должно привести исследование, метод останется беспо­лезной претензией»⁶³.

Для социологов-классиков теория и метод неразрывно связаны. Нечто можно назвать методом не вообще, а относительно некоторой проблемы. Нечто можно назвать теорией не вообще, а относительно определенного круга

⁶² Mills C.W. The sociological imagination... P. 120.

⁶³ Ibid. P. 121.

явлений. Теория и метод уподобляются языку той страны, в которой каждый из нас живет. «Вы не можете похвалиться, что умеете разговаривать на этом языке, но вам будет стыдно и вы станете испытывать неудобства, если ока­жется, что не умеете говорить на нем», — пишет Миллс.

У классиков социологии понятие — это идея, нагруженная эмпирическим содержанием. Если идея перевешивает содержание, то мы попадаем в запад­ню «большой теории»; напротив, если содержание перевешивает идею, то мы впадаем в крайности «абстрактного эмпиризма». Эмпирики захлебываются в фактах, теоретики задыхаются в абстракциях. «Большинство классических работ (в этом смысле иногда называемых макроскопическими) лежит меж­ду абстрактным эмпиризмом и большой теорией»⁶⁴. Классики не игнориру­ют проблемы повседневной жизни, напротив, отталкиваются в своем анализе именно от них, но обязательно связывают их с социальными и историчес­кими структурами. Часто они не кодифицируют повседневные проблемы, не выстраивают их в статистические закономерности и не обезличивают при помощи коэффициентов и математических формул, как это делают современ­ные эмпирики. Они сохраняют их первозданность, целостность, адресность. Так поступали Вебер, Маркс, Дюркгейм.

Каждое событие уникально и в то же время типично. Но это не значит, что труды классиков неэмпиричны; они не менее, а часто и более эмпиричны, заявляет Миллс, чем исследования абстрактных эмпириков. Работы Ф. Ней­мана о социальной структуре нацистской Германии не менее эмпиричны, чем изучение С. Стауффером морального климата в армии. Работы М. Вебера о китайской бюрократии и Б. Мура о Советской России не менее эмпиричны, нежели «эмпирические» исследования П. Лазарсфельда, проведенные в г. Эл-мира. Можно расширить список, включив в него книгу «Властвующая элита» Р. Миллса, значительная часть которой посвящена описанию персональных характеристик, социального происхождения и моральных качеств трех поко­лений миллиардеров. Хотя в заключение автор приводит статистические рас­пределения, основанием для главных теоретических выводов книги послужили все-таки не они, а результаты «биографического» метода.

Современная социология занята не тем, что верифицируется, а тем, как верифицируется. «Как-верификации» подчинены и «абстрактный эмпи­ризм», склонный к индуктивной верификации, и «большая теория», пред­почитающая дедуктивную верификацию. Напротив, классическая социоло­гия на первый план выдвигает «что-верификацию». Поскольку «классики» разрабатывают идеи в тесной связи с проблемой, выбор того, что верифици­ровать, подчиняется строгому правилу: пытайся верифицировать те черты разрабатываемой идеи, которые, как кажется, больше всего относятся к делу (являются релевантными). Эти черты называются стержневыми.

Характеризуя стиль работы Вебера, Маркса, Дюркгейма, Р. Миллс писал: «Обычно классики не составляли одной большой программы для одного большого эмпирического исследования. Они придерживались той точки зре­ния, что между макроскопическими понятиями и конкретными утвержде­ниями существует постоянная обратная связь по типу челнока. Достигалось это благодаря конструированию серии маломасштабных эмпирических ис­следований (которые, конечно же, могли включать в себя микроскопичес-

lills C.W. The sociological imagination... P. 124.

кие или статистические работы), каждое из них могло оказаться стержневым для той или иной части задачи, которую ставил перед собой ученый»⁶⁵. В этом смысле «абстрактный эмпиризм» и «большая теория» — только «паразиты» на фоне классической традиции. Она не впадает в крайности, индукция и дедукция в ней не разведены, а присутствуют в каждом действии аналитика; формулировка и переформулировка проблемы происходят постоянно.

Отличие классической традиции от современных подходов в социологии начинается с постановки проблемы. Классики формулируют проблему таким образом, что в каждом утверждении содержится связь общественных проблем и личных забот (частных вопросов).

Наряду с Т. Парсонсом и Р. Мертоном Р. Миллса относят к классикам мировой социологии. В послевоенное время он был самым читаемым соци­ологом в мире. И хотя его часто называли социальным философом и идео­логом от социологии, труды Миллса воплотили в себе идеал настоящей со­циологии, восходящей к работам Вебера и Дюркгейма. Обаяние его идей ощущали представители многих поколений. Не случайно на его лекции в США и Польше приходило столько народа, сколько не ходило на выступле­ния известных проповедников, а по частоте цитирования он не уступал Пар-сонсу и Мертону.

⁶⁵ Mills C.W. The sociological imagination... P. 126.

НОВЫЕ ОТРАСЛИ СОЦИОЛОГИИ

Современная наука — это постоянно расширяющаяся сфера познания. Она молода, агрессивна и напориста. Ее аппетиты растут по мере того, как к старым знаниям прибавляются новые. Количество наук, специали­заций и отраслей превысило 2500. Их число увеличивается чуть ли не каждый год, если не месяц. Не отстает в этом познавательном марафо­не и социология. Еще совсем недавно, каких-нибудь 7- 7 О лет назад, го­ворили о тендерной социологии как о совершенно новой отрасли. В конце XX и начале XXI в. к ней добавились новые социологические направле­ния и тематические области. В общих чертах познакомимся с ними.

ВИЗУАЛЬНАЯ СОЦИОЛОГИЯ

Визуальная социология — достаточно новое направление исследований, в котором ученые используют технику фотографирования для более глубокого раскрытия социальной реальности. Один из активных адептов нового направ­ления — известный американский социолог Говард Беккер. В своей статье о визуальной социологии, документальной фотографии и фотожурналистике он' пишет, что созданные социологами фотографии мало чем отличаются от тех, которые делают фотожурналисты или фотолюбители. На первый взгляд в них нет социального содержания. Однако обыденность запечатленной обстанов­ки, бытовые сцены, беседа друзей или сослуживцев, поведение футбольных фанатов и многое другое дают богатейший материал социологу, стремящему­ся выяснить статусные распределения в группе, типы социального действия, субкультурный контекст поведения исполнителей ролей.

Исторический предшественник визуальной социологии — фотожурнали­стика, появившаяся в XIX в. Ее отличительные черты — документальность, объективность, информативность и полнота изображения. Фотографии, осо­бенно запечатлевшие прошлые эпохи, являются для социолога бесценным документальным материалом. Фотокорреспонденты бывали там, где, быть

:ker H.S. Visual Sociology, Documentary Photography, and Photojournalism: It's (Almost) All a Matter Context // Visual Sociology. 1998. 10 (1-2), 5-14.

может, никогда не доведется бывать ученому: в глубоких шахтах, на фронте, среди боевиков и заложников, среди бомонда и в президентском окружении.

На протяжении 100 лет содержание и характер журналистики сильно ме­нялись. Из простых иллюстраторов исторических событий фотокорреспон­денты превратились чуть ли не в соавторов. От того, в каком ракурсе, под каким углом зрения, в каком свете, наконец, в каком окружении подано то или иное событие или та или иная фигура, зависит и то, какое впечатление на зрителя они произведут, какой объем информации содержит в себе фото­графия. Фотожурналистика постепенно превращается в род искусства. У современных журналистов есть не только собственный стиль, но и соб­ственный подход к жизни, собственнаяй философия и идеология. События не просто фиксируются, но незримо интерпретируются журналистом. Совре­менные фотографии помогают раскрыть анатомию городской жизни, исто­рического события, коллективного действия. Фотографии можно не только изучать, используя их как объект вторичного анализа, но и воспринимать их как отчет фотокорреспондентом о проведенном накануне исследовании.

Даже процесс газетного заказа журналисту, действия главного редактора или цензуры, размещение фотографии на журнальной или газетной полосе могут стать предметом социологического исследования — в частности, Е. Эп-стайна², С. Холла³, Г. Тачмена⁴, Дж. Рудда⁵ и др.

У истоков визуальной журналистики, по мнению Г. Беккера, стоит изве­стный представитель Чикагской школы Роберт Парк, который работал в качестве журналиста в газетах Миннеаполиса, Денвера, Детройта, Чикаго и Нью-Йорка. Его фоторепортажи, позже продолженные в серии глубоких эмпирических исследований, показывали социальную «изнанку» большого города, жизнь социальных аутсайдеров (преступников, нищих, проституток), тяжелый труд детей и подростков, привлекая внимание общественности ктем проблемам, которые правительство намеревалось замолчать.

Несмотря на свои давние традиции, визуальная социология — событие наших дней. Отправной точкой следует считать подборку материалов, сде­ланную Дж. Вагнером⁶ в 1979 г., монографический обзор Е. Чаплин⁷ в 1994 г., а также серию публикаций Международной ассоциации визуальной социо­логии (International Visual Sociology Association). Столь позднее появление визуальной социологии объясняется тем обстоятельством, что академичес­кая социология, долгое время ориентировавшаяся на каноны естествознания, не признавала фотографию в качестве достойного внимания исследователь­ского инструмента, в отличие от антропологии, истории и археологии, где фотография давно признана в качестве вполне законного метода сбора по­левой информации⁸. В социологии долгое время фото- и фильмоматериал

Epstein E. J. News from Nowhere. N.Y.: Random House, 1973.

Hall S. The Determination of News Photographs // S. Cohen and J. Young (eds.). The Manufacture of

News: A Reader. Beverly Hills: Sage, 1973. P. 176-190.

Tuchman G. Making News. N.Y.: Free Press, 1978.

Rudd J. Picture Possibilities: An Ethnographic Study of Newspaper Photojournalism // M.A. thesis,

Department of Sociology, University of Washington. 1994.

Wagner J. (ed.) Images of Information: Still Photography in the Social Sciences. Beverly Hills: Sage

Publications, 1979.

Chaplin E. Sociology and Visual Representation. L.: Routledge, 1994.

Collier J., Collier M. Visual Anthropology: Photography as a Research Method. Albuquerque: University of

New Mexico Press, 1986.

использовался лишь в педагогических целях — как средство иллюстрации текста. Длительное пренебрежение фотоматериалами привело к тому, что люди, получившие профессиональное журналистское образование и пере­шедшие затем в сферу академической социологии, начали развивать визуаль­ную социологию. Немало усилий было потрачено на то, чтобы убедить себя и других втом, что фотографии — это не «картинки», иллюстрирующие текст, а серьезное занятие профессионального социолога⁹. Дуглас Харпер, один из ведущих специалистов в области визуальной социологии, так определил воз­можности фотографии как исследовательского метода: изучение социального взаимодействия, выражение эмоций, использование фотографий для сбора более глубокой информации в ходе интервью, исследование материальной

irvnwrvro.T'"

Для социолога фотография является весьма «говорящим» материалом, мно­гое раскрывающим в социальной дей­ствительности. Для ученого в изображе­нии важны все детали: время и место события, обстановка на улице или в жилище, одежда, поза, жесты, мимика человека и т.п. Все это социально значи­мая информация, требующая теорети­ческой интерпретации.

Некоторые работы социальных уче­ных, в частности «Байкеры» Д. Лайона¹' и «Карнавал» (автор — С. Мейзалас¹²), выполненные в документальном жанре, представляют собой серию велико­лепно сделанных фотографий, снабженных текстом из интервью самих уча­стников событий. Комментарии ученых ограничивались заголовками либо небольшими справками, выполненными в традиции работ Доротеи Ланге, Льюиса Хайне или портретов железнодорожных рабочих Жака Делано. Ком­ментарий последнего выглядел так: «Фрэнк Уильяме, рабочий железнодо­рожной дрезины в Иллинойсе. Мистер Уильяме имеет восемь детей, двое из которых служат в американской армии. Чикаго, ноябрь 1942». Если соци­альные фотографии используются не в статьях, а в книгах, то предваряются научным введением и историческими эссе.

В визуальной социологии образ доминирует над текстом. Роберт Франк в цикле «Американцы»¹³ почти не давал текста к своим фотографиям, пола­гая, что они самодостаточны и способны помочь зрителю сделать собствен­ные выводы. Однако зритель волен интерпретировать фотографии так, как считает нужным; иногда он видит совсем не то, что хотел показать автор. В своей книге Р. Франк задумал представить все слои американского обще­ства, поэтому в ней множество фотографий ковбоев, политиков, рабочих,

Зескег H.S. Visual Sociology, Documentary Photography, and Photojournalism: It's (Almost) All a Matter >f Context //Visual Sociology. 10 (1-2), 5-14.

Harper D. Visual Sociology: Expanding Sociological Vision // The American Sociologist, 1988. 19 (1),)4-70.

Lyon D. The Bikeriders. N.Y.: MacMillan, 1968.

Weisalas S. Carnival Strippers. N.Y.: Farrar, Straus, and Giroux, 1976.

~ook J. Robert Frank's America//Afterimage. 1982. (March). 9-14.

клерков, показанных в самой разной обстановке; все фотографии отличает высокое мастерство и любовь фотографа к своим типажам. Р. Франк стре­мился дать фотомонтаж социальной структуры американского общества, но, например, Г. Беккер оценил его лишь как свидетельство того, как проявля­ется и как влияет на людей политическая система. Автор хотел показать, какими разными бывают американцы, а читатель увидел, какими одинако­выми их делает общество. Но кто-то третий увидит в этих фотографиях на­стоящие символы американской культуры и американского общества: тен­дерное неравенство, стремление к успеху и демократизм, городскую жизнь и стратификацию богатства, отношение к национальным меньшинствам и др. Фотографии, являясь своеобразными обобщениями, дают скорее не ин­дивидуальные образы, а социальные типажи, мир статистически средних людей, носителей определенной культуры и выразителей определенных цен­ностей.

Ежедневно открывая утренние газеты, мы обнаруживаем там десятки фотографий, часть которых может вполне служить сырьем для визуальной социологии. За исключением индивидуальных портретов политиков, спорт­сменов или звезд эстрады, остальные служат обобщенными социальными образами. Подписи под ними часто не раскрывают фамилий участников. Фотографии, как и социологические анкеты, в таком случае анонимны. Искусство фотожурналиста заключается в очень точной и правильной под­писи под фотографией. Она имеет такое же значение, как и точный ответ в социологической анкете. Г. Беккер, преподающий курс визуальной социо­логии чикагским студентам, учит их основам достижения аутентичности текста и видеоряда.

Эта проблема весьма актуальна для социологии. В книге Дугласа Харпе-ра «Хорошая компания»¹⁴ (1981) помещена фотография, на которой мужчи­на сбривает двухдневную щетину. Автор интерпретировал текст так: этот человек отрицает принятые в обществе нормы, не следит за собой или ему лень это делать. Небритое лицо, которое приводят в порядок, должно вызы­вать совсем иное представление о человеке, чем образ подтянутого и свеже­выбритого джентльмена. Однако процесс бритья не совсем точно передает девиантность, которая может быть выражена другими более яркими образа­ми, например обнаженный человек, сидящий на лавке в центре Нью-Йор­ка. Если бы Харпер не снабдил свою фотографию текстом, то было совершен­но непонятно, какую социологическую реальность он иллюстрирует.

Когда специалист берется делать социологические фотографии, он дол­жен четко представлять себе, совпадут ли его представления с читательски­ми, какие зрительные образы в массовом сознании совпадают с такими по­нятиями, как одиночество, бездомность, социальный успех, подростковый возраст, конфликт отцов и детей, социализация и т.д.

В одном из номеров «Литературной газеты» (1988,4 мая) известный журна­лист Юрий Рост поместил фотографию женщин, занимающихся ремонтом железнодорожных путей. Название очерка сразу определяло профессию его ге­роинь — «Женщины в оранжевых жилетах». Особой радости или творческого горения в этих усталых пожилых лицах разглядеть не удается даже в сильное увеличительное стекло. «Любят ли они свою работу? — задает вопрос Ю. Рост. —

¹⁴ Harper D. Good Company. Chicago: University of Chicago Press, 1981.

Вряд ли. Да и что там любить?