Выразимость жизни. Жить дискурсивно

Одна из важнейших характеристик жизни, связанных с ее изначальной саморефлексивностью, - выразимость. «Мы не только мыслим дискурсивно, мы живем дискурсивно», - этот тезис своего современника философа и физиолога Г.Лотце принимает в модифицированной форме В.Дильтей в своем учении об «артикуляциях» жизни. Жизнь – не просто поток переживаний, но сововкупность артикуляций, доступных сознательному рассмотрению.

Однако тезис о «выразимости жизни» отсылает нас не только к дискурсивности. Он тесно связан с идеей «выражения жизни», присущей романтизму. «Выражения жизни» с точки зрения романтизма – это объект искусства. Дильтей представляет их также и как «законный» объект гуманитарных наук, научно обосновывая статус, возможности и пределы такой выразимости жизни. А в представленной ученым связности «жизнь-история», о которой мы писали выше, «выражения жизни» становятся одновременно и «выражениями культуры».

В знаменитой дильтеевской триаде «переживание-выражение-понимание», сформулированной в поздних работах, происходит актуализация идеи выразимости жизни. Ученый, по всей видимости, обнаружил недостаточность одной только категории „переживание” (Erleben, Erlebnis), во «Введении в науки о духе…» - «осознавание». В этой триаде заложено понимание осуществления жизни, возможностей ее реконструкции (в том числе, а иногда, и, прежде всего, – автобиографической и биографической), в более широкой перспективе – способ интерпретации человеческого мира. Таким образом, уже у В.Дильтея мы обнаруживаем очертания «онто-герменевтики», более полно разработанной затем Г.-Х.Гадамером и ставшей одним из основоположений гуманитаристики 20 столетия. Ее главный постулат: понимание – это способ бытия человека в мире. Интерпретация обретает онтологический статус. До такой радикализации сам Дильтей не доходит, но ее возможности обозначает (Одно из наиболее интересных западных исследований по современной герменевтике – монография Дж.Капуто (J.D.Caputo) названа «Радикальная герменевтика» [51]). По словам А.Богачева, немецкий мыслитель обратил внимание на сущностный для гуманитарного знания факт – субъект понимания сам принадлежит предмету понимания (бытия). Учет этого факта составляет необходимое условие онтологической герменевтики. (См.: [5, с. 65]). В концепции Дильтея он обнаруживает «онтогносеологический принцип»: «историческая действительность структурно совпадает с самим человеческим существованием, которое познает эту действительность» [5, с. 68]. Современные исследователи констатирую также близость дильтеевского учения об «артикуляциях жизни» с «лингвистическим поворотом» в 20 веке (См.: [40, с. 208]).

В.Дильтей, совершает путь к онтологизации понимания, погружая его в область «жизнепроявлений», он заявляет, что «способ и результаты понимания различаются по типам проявлений жизни» [17, с. 142]. Первый класс жизнепроявлений – язык (в другом варианте «суждение»). Именно представление о языке как первичном способе артикуляции жизни сближает Дильтея с современными концепциями «философии языка», вписанными в уже указанный нами «лингвистический поворот». Следующий класс проявлений жизни – поступки, третий класс – «выражения переживания».

В «Набросках…» подчеркивается, что «…выражение переживания относится не к истинному или ложному суждению, а к правдивому или неправдивому суждению. Притворство и ложь (по контексту – сознательная ложь, в отличие от заблуждения – И.Г.) разрушают отношение между выражаемым сознательным началом и самим выражением» [17, с. 142]. В «выражении переживания» искренность и субъективный смысл имеют преимущество перед объективной истинностью. В этом смысле позиция Дильтея может быть сопоставлена с тезисом Ж.Лакана, относящимся к такому «выражению переживания» как рассказ о себе. Согласно лакановской модели, «рассказ о себе» расположен между воображаемым и реальным, являясь и тем, и другим одновременно, а также между истиной и ложью, не являясь ни тем, ни другим (См.: [30]). В самой природе «выражения переживания» заложено то, что отношение между этим выражением и духовным началом, которое в нем выражено, лишь в весьма малой степени может быть положено в основу понимания, подчеркивает Дильтей. Внутренняя сущность этого духовного начала нашей рефлексии, особенно «описательной рефлексии», нам не доступна. Этот тезис связан с идеей непознаваемости жизни в ее глубинах, которую также последовательно развивал философ. Таким образом, в его концепции «выражение переживания», с одной стороны, «онтологизируется» в указанном нами выше смысле, с другой стороны, приобретая самостоятельное бытие, отрываясь от своего «духовного начала», «деонтологизируется». Указанная двойственность задает особую проблематичность для процедуры понимания. А. Доброхотов так оценивает смысл дильтевского понятия «выражение переживания»: «оформленное знаками переживание (например, текст, формат поведения, институт) становится выражением; тем медиумом, который преобразует общение в движение от случайно-частного и абстрактно-общего к “общезначимости”, к “универсальной истории”. Тем самым открываются перспективы искомой “науки о духе”, не теряющей ни научности, ни духовности» [22, с. 169].

Важнейшими для культуры «выражениями переживания» являются автобиография и биография. «Автобиография – литературное выражение размышлений индивида о ходе собственной жизни. В том случае, когда размышление о собственной жизни переносится на понимание жизни другого человека, возникает биография как литературная форма понимания чужой жизни», - пишет Дильтей в «Категориях жизни» [15, с. 141]. В этом фрагменте намечено также обоснование первичности автобиографии по отношению к биографии (автобиография – первый уровень рефлексии и «выразимости» жизни, биография – второй). Эта мысль может быть продумана и в аспекте возможных классификаций и типологий биографических форм. Так для структурно-системного представления биография – наиболее широкий по объему термин, куда войдет и автобиография. А для генетического («генезис») и онтогенетического («онтология культуры») представления на уровне «выражений жизни» существенной будет изначальность и более высокая степень «подлинности» автобиографии, в силу этого обладающей преимуществом по отношению к биографии. Однако эта мысль не бесспорна и нуждается в более глубокой и самостоятельной проработке. В данном разделе нашего исследования мы ее лишь «подвешиваем» - фиксируем как проблему. К возможным типологиям в рамках биографической проблематики мы обратимся, и в других разделах исследовании, обобщив их результаты в завершающей методологической главе.

Приведенный выше фрагмент Дильтея проясняет также и то, как реализуется важнейший принцип дильтеевской «философии жизни»: жизнь познает жизнь. Благодаря выразимости собственной жизни (автобиография) появляется возможность выразить («разобъективировать») чужую жизнь, из полноты своего жизнеосуществления пережить чужое как собственное индивидуальное бытие. Категория «выражение жизни» в данном контексте может быть соотнесена с другим дильтеевским термином - «объективация жизни».

Дильтей предлагает градацию «понимания», также основанную на мысли о том, что выразимость и выразительность жизни укоренена в ее структуре. Первый уровень - «элементарное понимание», вырастающее из интересов практической жизни. Оно создает единство, которое основано на «фундаментальном отношении выражения к сознательному», а также «соотнесенность между проявлениями жизни и сознательным началом, господствующем во всем понимании». В элементарном понимании еще отсутствует «ретроспективный взгляд на все связи жизни», а чувственно данные проявления жизни еще не исчезают в сознательном. Элементарные формы понимания «подобны буквам, объединение которых делает возможным высшие формы понимания» (См.: [17, с. 142-143]).

Область «высших форм понимания» - рациональная деятельность, составляющая содержание «наук о духе». Их мы более подробно проанализируем ниже.

В наукоучении В.Дильтея положение о выразимости и выражениях жизни парадоксальным образом соотнесено с представлением о ее фундаментальной невыразимости. «Individuum est ineffabile» («индивидуальное невыразимо») многократно повторяет Дильтей в своих работах, подчеркивая, что уникальное и неповторимое в его самобытности не подлежит логическому определению. Во «Введении…» говорится: «…уникальность каждого такого обособленного индивида, действующего в той или иной точке неизмеримого духовного космоса, можно в соответствии с тезисом «individuum est ineffabile» проследить вплоть до его отдельных составных частей, благодаря чему она впервые приоткрывается в своем полном значении» [9, с. 306]. Итак, невыразимость (в другом контексте – сверхвыразимость) является еще одной фундаментальной характеристикой индивидуальности, наряду с ее изначальной выразительностью и дескриптивностью. И как ни парадоксально, именно через «выражения жизни» такая невыразимость может быть выявлена и впервые представлена в «науках о духе», никаких других возможностей артикулировать ineffabile у нас нет. В свою очередь, в «выражениях жизни» обязательно следует искать невыразимое, ведь «…любые формы выражения заключают в себе нечто большее, чем то, что существовало в душе поэта или художника…» [17, с. 146]. Именно так ставил задачу для гуманитарного знания В.Дильтей, и именно такое «мерцание» выразимых «форм жизни» и ее фундаментальной невыразимости привлекает к феномену автобиографии и биографии.