Обоснование «наук о духе» у В.Дильтея. Специфика «Geisteswissenschaften» в контексте биографического подхода.

Философско-методологическиеоснования биографического подхода у Дильтея следует искать в основоположениях «наук о духе». Ученый использует термин «науки о духе» (Geisteswissenschaften), впервые встречающийся у Й.А.Вербера в 1824 году. Он говорит о совокупности наук, «имеющих своим предметом исторически-общественную действительность», о «втором полушарии интеллектуального глобуса», наряду с науками о природе [9, с. 280].

В.Дильтей вслед за И.Г.Гердером и Ф.Шлейермахером продолжил начатую еще И.Кантом работу по выявлению специфики гуманитарного знания и его методологии, обеспечивающей достоверность, общезначимость, теоретичность. Следуя установке И.Канта на обоснование возможностей человеческого знания и действия, свой главный замысел Дильтей по-кантовски обозначил - «критика исторического разума». Как подчеркивают А.П. Огурцов и В.В.Калиниченко, дильтеевский проект структуры наук о духе, коренился в фундаментальном различении природы и духа, характерном для дуалистической картезианской традиции философии Нового времени [27, с. 128]. С.Кошарный видит в концепции Дильтея дуализм иного рода. Это попытка объединить в целостной системе философских взглядов две противоположные интеллектуальные традиции, представленные Романтизмом и Просвещением [29, 1990. - № 8. - с. 99]. А А.Богачев говорит об «апорийности» подхода Дильтея, формулируя несколько таких апорий. Одна из них – одновременное подчинением истории картезианскому идеалу достоверного знания и трактовка в духе романтизма определенных исторических целостностей объективного духа (например, биография или нация) как индивидуальных, требующих своего понимания в их собственных понятиях, то есть из них самих [5, с. 69]. Такая исходная противоречивость (дуализм, «апорийность») нашла свое выражение в том, как Дильтей трактовал сущность феномена биографии и задачи биографического подхода в «науках о духе». Кроме того, как нам представляется, именно в биографической проблематике, развиваемой Дильтеем, разновекторность концептуальных оснований нашла своеобразное «примирение», что мы попытаемся ниже показать.

По Дильтею, «назначение наук о духе – уловить единичное, индивидуальное в исторически-социальной действительности, распознать действующие тут закономерности….» [10, с. 129 ], средоточие же наук о духе - в данных внутреннего опыта и в фактах сознания [10, с. 110]. В своем повороте к индивидуальному и единичному Дильтей испытал сильное влияние романтизма, он в собственных исследованиях опирался на идущее от Гердера и романтиков понятие «исторической индивидуальности».

Дильтей вводит термин «жизненное единство» и подчеркивает, что изучение разнообразных «жизненных единств», из которых выстраиваются общество и история, образует основную группу наук о духе [9, с. 304; 10, с. 130]. Теорией «жизненных единств» является антропология и психология, а их материалом - сумма истории и жизненного опыта. И эту сумму истории и жизненного опыта как нельзя лучше представляет именно биография.

Дильтеем избран такой ракурс анализа, который в максимальной степени выявляет, что все надындивидуальные социокультурные феномены «прорастают» из личностной точки. «Связность духовного мира зарождается в субъекте, и она заключается в движении духа к определению смысловой основы связности этого мира, объединяющей отдельные логические процессы друг с другом. Итак, с одной стороны, духовный мир – творение постигающего субъекта, а с другой стороны, движение духа направлено на то, чтобы достичь в этом мире объективного знания» [17, с. 135]. (В другом переводе можно обнаружить иные смысловые оттенки этого положения: «Взаимосвязь духовного мира зарождается в субъекте, и это есть движение духа, связующее между собой отдельные логические процессы вплоть до определения совокупного значения этого мира» [19, с. 239]). В этой почти афористичной формулировке одновременно наводятся два противоположных оптических фокуса – индивидуально-личностный для общественно-исторической действительности и объективизирующий (в противовес «романтическому своеволию») для наук, эту действительность изучающих.

«Единичное в духовном мире самоценно, более того, оно представляет единственную самоценность, которую можно констатировать без всякого сомнения», утверждает Дильтей [17, с. 145]. Итак, средоточие наук о духе – индивидуальность, понятая как «жизненное единство», из которого выстраивается затем общество и история. Эта тема станет одной из ведущих в 20 веке. Так, в феноменологии Э.Гуссерля она предстанет как «первопорядковость» моего Я, из которой конституируются надперсональные социокультурные феномены и смыслы. (Недаром В.Дильтей почувствовал близость своего подхода с феноменологическим проектом Гуссерля, хотя сам основатель современной феноменологии при жизни Дильтея признать такую близость не соглашался (См.:[29, 39]). Однако обращение позднего Гуссерля к проблематике «жизненного мира» может свидетельствовать и о движении «назад к Дильтею»). В определенном смысле отход М. Хайдеггера от «чистоты» феноменологического учения может означать и то, что любимый ученик Э.Гуссерля принял также дильтеевскую концепцию и во многом последовал за ней.

Еще один важнейший принцип «исторического наукоучения» Дильтея: «в предикатах, которые мы высказываем о предметах, заключены и способы постижения» [17, с. 135]. («Здесь субъект познания един со своим предметом и этот предмет один и тот же на всех ступенях объективации» [19, с. 239]). Эта формула тесно связана с другой ключевой позицией Дильтея»: «Leben erfasst Leben» (жизнь познает жизнь), ниже мы постараемся обосновать эту связь. Сама специфика «исторически-общественной действительности» диктует то, каким быть «второму полушарию интеллектуального глобуса», определяет своеобразие гуманитарного знания. В этом основа разграничения Дильтеем между «объясняющей» стратегией для «наук о природе» и «понимающей» для «наук о духе». Как показало время, это разделение, четче всего выраженное в «Описательной психологии» (1894) [18], слишком категорично, однако такая категоричность была ситуативно обусловлена задачами становления методологии humanities. Претензии стоит предъявлять не В.Дильтею, а тем его интерпретаторам, которые в новых условиях развития гуманитарного знания некритично повторяют «избитые штампы».

Как подчеркивает Дильтей, специфика способов постижения в «науках о духе» требует выработки собственного понятийно-категориального аппарата, важнейшей его составляющей становятся «категории жизни» (См.: [15]), выявляющие фундаментальный феномен человеческого бытия – «переживание». Задача гуманитарного знания – сформировать «понятия, выражающие свободу жизни и истории» [17, с. 141], именно они являются «категориями жизни». А предмет, на который они непосредственно направлены, предмет наиболее адекватный их специфике, - это, по мнению Дильтея, сама жизнь в ее конкретности, единичности, уникальности и, одновременно, в теснейшей связности с универсальными структурами истории. Это жизнь, понятая как биография и автобиография. «Постижение и истолкование собственной жизни проходит ряд ступеней: наиболее совершенная их экспликация – автобиографии. Здесь Я постигает свой жизненный путь так, что осознается человеческий субстрат, исторические отношения, в которые оно вплетено. Автобиография способна развернуться в историческую картину» [17, с. 141].

Перспектива «от первого лица» не отменяет необходимости следовать в гуманитарном познании научному идеалу общезначимости. Дильтей подчеркивает, что для формирования наук о духе решающим является «наделение субъекта всеобщими предикатами, исходя из нашего переживания» (См., в частности [17, с. 137]). В поздних работах он заимствует у Гегеля термин «объективный дух» именно для того, чтобы подчеркнуть объективированную в чувственном мире общность, существующую между индивидами.

Так, кроме «индивидуализирующей» для гуманитарного знания оказывается нудительно-неизбежной перспектива «интерсубъективности» - «наделения субъекта всеобщими предикатами». В концепции Дильтея мы обнаруживаем лишь первое приближение к данной проблематике, ставшей ключевой для гуманитарной мысли ХХ века и не потерявшей остроты в веке ХХI-м.

Основанием для «перенесения-себя-на место-другого», «транспозиции» оказывается понимание: «на основе переживания и понимания самого себя, в их постоянном взаимодействии друг с другом формируется понимание проявлений другой жизни и других людей [17, с. 145]. А уже на их понимании основывается понимание истории. И наоборот предпосылкой «действенности понимания» (процедуры, в которой по Дильтею, заключена «вся истина наук о духе», «подступ к величайшей тайне жизни») является «родство» индивидов между собой, «связь общечеловеческого с индивидуализацией».

Высший вид понимания на основе транспозиции «перенесение-меня-на место-другого» - сопереживание. Сопереживание достигает совершенства, когда событие пронизано сознанием поэта, художника, историка и зафиксировано в произведении. Дильтей пишет и о «триумфе сопереживания»: когда фрагменты процесса восполняются так, что мы верим – перед нами непрерывный процесс. В этой аргументации звучит еще одно важнейшее для «наук о духе» требования – они «по духу» должны быть близки к искусству, а их результаты в идеалы становятся «произведениями искусства», творениями гения, понятого с позиций романтизма.

Вместе с ориентацией на искусство гуманитарное знание не должно терять методологический статус и теоретичность. «Со всех сторон приходится слышать, что в Лире, Гамлете и Макбете скрыто больше психологии, нежели во всех учебниках психологии вместе взятых. Но если бы эти фанатические поклонники искусства когда-нибудь раскрыли перед нами тайну заключающейся в этих произведениях психологии!» [18, с. 19]. В этом восклицании Дильтея, кроме упрека, содержится призыв к «наукам о духе» научиться раскрывать «тайны жизни», обнаруживаемые именно искусством, причем научными средствами, через «категории жизни». Таким образом, ученый существенно расширяет границы humanities, распространяя их и на ту сферу, которая традиционно относилась к сфере искусства и считалась вненаучной. Такое «расширение» было предпринято уже Шлейермахером. А сегодня для гуманитаристики фактически не осталось «закрытых зон», она подвергает рефлексии с а мое невыразимое, как и саму невыразимость.

В поздних работах Дильтей вносит в свой исследовательский аппарат принцип «реконструкции», выраженный в метафоре «построения» методологической структуры гуманитарного знания. Связующий момент не может быть раскрыт в переживании. Обусловленность реконструируется, - подчеркивает Дильтей в «Построении исторического мира в науках о духе». Принципы, возможности и границы гуманитарной реконструкции были в дальнейшем глубоко продуманы рядом ученых-гуманитариев. В частности, Ю.М.Лотман предложил методологию и конкретное воплощение такого рода реконструкции в биографической по жанру работе «Сотворение Карамзина». Лотман убедительно продемонстрировал, что реконструкция как важнейший для гуманитаристики принцип находит одно из наиболее адекватных воплощений именно при биографическом подходе.