Источники контртрансферентных чувств

Коэн [64] предположил, что главным источником контртранс-ферентного поведения выступает тревожность, которую испы­тывает или от которой защищается психотерапевт. Консультаци­онные взаимоотношения активизируют связанную с какими-то прежними взаимоотношениями тревожность, как это происхо­дит при переносе. Причины тревоги у консультанта можно раз­бить натри категории: нерешенные личностные проблемы кон­сультанта, ситуационное напряжение и взаимопроникновение чувств клиента и консультанта посредством эмпатии.

По поводу первой категории, нерешенных личностных про­блем консультанта, требуются некоторые пояснения. Основным решением здесь являются консультации для самого консультанта. Даже пройдя личную психотерапию, консультанты и терапев­ты должны и дальше повышать свое самоосознание, чтобы избе­жать контрпереноса.

Ситуационное напряжение связано с проблемами консуль­танта, однако при этом может еще и усиливать негативные чув­ства. Вот пример. Консультант только что вернулся с утомитель­ного совещания. Теперь ему пришлось несколько минут подо­ждать последнего клиента, который, заметив суровость на лице консультанта, рассыпается в извинениях. Клиент думает, что консультант сердится на него за опоздание, хотя на самом деле эта неприветливость консультанта вызвана эмоциональным опустошением и фрустрацией из-за событий предшествующего часа.

Ситуационное напряжение иногда проявляется для консуль­танта в форме его чувства ответственности за прогресс терапии или ощущуения, что в случае неудачи с данным клиентом под угрозу будет поставлена его профессиональная репутация. В результате консультант «слишком сильно старается», нажи­мая на клиента. Тем самым он может повредить собственным замыслам. Консультант должен быть начеку, чтобы его тревож­ные чувства фрустрации из-за отсутствия прогресса в терапии не передались клиенту.

К третьей категории источников контрпереноса относится взаимопроникновение чувств клиента и консультанта. Когда консультант склонен проявлять безмерное сочувствие, не есть ли это его невольная реакция на усердные попытки добиться такого сочувствия и внимания? Когда консультант ощущает зарождающуюся в себе тревогу или негодование, не заразился ли он этими чувствами от клиента? Когда такое происходит часто, это объясняется, возможно, особой профессиональной готовностью консультанта следить за чувствами клиента. В таком слу­чае консультант с сильной эмпатией реагирует на минималь­ные коммуникационные знаки, такие как изменения позы, голоса, манеры держать себя. Консультант может даже не осо­знавать, что деревянная ковыляющая походка шествующего из приемной в кабинет клиента, его скрипучий голос или громкие агрессивные слова вызывают в нем скрытое напряжение.

Не следует, наверное, упускать из виду, что помимо объясне­ния через эмпатию, рассматриваемое поведение может быть связано также с прежними личностными проблемами консультанта. Одно из проявлений тревожности у консультанта состоит в им­пульсивном всплеске вербализации — это вопросы, коммента­рии или изменения темы разговора, которые вданный момент не. могут быть уместны для консультационного процесса. Итогзача- ' стую бывает плачевным, так как излияние чувств клиента иска­жается или прерывается, он сбивается с темы, или у него усили­ваются трансферентные чувства.

Кроме того, тревожность консультанта может проявляться в виде утраты непринужденности. Рейш и Прествуд [243] изучали переда­чу чувств. В ходе эксперимента психиатры прослушивали записи психотерапевтических сеансов. Исследователи обнаружили, что эмоциональный настрой слушателей значительно менялся в зави­симости оттемпаречи, характера использования личных местоиме­ний и относительной частоты выражения чувств. Спокойствие кли­ента передавалось слушателю. После бесед, характеризовавшихся высокой тревожностью клиента, чувства слушателей, по их собст­венным описаниям, варьировали от неловкости до гнева и взволно­ванности.

Никакое обсуждение источников контртрансферентных ус­тановок не будет полным без упоминания системы ценностей консультанта. Как указывалось в предыдущих главах, сама при­рода взаимоотношений ставит консультанта в положение авто­ритетной фигуры. Это происходит несмотря на все его претен­зии быть объективным, неосуждающим и снисходительным. Консультанту трудно не показать клиенту, что он видит в повы­шении эмоциональной зрелости одну из важнейших целей тера­пии. Клиенту после обсуждения нравственных проблем доволь­но легко понять — если не из слов, то по логике эмоций — в какие ценности верит консультант.

Консультант в процессе терапии на основе своих ценностей в той или иной форме предлагает клиенту что-то вроде настав­лений по двум направлениям — как клиенту нужно жить вооб­ще и что он должен делать на консультациях. С профессиональ­ной точки зрения не вызывает сомнений, что консультант спо­собен передать клиенту ценностные установки, связанные с консультационным процессом и облегчающие его. Вот приме­ры: «Важно, чтобы вы смогли рассказать мне, что вы на самом деле чувствуете», «Будеттолько хорошо, если вы объясните мне, как сильно вы обижены на свою тетю».

Существует важный вопрос, как далеко может заходить кон­сультант, пропагандируя в ходе бесед свои нравственные пред­ставления или образ жизни. С одной стороны, было бы весьма желательно помочь человеку с расовыми предрассудками стать менее жестким в своем отношении.к людям, но, с другой сторо­ны, при этом придется указывать на какую-то конкретную сис­тему ценностей.

Есть две причины для ограничения такой проекции ценнос­тей. Первая состоит в том, что консультант может в этом преус­петь. Даже искушенному консультанту мы не можем без опасе­ний доверить право быть своего рода «культурным первосвящен­ником», в роли которого он будет высшим судьей в вопросах о том, что правильно и что неправильно, во что должно верить и во что не должно. Если появляется ощущение, что клиенту нуж­но больше информации или пояснений по вопросу, например, каких-то религиозных ценностей, лучше, на наш взгляд, напра­вить его к надежному священнослужителю, относительно ко­торого точно известно, что клиент получит от него необходи­мую информацию.

Еще одна причина для ограничения подобных действий состо­ит втом, что преднамеренные усилия консультанта повлиять на систему ценностей клиента могут оказаться безуспешными. Эти неудачные попытки способны стать помехой для хороших тера­певтических взаимоотношений, усиливая негативный перенос. И все же консультант является экспертом в вопросах жизни. Ведь так много существует общепринятых норм поведения в аспектах законопослушания, брака и психологически зрелого поведения в целом, которые консультант может считать совершенно оправ­данными. Однако он не может полностью полагаться на собст­венную или социальную систему отсчета в вопросе ценностей. Консультант должен постоянно помнить о личных нормах и убеж­дениях клиента. Он должен попытаться взглянуть на эти ценнос­ти так, как видит их клиент, и помочь клиенту обратить их себе на благо.

Ингам и Лав предложили технику для регулирования тех мо­ментов, когда клиенту становятся известны ценности консуль­танта. Консультант проясняет ситуацию, сказав, например, сле­дующее: «Вы могли кое-что заметить по поводу моего личного от­ношения к браку. Я ничего не имею против того, что вы узнали мое л ич ное мнение, однако это не значит, что вы обязаны придерживаться тех же убеждений, что и я» [152, р. 78]. Здесь консуль­тант признается, что дал некий намек относительно своих ценно­стей, и позволяет клиенту принять их или отвергнуть, но сам не опровергает свое мнение об этих ценностях.