Память святого апостола и евангелиста Матфея

 

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Сегодня, во второй день Рождественского по­ста, мы празднуем память апостола и еванге­листа Матфея. Первое Евангелие, которое стоит в числе четырех Евангелий — Евангелие от Матфея. И в сегодняшнем евангельском чтении го­ворилось как раз о призвании будущего апостола Матфея на апостольское служение.

Матфей был мытарь, то есть сборщик податей, си­дел на мытнице, куда полагалось приносить подати. Ну, нам сейчас труднее понять, как это было и что та­кое подати. Это примерно то, что у нас налогами называется. Вычитают, например, из зарплаты подо­ходный налог в зависимости от того, сколько кто по­лучает, налог на строение... Когда перевозят через границу какой-нибудь товар, платят пошлину — та­моженный на таможне берут налог определенный...

Поскольку у нас в государстве всё общее, то всё это идет государству, и, значит, так подробно теперь уже подати не собирают, как раньше собирали. А в капиталистических странах бывает так: допустим, мост кому-нибудь принадлежит, какой-то компании или даже частному лицу, и вот те, кто по этому мосту проезжает, должны им платить налог. Если не жела­ешь — значит, добирайся, как хочешь, в объезд, а ес­ли хочешь кратчайшим путем — заплати подать. При входе в город полагалось иногда вносить подать.

Поскольку всё производство было частное, то на произведенный и проданный товар надо было за­платить подать.

Вот примерно то, чем занимались мытари. Это райфо по-нашему, райфинотдел — теперь так назы­вается.

Законы тогда, конечно, не все знали, сейчас-то и то говорят: «Вот тут ты должен внести столько-то». Почему, с чего? И сейчас уже, при так называемой полной грамотности, мы многого не знаем: почему мы платим и за что платим? А в то время еще труд­нее было это урегулировать — почему и за что пла­тить. Поэтому сборщики податей, или мытари, пользовались этим неведением и безграмотностью людей, и иногда в свою пользу.

Закхей был старшим мытарем, и многие мытари ему подчинялись. Мытари злоупотребляли своим положением, часть собранных податей сдавали го­

сударству или правителям, а часть утаивали для се­бя и богатели на этом.

Помните, Закхей, когда Господь пришел к нему, сказал: Се, пол имения моего, Господи, дам нищим, и аще кого ним обидех, то есть неправильно взял, воз­вращу четверицею — вчетверо, значит, возвращу (Лк. XIX, 8).

Вот что такое мытарь, какое положение у него бы­ло, какой у него был соблазн. Ну, как теперь, когда люди работают в торговле — там расценки, уценки всякие, и это дело такое скользкое... Я почему это так подробно рассказываю, потому что, когда человек с деньгами работает и эти деньги и так, и этак можно повернуть, то тут большой соблазн, конечно.

Поэтому пример апостола Матфея — особый при­мер действия благодати Божией, изменения души человека, который был связан и с деньгами, и, мо­жет, с какими-нибудь махинациями, вольно или не­вольно — и вот он превращается в апостола, пропо­ведника слова Божия и писателя первого из четырех Евангелий, и свое Евангелие начинает с родослов­ной Спасителя, и эта, первая глава Евангелия от Матфея, читается на Рождество Христово.

Вот каков был Матфей и каково было его поло­жение до призвания. Господь Сам призвал сидяще­го на мытнице Матфея и пришел к нему домой, так же как и к Закхею. И сказано: Мнози мытари и грешницы пришедше возлежаху со Иисусом, и со уче­ники Его, то есть такие же мытари и грешники, как и Матфей. И здесь опять мы видим непости­жимую любовь Божию, которая снисходит к роду человеческому.

И тут фарисеи стали укорять учеников: Почто с мытари и грешники Учитель ваш яст и пиет? Господь же сказал им: Не требуют здравии врача, но болящие. Шедше же научитеся, что есть: милости хощу, а не жертвы. Не приидох бо призвати праведники, но грешники на покаяние.

И вот как раз на примере апостола Матфея Гос­подь прямо показывает и нам, что он пришел спа­сать грешников. Пришел и вместе с мытарями и грешниками сидел за трапезой.

Если мы себе представим это, то можем сказать, что, большей частью, мы и не пойдем в такое место. Часто нас приглашают знакомые или даже родст­венники, а мы говорим: «А что там делать? Там од­ни неверующие». И как бы отделяем себя: я, зна­чит — один, а они — другие.

Господь Себя так не отделял. Он пришел для спасе­ния всего рода человеческого и вместе с грешниками сидел, ел и пил. И вы знаете, получал за это нарека­ния: Друг мытарем и грешником, ядца и винопийца.

Так вот, часто мы поступаем не так, как нужно, когда говорим: «Ну что я среди них буду там де­лать?» Потому что не по любви поступаем.

Если хотя бы один человек, у которого есть внут­ри истинная вера, придет и будет сидеть среди других людей, то даже одно его присутствие, и то будет иметь большое значение. Конечно, у священ­ника, допустим, особое положение, но и у каждого верующего человека положение в этом смысле тоже особое. От того, какие мы, как будем себя вести, за­висит то, как люди будут относиться и к нам, и к ве­ре православной.

Когда человек отделяет себя от других: «Я — одно, а ты — другое», — то он, таким образом, хотел бы то­го или нет, большей частью ставит себя в исключи­тельное положение, это уже какое-то превосходство, что, в общем-то, гордыней называется. Он уже не просто так. И потому получается, что люди не вос­принимают его трудностей, а смотрят, по немощи своей, прежде всего, на греховную сторону и гово­рят: «Он вот такой гордый, не хочет нас почтить».

Это не значит, что нужно вместе со всеми плясать или всё подряд есть постами. Но если, не выделяя се­бя, а просто с любовью к людям приходишь, то дей­ствие совершенно иное. Насильно никого не заста­вишь ни веровать, ни следовать Уставу церковному — это внутреннее произволение. Но если есть в другой душе что-то родственное, то душа отзывается.

Мы, конечно, не знаем, все ли эти мытари и грешники, которые с Господом сидели за одним столом, стали христианами, потом мучениками, проповедниками. Но мы знаем, что один из них, бывший мытарь, Матфей, стал апостолом и еванге­листом, и можно с уверенностью сказать, что часть из них, может, большая часть, если не все, уверова­ли во Христа, стали Его последователями. Потому что невозможно не откликнуться душе на ту лю­бовь, которую Господь им явил.

Ведь они же слышали, как поносят Спасителя, и они понимали, чувствовали, что Он из-за них тер­пит поношения, как друг мытарей и грешников.

И мы в подобных жизненных обстоятельствах, бывает, думаем: как поступить? А у нас это часто бы­вает: часть родственников — такая, а часть — другая. И когда человек не отделяет себя от других как пра­ведник (он хоть и не называет себя так, но выступа­ет, выходит, в этой роли, в отличие от них), то си­

ла воздействия в этих случаях бывает очень велика.

В истории Церкви, в житиях святых много таких примеров, когда святые к любому человеку, какого бы он ни был вероисповедания и каким бы ни был сам по себе, относились просто, и в результате имели могучее воздействие на души людей.

Вот один из примеров. Ученик преподобного Макария Великого встретил языческого жреца, ко­торый нес бревно, и говорит:

— О, бесовский работник!

То есть, он видел его заблудившимся, а себя — дру­гим. И, таким образом, озлобил его. Тот бросил брев­но и избил ученика так, что тот лежал еле живой.

Потом этот жрец взял бревно, пошел дальше и встретился с Макарием Великим, который покло­нился ему в ноги и сказал:

— Спасайся, трудолюбец.

Тот спрашивает:

— Что ты во мне нашел, что ты мне так кланя­ешься?

А он говорит:

— Я вижу, что ты трудишься, и это дело хорошее, значит, есть в тебе что-то доброе.

И жрец был так тронут его смирением, — ведь старше его был Макарий и вид имел почтенный, а по­клонился ему, — что стал христианином и монахом.

И точно такая же история была, когда разбойни­ки схватили однажды пустынника, и ему атаман сказал:

— Выпей за мое здоровье!

А тот — какое там вино, он воду-то, наверно, не­сколько раз в неделю пил. Но он взял эту чашу с ви­ном и всю ее осушил. И разбойник был так поражен

тем, что тот ради него это сделал (разбойник ведь знал, что тот — постник), что сказал:

— Прости меня, отец, что я тебя заставил такое сделать. Сделай и меня тоже монахом.

Бросил свое разбойничье дело, стал монахом — и всё из-за того, что тот не сказал ему: «Что ты мне предлагаешь! Я — пустынник, а ты — пьянь какая- то», — но взял и выпил. Тяжко ему, может быть, бы­ло это делать, но он так поступил. И таким образом душа разбойника была спасена.

Господь — Он-то, конечно, Святейший, но и Его называли: ядца и винопийца — значит, и вино Ему предлагали. Там-то это было принято, конечно, но Ему-то это не нужно было. Господь ради нашего спасения сидел вместе со всеми, ел, пил. В этом отношении Господь дает нам пример правильного поведения. Мы часто забываем об этом. Потому Господь и сказал: Не приидох бо призвати праведни­ки, но грешники на покаяние. Что это значит? Как только человек перестает чувствовать себя грешни­ком, начинает считать себя праведником, отделяет себя от других: «Я — нечто, а вы что тут понимае­те?» — всё, готово, значит, уже удаляется человек от спасения.

Господь Сам был Бог, а Ему говорили: О князе бесовстем изгонит бесы (Мф. IX, 34). Или говорили: Самарянин еси Ты, и беса имаши (Ин. VIII, 48). Это Богу говорили! Страшно даже, как язык только мо­жет повернуться сказать такое. Потому, когда нам го­ворят: «А что там ваши попы, они пьют, они едят все...», — смущаться не надо. Или говорят: «А что там эти верующие, у них там то-то...» Мы иногда начина­ем расстраиваться, стараемся оправдаться: «Да нет, у

нас не так!..» А нужно просто ответить: «Да, мы греш­ные... Может, что и не так делаем, конечно».

Один человек с чистой душою, который уже на склоне лет крестился и всем сердцем воспринял на­шу веру православную, однажды встретился с бап­тистами. И так получилось, что разговор зашел о Троице-Сергиевой Лавре.

— Что вы, — говорят баптисты, — поклоняетесь чему-то? — (Имелось в виду — мощам преподобного Сергия). — Надо Богу кланяться Единому!

А он говорит — Господь вразумил его, конечно:

— Это правильно, что нужно Единому Богу по­клоняться. Но мы — грешные, мы недостойны к Не­му Самому обращаться, вот и молимся тому, кто к Нему поближе — преподобному Сергию. А он, мо­жет, за нас будет Бога молить. Потому что куда уж нам к Самому Богу-то...

А один сектант опять вывернулся, говорит:

— Что ж вы такие грешные, что ж у вас за вера, ес­ли вы такие грешные-то?

Раб Божий отвечает:

— А вера-то наша как раз истинная вера, потому что Господь говорит: «Я пришел спасать не правед­ников, а грешников». Вот, значит, именно к нам Господь и пришел, как к самым грешным.

Видите, он не стал спорить, согласился: да, дейст­вительно, мы грешные, но Господь к нам и пришел.

Этот человек, по милости Божией, правильно от­ветил. Мы же часто этого духа смирения не имеем и, когда нас укоряют, сразу стараемся оправдаться: «Я — не грешник!» Почему? Надо ответить: «Да, я — греш­ник...» Твой есмъ аз, спаси мя, Госпо­ди. Грешный, но Божий... Один Бог без греха.

И вот такие примеры нужно себе всё время для утешения напоминать. Как и тот пример, когда Ма­терь Божия явилась игумену, толкнула его в бок и говорит:

— Вставай, что ты спишь? Пойди, вон там две Мои свиньи замерзают.

Два монаха напились, и где-то там валялись... И все равно сказала: «Мои свиньи». Вот, видите, и Матерь Божия грешников тоже принимает...

Вот в этом и заключается смысл слов: Милости хощу, а не жертвы. Милость-то простирается на всех грешников, но, конечно, спасаются не все, а только те грешники, которые именно считают себя, чувствуют себя грешными — как оно и есть на самом деле. Вот такой грешник — спасется.

И наоборот, каких бы добродетелей мы ни имели, но если не чувствуем себя грешными, то мы далече от спасения. Как только человек начинает чувствовать себя праведным, он удаляется от Бога. А святые, чем больше достигали святости, тем более чувствовали себя грешными. Нам это трудно понять — но это так!

Потому не бойтесь, если вас кто-то укорит, как угодно назовет, обзовет каким-то словом понос­ным. Помните заповеди блаженства: Блажени есте, егда поносят вам, и ижденут, и рекут всяк зол глагол на вы лжуще, Мене ради. Радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на Небесех (Мф. V, 11 -12). Аминь.

16 ноября 1983 г.

О Ветхом и Новом Заветах