Преставление, второе обретение мощей преподобного Серафима Саровского

 

Во имя Отца и сына и Святаго Духа.

Сегодня мы празднуем память преподобного и богоносного отца нашего Серафима Саров­ского и всея России чудотворца. Мы слышали обычное евангельское чтение, именуемое преподобническим, в котором содержатся заповеди бла­женства, и начинаются они словами: Блажени нищии духом.

Почему избрано именно это Евангелие? Потому что нищета духовная — это смирение. И, как гово­рят святые отцы, никто не спасался и не может спа­стись без смирения. Потому что спасается человек милостью Божией, благодатью Божией, а привлекает благодать Божию смирение: Господь гордым про­тивится, смиренным же дает благодать (Притч. III, 34). На кого воззрю, токмо на кроткаго и молчаливо­го и трепещущаго словес Моих.

Смирение — не только главная отличительная черта всех святых, но и отличительная черта каждо­го христианина. Потому что Господь, Сам являя Со­бой первообраз во всем, говорит: Научитеся от Ме­не, яко кроток есмь и смирен сердцем (Мф. XI, 29).

Эти смирение и кротость, прежде всего, и отлича­ли всегда всех подвижников. И близкого к нам, род­ного нам преподобного Серафима. Как сказано, всем в сладость бысть видение лика его. То есть только ви­деть лицо его — это уже приносило людям радость.

А когда он к кому-то обращался, то всегда гово­рил: «Я, убогий Серафим...»

У нас в миру слово «убогий» значит вроде как не­нормальный, вообще ни на что не способный. «Убо­жество...» Ну, это как всегда: то, что свято, то для мира невыносимо. Как, например, в миру звучит: «Вот, замолился!» Хотя на самом деле, если речь идет о мо­литве, то состояние истинной молитвы настолько блаженное, настолько радостное, светлое, что, как говорил преподобный Серафим, если человек нахо­дится в этом состоянии долго, то его постигает, хотя и блаженная, но кончина — как и говорится в акафи­сте: На молитве умилённый дух твой Богу предавый.

Но в мире это воспринимается как нечто раздра­жающее, для мира отвратительное. Мир весь во зле ле­жит, и поэтому, как сказано, премудрое у Бога — безумие для мира. То, что у Бога свято и чис­то, от того отвращается мир. Вы знаете: у некоторых людей кружится голова или их чуть ли не тошнит от запаха ладана. Поэтому и говорят: «бежит, как бес от ладана». Или безумное беснование в шуме современ­ной «музыки» для человека верующего представляет собой какой-то ужас, кошмар, ад. Один верующий человек, когда его привели в ресторан, где была эта музыка, мелькающий свет, и спросили: «Ну, как вам понравилась наша музыка?» — ответил: «Обыкновен­ная бесовская музыка». Так, искренне совершенно, назвал вещи своими именами.

И действительно, то, что в мире почитается, о том самим же миром потом и свидетельствуется, что оно вредно даже для этой жизни: люди глохнут от этой бесовской «музыки», у них появляются от нее ка­кие-то зверские порывы ненависти, убийства, раз­врата. Всё это люди уже вынуждены признавать, но обратиться к Богу не так просто, потому что этот мир цепляется, как говорится, и зубами, и когтями, стараясь человека удержать в своей власти. И поэто­му то, что в духовной жизни является стержнем, и целью, и вершиной всего — смирение, умиление — непонятно, непостижимо для мира.

И эти слова, которые произносил преподобный: «Я — убогий Серафим», — для мира звучат непонят­но. «Убожество — что тут хорошего?» Но на самом деле радости мира сего — это не есть радости, а есть злорадство какое-то, зло радостное, и порождает оно, соответственно, только горечь и боль.

Смотрите: гремят все эти празднества земные, беснования — а потом, следом за этим идут убийст­ва, насилие, разврат. Плоды духовной жизни, как говорит сегодня апостол, другие. Плод духовный есть любы, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание... (Гал., V,

22-23). Это истинная любовь, которая обнимает всё, и прежде всего своих близких. Радость о Дусе Святе, то есть та радость, о которой сказано: Радости вашея никтоже возьмет от вас (Ин. XVI, 22). Радость, ко­торую человек испытывает, прежде всего, внутри се­бя, в душе, и испытывает даже при внешних скорбях, обстояниях. Обстоятельства внешне скорбные, а внутри они дают радость. Это та радость, о которой говорит апостол: Всяку радость имейте... егда во ис­кушения впадаете различна (Иак. I, 2). Нам это непо­нятно, при искушениях мы всегда теряемся, пуга­емся чего-то, даже унываем: «Да что же это такое?» А апостол говорит: Радуйтеся... Господь говорит: Блажени будете, егда возненавидят вас человецы, и егда разлучат вы и поносят, и пронесут имя ваше яко зло, Сына Человеческаго ради. Возрадуйтеся в той день и взыграйте: се бо мзда ваша многа на Небеси.

Что же получается? Поносят, говорят о тебе вся­кую клевету, ложь, а ты радуйся и веселись? В иску­шения впадаете различные — радость имейте? Чему же тут радоваться? Что же это за радость?

Это радость о Дусе Святе, как говорит преподоб­ный Серафим, радость о том, что ты с Богом. Где бы ты ни был, в каких бы обстоятельствах ни жил, ты всегда с Богом. Как сказал один раб Божий: «Лучше я буду в аду с Богом, чем в раю без Бога».

«Рай без Бога» — это то, что люди часто пытают­ся здесь, на этой земле устроить: возводя хоромы, приготовляя яства, развлечения — вроде, райская жизнь. Но это не рай, так как за всем этим стоит го­речь. Горечь разочарования, потому что все это ухо­дит, все это — временное. Оно радости настоящей не приносит. Только изменение своей души, пере­стройка ее в духовном направлении приносит ис­тинную радость человеку. И наши духовные отцы претерпевали в жизни и скорби, и клевету, и не­справедливость, но на их лицах всегда была печать этой радости. Как говорил апостол Павел: Подобны мне бывайте, якоже аз Христу (1 Кор. IV, 16). Кто сподобился встречать людей духовных, видел: ста­ренькие они, вроде, немощные, а лица у них свет­лые, радостные: одна улыбка! Действительно: «В ра­дость бысть видение лиц их». Все знают, фотогра­фии видели, отца Иоанна (Крестьянкина), одного из наших ныне здравствующих подвижников, он весь светится, лик его всегда радостный.

Вот таковы были в жизни преподобные, таков был, особенно, преподобный Серафим. Плод духов­ный есть: любы, радость, мир, долготерпение... Все это в высшей степени засвидетельствовано в лично­сти преподобного Серафима.

О себе он говорил: «Убогий», а тем, кого встре­чал, говорил: «Радость моя, сокровище мое». Это какая же любовь была у него в душе, что он к каж­дому искренне с таким чувством относился!

Еще живы люди, которые знали отца Алексея Мечёва — был такой батюшка в Москве, старец в миру. Говорят, что каждый, кто приходил к нему, чувство­вал такую его любовь к себе, что казалось: батюшка больше всех тебя любит. Это как раз то состояние, о котором преподобный Серафим сказал: «Стяжи дух мирен, и около тебя спасутся тысячи». То есть, ко­гда, с помощью Божией, благодатью Божией, чело­век, трудящийся на ниве Христовой, начинает при­носить плод духовный: любовь, радость, мир, долго­терпение, — то около него, действительно, всё уми­ротворяется. И особенно примером этому служит преподобный Серафим.

Его образ, его дух даны нам в конце времен. По­тому что времена, которые уже идут и которые еще приближаются — это те времена, о которых один афонский подвижник сказал: «Запомни, грядут вре­мена, когда только любовь спасет нас, учись растить в себе любовь. Все остальное — грех, хуже смерти. Только она — жизнь. Мы пропадем без любви, про­падем». Поэтому нужен нам дух преподобного Сера­фима, который стяжал эту любовь, этот мир.

И есть пророчество преподобного, что перед са­мым концом мира он воскреснет в Дивееве и будет проповедовать всемирное покаяние. Потому что ну­жен будет этот дух любви и мира в то время, когда оскудеет любовь и вера многих. Как об Иоанне Кре­стителе сказано было, что он предыдет пред Госпо­дом духом и силою Илииною (Лк. I, 17). То есть, нуж­но было иметь такое дерзновение, такую веру, как пророк Илия. И Иоанн Креститель показал, засви­детельствовал этот дух. А перед Вторым Пришестви­ем на землю снова будет послан преподобный Сера­фим, который придет в духе и силе апостола Иоанна Богослова. То есть, с той силой любви, которая, как говорил отец Алексей Мечёв, растворяла злобу му­чителей. Почему Иоанн Богослов не мог умереть, его не убили, не смогли убить? Потому что никто не мог противостоять силе его любви.

Преподобный Серафим своим незлобием к вра­гам, убивавшим его, засвидетельствовал эту любовь. И вот эта любовь возвела его, как и апостола Иоан­на Богослова, в особую близость, в особое духовное родство Матери Божией. Поэтому Матерь Божия явилась ему, болящу... и на одре смертнем лежащу вместе с Иоанном Богословом и сказала: Сей есть от рода Нашего, и главе его коснуся.

Все эти примеры свидетельствуют о том, что, действительно, преподобный Серафим — это осо­бый дар Божий последнему времени. Так же, как для пресвитеров пример — святой праведный Иоанн Кронштадтский, в своем дерзновении к Богу, в чудотворениях своих засвидетельствовавший, что благодать Божия одна и та же во все времена: как в первые, так и в последние. И, как говорил препо­добный Серафим, все зависит от решимости, а бла­годать Божия — та же и действует так же. И на при­мере самого преподобного Серафима это засвиде­тельствовано.

В наше время, когда вера поколебалась, когда люди увлекаются всевозможными течениями, вся­кие экстрасенсы появились, перед нами предстает образ преподобного Серафима, к которому приво­зят парализованного Мотовилова, и он говорит:

— И по лекарям возили меня, но ничего не по­могло, и вот к вам, батюшка, привезли.

А преподобный Серафим говорит ему:

— Я же не лекарь.

У нас же теперь говорят: «Вот к этому экстрасен­су пойду, к врачу, ну, заодно и к батюшке: а вдруг и это поможет».

Мотовилов говорит:

— Ну как же, батюшка, вы же можете...

— Да что я могу? — (Опять, видите, смирение ка­кое!) — Господь всё может. Веруешь ли ты в Господа Иисуса Христа, истинного Богочеловека, и в Его Пречистую Матерь Приснодеву Марию?

— Верую, батюшка.

— Ну, вот ты и здоров.

— Да как же...

— Да, здоров, вставай. — Батюшка Серафим по­мог ему встать. — Видишь?

— Да это вы, батюшка, меня подняли.

— Ну, иди теперь.

Подтолкнул его батюшка Серафим — и он пошел. Без всяких там трюков, пассов — тут же. Просто ска­зал: «Вставай, Господь тебя исцеляет и Матерь Бо­жия», — и всё.

Вот эти простота и чистота веры преподобного Серафима особенно нам дороги. Потому что стре­мятся замутить нам головы всевозможными хитро­стями, всевозможными мирскими умствованиями и увести от истинной веры. А пример преподобного Серафима для нас всегда является близким и родным примером истинной веры и истинной любви. Аминь.

15 января 1998 г.

«Глас вопиющаго в пустыне»

 

Крещенский сочельник

 

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Сочельник Крещения Господня, Богоявление... Евангелие сегодняшнее повествует об Иоанне Крестителе, Иоанне Передтече. Предтеча — то есть предидущий, предшествующий. Иоанн го­ворит о себе: Аз убо водою крещаю вы; грядет же креплий мене, Емуже несмь достоин отрешити ремень сапогу Его. И это — свидетельство истинной пропо­веди. Господь Сам, проповедуя Евангелие, не раз го­ворил, что истинный проповедник — тот, кто не своей славы ищет. Глаголяй от себе славы своея ищет, а ищяй славы пославшего его, сей истинен есть, и несть неправды в нем (Ин. VII, 18). И о Себе Он говорит, что не ищет славы Своей, а славы послав­шего Его Отца. Аще Аз славлюся Сам, слава Моя ничесоже есть: есть Отец Мой славяй Мя (Ин. VIII, 54).

Мы знаем из Ветхого Завета, что и пророки го­ворили не от себя, а от имени Господня. Они не свои убеждения проповедовали, утверждали, дока­зывали, а возвещали миру слово Божие. Сегодня в паремиях мы слышали об Илие пророке, который сказал: Поревновах по Господе Бозе Вседержителе (3 Цар. XIX, 10).

В жизни это настолько очевидно: чем дальше че­ловек отстоит от истины, тем больше у него своего я. Или, как говорят теперь в современном мире, больше амбиции. Поэтому критерий всегда был и остается один: когда человек всеми своими силами утверждает истину, когда он страдает за нее, то ему неважно, какое к нему отношение. Главное, чтобы люди поняли суть. Ведь и в обычной жизни, если человек что-нибудь делает ради Бога, то ему не важ­но, что о нем скажут или что подумают, а важно то, что он делает или что старается делать.

Поэтому и святые, свидетельствуя своей жизнью евангельскую истину, истину Божию, не взирали на то, как к ним относятся или что о них говорят, како­во мнение о них окружающих — им это было все равно. И некоторые святые при жизни были в поно­шении, в оклеветании, во лжи внешне, их обвиняли в разных пороках, или даже жизнь их кончилась на­сильственной смертью от современников, как была усечена глава Иоанна Крестителя. И так пострадали многие, очень многие первые христиане, почти все апостолы — мученической была их кончина. Но, поскольку они утверждали своей жизнью истину Божию, то прошли годы, десятилетия, даже иногда столетия — Божия истина восторжествовала. Ока­зывается, Господь открывает людям эту истину... И оказалось, что все эти люди-то были на самом деле святые, они были прославлены Господом.

Эта истина выразилась, например, в том, что в нашей земле были так называемые Христа ради юродивые, блаженные. Для некоторых, а иногда и для большинства их современников это были люди странные, ненормальные. Есть у нас выражение: «Какой-то он юродивый!» Но проходит время, и они прославляются. Например, как это было с бла­женной Ксенией Петербургской. Или, как нас дол­го уверяли некоторые историки и писатели об им­ператоре Павле Первом, представляя его дурачком, ненормальным каким-то, мол, всё в игрушечки иг­рал... Но проходит время, и начинает выясняться, что это был талантливый, гениальный человек, дальновидный. То есть и в обычной жизни, если мы обратимся к истории, то увидим, что она свидетель­ствует эту истину, и люди вынуждены волею-нево­лею ее признавать.

А несет истину миру Святая Православная Цер­ковь. И потому во все времена она подвергается го­нениям.

Но, как бы ни порочили истину, ничего с ней сде­лать не могут. Истина остается, и Господь прослав­ляет Свою Церковь. Прославляет чудесами, знаме­ниями и свидетельством той неувядаемой жизни, которую она несет в себе. Люди, принимающие православную веру, начинают жить полной жизнью, истинной жизнью. Без истинной веры — жизнь не­ полная, не истинная, куцая, урезанная, затуманен­ная. Люди гоняются здесь, на земле, за временны­ми благами, используя все возможные способы, по принципу «цель оправдывает средства», доби­ваются этих благ, дрожат за них, теряют их, потом теряют свою собственную жизнь — и душа их в пу­стоте, остается ни с чем, только грехи отягощают ее. А те, кто живет с верой, благодарят Бога за всё. Есть что-то — слава Богу. Нет — тоже слава Богу. Как праведный Иов благодарил Бога и прославлял Его за все дарования. Когда же Господь попустил ему — для испытания его верности и веры — напа­дение дьявольское и дьявол отнял у него всё: и имущество, и детей даже, — он сказал: Господь даде, Господь отъят; буди имя Господне благословенно во веки (Иов I, 21). И остался непоколебим в своей ве­ре. А не так, как люди, которые стремятся всеми силами к чему-то земному, чего-то вроде достига­ют, трясутся в страхе над этим, боясь потерять, и, если вдруг теряют, то сразу впадают в полное отча­яние и даже решаются на самоубийство. Самый, с их точки зрения, лучший выход. А на самом деле — самый страшный «выход», для души это полная погибель.

Что человек без веры? К ней зовут и пророки, и проповедь Евангелия. Но истинная вера требует мужества, требует того, чтобы человек не размени­вался на временное, на пустое, на мелочи, на славу земную, подобную мыльному пузырю, который блестит, играет на солнышке всеми цветами раду­ги, а потом лопается — и нет его. И человек, когда тратит свою жизнь на это пустое, то его, конечно, в итоге охватывает разочарование: «Ну, что? Что сделал? Чего достиг?» Когда же человек следует за ис­тиной и эту истину утверждает своей жизнью, то его ничто не смущает.

Да, конечно, мы все духовны в разной степени. Поэтому не все могут во всех обстоятельствах стоять твердо. У каждого — своя мера. Но Господь о каж­дом из христиан сказал: Вы есте соль земли (Мф. V, 13). И эта соль сохраняет еще в обществе понятия благородства, чести. Соль земли — это люди, кото­рые ни за материальные блага, ни за славу, ни за ка­кое временное благополучие не продают свою со­весть. Их не так много. Поэтому и сказано о Пред­тече Господнем, Крестителе Иоанне: глас вопиющаго в пустыни. Пустыня — прообраз духовного опус­тошения. И во все времена глас истины так и оста­ется гласом вопиющего в пустыне. Когда преподоб­ного Серафима спросили, почему святые отцы го­ворили, что последние христиане будут выше пер­вых пустынников, он ответил: «Очень просто. В по­следние времена люди будут жить среди людей, как в пустыне. Если раньше пустынники, по преизбыт­ку любви, были так чутки, что чувствовали на рас­стоянии, что другому плохо, и приходили на по­мощь друг другу, то в последние времена и среди людей никто не поможет. Будешь ты лежать, уми­рать — никому не нужен».

Да что говорить о будущем? И ныне мы часто слышим о таких случаях: человек умер — и об этом узнали только через несколько дней. И ведь не в пу­стыне он жил, рядом соседи, родственники, теле­фоны... Все средства связи сегодня есть, одной только душевной связи нет. Ничья душа не почувст­вовала, что тут, за стенкой, человек умирает. И эти слова — глас вопиющаго в пустыни — остаются вер­ными на все времена.

Поэтому неудивительно, что, когда речь идет о серьезных вещах, о духовных вопросах, то оказы­вается, что этим серьезным интересуются очень немногие. Сколько вот здесь вас сейчас в храме? Ну, еще один храм есть в Одинцово, там столько же, пожалуй, народу, хорошо, если больше — пото­му что там, в городе, до храма добраться легче. Но столько людей здесь еще и потому, что сегодня во­ду освящают, а то было бы значительно меньше. Сколько это по сравнению с той массой людей, ко­торая живет в этих краях? Капля в море. И мой го­лос — глас вопиющаго в пустыни, потому что все те люди не слышат ничего, слышат единицы, вас всех здесь пересчитать очень легко. Да, такова, увы, истина.

Одного из наших мыслителей, философа Влади­мира Соловьева, одна раба Божия спросила (это бы­ло во времена воинствующих безбожников):

— Как быть? Я отделяюсь, вроде, от коллектива, если иду этим путем. Все говорят: собирайся, ми­тингуй. Может, я неправильно делаю, может я — индивидуалистка?

Тот ответил ей совершенно:

— Милая моя, голубушка, истина никогда не бы­ла за большинством.

Это как-то странно звучит для нашего времени, когда привыкли принимать решения большинст­вом голосов. Но известный философ считал иначе. Да, думаю, и не только этот философ.

Истина требует труда, требует внутреннего под­вига, за ней, увы, действительно, никогда не идет большинство, потому что большинство стремится жить попроще, полегче. А там, где требуется духов­ный труд, многие отступают.

Часто задают вопрос: «Ну что же такое, почему так мало верующих? А ведь основная масса живет, ведет себя иначе».

Ну и что? Разве это критерий? Основную массу земного шара составляют не золото и не алмазы, однако они всё равно ценятся, считаются действи­тельно драгоценными — конечно, в мирском, зем­ном понятии... Ведь и в обычной-то жизни мы, конечно, ценим те вещи, которые реже встречают­ся. А то, чего много и что имеет большое распро­странение, то, как правило, ценится меньше. Но, опять же, если в земной жизни такие вещи даже и ценятся, то они могут быть людям не необходимы. Допустим, без золота вполне можно в жизни обой­тись, и без алмазов, без бриллиантов — тем более. А вот духовные ценности — исключительные — нужны всем.

Вы скажете: но ведь и те люди как-то живут?

Да, но только телом. Или живут, но не так, как ве­рующие люди. У них нет истинной, полной жизни. Нет ее у них на земле, не будет и в жизни вечной.

Здесь — только начало, только подготовка к бу­дущей жизни. Потому и Иоанн Предтеча был усе­чен мечом тридцати трех лет. Спаситель был распят, страдал за нас на Кресте... Все пророки искушены быша, убийством меча умроша (Евр. XI, 37). Все апо­столы пострадали, чтобы донести до нас ту истину, которую мы, по милости Божией, имеем. И это есть главное свидетельство истины — исповедничестве, мученичество за истину, страдания за истину. Как

сказано в тропаре Иоанну Предтече:...за истину по­страдав, радуяся, благовестил еси и сущим во аде Бо­га, явльшагося плотию, вземлющаго грех мира и подающаго нам велию милость. Святые не просто стра­дали за истину, они страдали за истину, радуясь. Потому что душа их, действительно, чувствовала, что истина не только в этой жизни. И вот кончает­ся их жизнь, кончается мученически — а радость еще большая.

В том-то и ценность духовной жизни, что она и здесь, на земле нужна, но главное — совершенно необходима для будущей жизни. И разница здесь великая. Земные ценности нужны только здесь, в этой жизни. А духовные — и в этой жизни необхо­димы, а в будущей — только через них жизнь.

И Святая Православная Церковь прославляет страдальцев за истину, то есть мучеников. Есть му­ченичество кровное, есть мученичество бескровное, когда человека не убивают, но за веру поносят, пре­зирают, притесняют всеми способами. Пострадать за истину до крови — это трудно, это не всякому еще и дано. А пострадать за истину, даже не постра­дать, а просто что-то потерпеть ради нее в обычной нашей жизни — этот подвиг возможен для каждого человека.

Сейчас это проще, конечно. А раньше ведь мог работы лишиться — если преподавательская или еще какая-то, руководящая работа. Теперь даже ни­чего не лишаемся — да и то не можем, стесняемся сказать, что были в церкви. Или пришел к родст­венникам — и перекреститься перед едой вроде ру­ка не поднимается, стеснительность какая-то появ­ляется. А что тебе тут сделают? Голову, что ли, отсе­кут, если ты перекрестишься? Нет. Скажут что-ни­будь? Ну, и что с того? Или идут, например, к вра­чу — и крестик куда-то прячут. А что тут такого? Ведь ты еще ничего не лишаешься. Какие тебе прещения? Никаких. А решимости не хватает.

Для настоящей проповеди, для жизни по истине нужно мужество, необходим подвиг. Ну, нам далеко до этого, но хотя бы нужно не стыдиться крестного знамения, решиться не стыдиться креста.

В отношении того, чтобы сходить в храм Божий, в церковь — опять же нет решимости, за это тебя то­же никто не распинает, не казнит, не поносит, тут уже не перед кем-то, просто сам себя не можешь поднять, преодолеть свою лень.

Глубоко верующий человек, великий полководец Александр Васильевич Суворов всегда повторял слова Псалтири: Не нам, не нам, Господи, но имени Твоему даждь славу (Пс. СХШ, 9). И еще он гово­рил: «Победи себя — будешь непобедим!» Это то­же духовный подвиг — ограничить себя в пище, во сне, удержать свой язык, раздражение, в чем-то еще понудить себя, немного потрудиться над со­бой. Это и есть наша мера подвига в свидетельстве об истине. Это и есть тот плод, о котором сказано: сотворите убо плоды достойны покаяния (Лк. III, 8). То немногое, что мы можем сделать, две лепты вдо­вицы. Господь принимает и это, раз больше ни на что не способны.

Вот часто рассуждают: «У них — всё посты, про посты говорят, а главное — языком не грешить, ни­чего плохого не делать».

Конечно, правильно они говорят. Но до этого — куда уж нам, нам бы хоть не есть всё подряд, то есть хоть попоститься немножечко, хоть это исполнить. Не потому, что мы то отодвигаем, считаем, что по­сты выше. Того мы, увы, просто не исполняем. Тог­да хоть это попробуем исполнить.

Тут был сплошной мясоед, а сегодня пост — по­стная пища без растительного масла, так легко. Святой водички попьете...

Вот потихоньку нужно начинать некий внутрен­ний подвиг, некое делание. Каждый воскресный день стараться побывать в храме. А если еще и на­кануне вечером, тогда, конечно, еще лучше. Начи­нать с малого. Смотришь — и храм посещать ста­нет легче, хоть на сколько-то. А далее — укрепит Господь.

Дай, Господи, нам молитвами святого Иоанна Предтечи начать подвиг по силам.

Не можешь вообще язык сдерживать — хоть не говори много, не празднословь.

А это очень трудно. Я вот, видите, сколько време­ни каждый раз проповедь говорю — многие уже заму­чились, наверное. Нужно бы остановиться, но очень хочется сказать, думаешь: хоть что-то останется.

Один из святителей нашей Церкви хорошо ска­зал: «Какая красота в нашем православном богослу­жении, какая премудрость! Ведь служба долго идет. Один человек пришел пораньше, ему нужно потом уйти — он успел что-то застать. Другой только теперь пришел — и опять же побудет на службе, а то бы опоздал. Один простоял — половину проспал, но все-таки что-то услышал, а если служба была бы ко­роче, всё бы проспал, ничего не услышал».

Отец Сергий как-то раз всё проповедовал, про­поведовал, а потом и говорит:

— Ничего, если они даже не понимают, все-таки есть польза: что они не где-то там, а в церкви стоят.

Надо нам как можно чаще обращаться к Источ­нику благодати, хоть в какой-то мере быть свидете­лями истины, и тогда Господь нас помилует по мо­литвам святых, очистит от всякия скверны и наста­вит на путь правый. Аминь.

18 января 1994 г.

 

Покаяние и его плоды

 

Крещенский сочельник

 

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Сегодня — навечерие праздника Богоявления, крещенский сочельник. Вы слышали Еванге­лие о Крещении, которое совершил святой Иоанн Креститель.

Все мы, православные христиане, пришли в Церковь Христову через Таинство крещения. Но почти никто не помнит, точнее, даже не задумыва­ется над тем, что основной смысл крещения и про­поведи Евангелия заключается в призыве к покая­нию, стяжанию покаянного чувства.

Часто слышишь, как крещеные говорят некре­щеным: «Что ж ты не крещен? Тебе надо креститься!» А те на это отвечают: «А для чего это нужно? А что это дает?» И, действительно, очень часто внешне нет разницы между крещеным и некреще­ным. И тот и этот — одинаково живут, и даже неко­торые некрещеные, как говорят, бывают еще и луч­ше крещеных, рассуждая по-человечески.

Да, действительно, увы, очень часто бывает, что это так. Но это не потому, что крещение, как гово­рят, «ничего не дает», или «что крещеный, что не­крещеный — какая разница?» А потому, что часто люди, крестившись, самого главного в душе не име­ют: покаянного чувства.

Богооткровенная вера древнего Израиля — это была единственная истинная вера. И все они жили в этой вере. И была у них надежда на спасение. И все это, действительно, так. Но они не имели пока­янного чувства. Иоанн Креститель говорит им: По­рождения ехиднова, кто сказа вам бежати от грядущаго гнева? Сотворите убо плоды достойны по­каяния, и не начинайте глаголати в себе: отца имамы Авраама... То есть не говорите: мы по роду своему идем от родоначальника истинной веры, получив­шего обещание от Бога, что из его потомства изыдет Спаситель мира. Глаголю бо вам, яко может Бог от камения сего воздвигнути чада Аврааму. Уже бо и се­кира при корени древа лежит: всяко убо древо, не тво­рящее плода добра, посекается, и во огнь вметается.

Это же самое относится и ко всем, кто, находясь в истинной вере по происхождению, по крещению, не приносит плода.

Сотворите убо, говорит Иоанн Креститель, плоды достойны покаяния. А достойные плоды покаяния могут быть только тогда, когда есть само покаяние.

Плод должен иметь свои корни. Всякий плод духов­ный питается корнями покаяния, потому что чело­век через покаянное чувство все время смиряется и считает себя грешным и недостойным милости Бо­жией. И если получает какие-то скорби, то считает себя этого достойным.

Авраам потому и был-то другом Божиим, что, ве­дя праведную жизнь, в то же время, обращаясь ко Господу, говорил о себе: «Я, прах и пепел...» То есть у него было это покаянное чувство.

У него было и чувство сострадания, потому что он говорил: «Неужели, Господи, ты погубишь пра­ведников вместе с грешниками?» Авраам понимал, что если будет погублен грешник — это одно, а ведь праведник не заслужил того же. У него было состра­дание, и поэтому — плод, достойный покаяния.

В сегодняшнем Евангелии об Иоанне далее ска­зано: И вопрошаху его народи, глаголюще: что убо со­творим? Отвещав же глагола им: имеяй две ризе, да подаст неимущему, и имеяй брашна, такожде да тво­рит. Приидоша же и мытари креститися от него, и реша к нему: учителю, что сотворим? Он же рече к ним: ничтоже более от повелённаго вам творите. То есть, берите только то, что по закону, а от себя ниче­го не прибавляйте. Вопрошаху же его и едини, глаголюще: и мы что сотворим? И рече к ним: ни когоже обидите, ни оклеветавайте, и довольни будите оброки вашими (Лк. 111,10-14).

То есть все это: поделись, никого не обижай, не бери, старайся не оклеветать, никому не причини никакой боли, никакого зла, — относится к делам милосердия. Потому плод, достойный покаяния — это, прежде всего, дела милосердия. Милосердным же может быть только человек, имеющий покаян­ное чувство. Потому что, когда человек начинает обращать внимание на свои грехи, он начинает чув­ствовать, насколько он грешен, а когда это проис­ходит, он понимает, что и живет-то он, и может на­деяться в будущем только на милосердие Божие: Блажени милостивии, яко тии помилованы будут (Мф. V, 7). Значит, раз ты чувствуешь себя грешным и надеешься на милосердие Божие, старайся же быть сам милосердным, и Бог помилует тебя. Вот о чем говорит Иоанн Предтеча.

Потому и не отличаются часто крещеные и не­крещеные люди друг от друга, что и у тех, которые крещены, нет покаянного чувства. А, значит, и ми­лосердия, поэтому они и жестки, и жестоки бывают с другими людьми. И, конечно, сеют соблазн: «А как же еще? Что толку от милосердия?» Да, когда покаяния нет, действительно, толку нет никакого.

Покаянное чувство вызывает стремление изба­виться от своих грехов, от своего греховного состо­яния. В этом стремлении начинаешь видеть, что ты немощен, слаб и все время спотыкаешься и пада­ешь. И поэтому на другого грешника уже не смот­ришь как на какого-то злодея, а как на такого же не­счастного, как и ты, который от своих грехов тоже не может избавиться. Тогда сразу возникает чувство сострадания и жалости, или, по крайней мере, ты избегаешь озлобления. И при любых испытаниях, как разбойник, говоришь себе: Достойная по делом наю восприемлева (Лк. XXIII, 41).

Более того, если всмотришься в себя более вни­мательно, то увидишь, что на самом деле достоин большего наказания. И приемлешь не по делам сво­

им, а по милости Божией. Ибо сказано: Не по безза­конием нашим сотворил есть нам, ниже по грехом нашим воздал есть нам.

То есть человек, если он обретает хоть какое-то покаянное чувство, сразу же обретает такое отноше­ние к происходящему с ним: если что случается — значит, так мне и надо, так и подобает. И это уже очень много.

Да, для многих из нас и это уже очень много: по­чувствовать — я уж не говорю всегда, а хотя бы ино­гда, — что «вроде, есть за что». Не говоря уже о том, чтобы воспринимать происходящее с нами с тем чувством, что это еще милость Божия, как святые говорили.

Ведь обычно, когда про нас что-то скажут, первая реакция наша: оправдание, недовольство, ропот. Нет того чувства, чтоб сказать: «Наверно, правиль­но про меня говорят». И где уж нам так ответить, как один святой, когда его стали в чем-то укорять, ответил: «Да это-то — что! Вообще-то я еще хуже, конечно. Это они просто не знают». То есть он не только не расстроился от укора, но воспринял его так, что его считают не таким плохим, каков он есть на самом деле. А стяжается такое отношение к жиз­ни только покаянным чувством.

Жизнь после крещения без покаянного чувст­ва безплодна. Покаянное чувство нужно стараться стяжать, оно должно стать постоянным состоянием нашей души.

Один из священномучеников нашего, уже совсем недавнего времени говорил, что весь приход, вся община православная — это богослужебно-покаяльная семья.

Богослужение в нашей жизни должно быть на первом месте, потому что только оно возводит на должную покаянную высоту наши чувства, очи­щает наше сердце, только на его фоне, с его помо­щью можно правильно почувствовать и все ос­тальное в ней.

Во время богослужения во всем видишь высоту, чистоту, святость. И — свою нечистоту, свою грехов­ность, низменное состояние своей души. Это чувст­во своего недостоинства перед Богом все время должно быть у православного человека, только тог­да он находится на правильном пути.

Действительно, если внимать словам богослужеб­ных текстов: Псалтири, Апостолу, Евангелию, — то они напомнят нам о том, насколько мы далеки от то­го, какими должны быть. И тогда постоянно будешь в этом покаянном чувстве находиться.

Например, поют или читают каждый раз: Бла­жени есте, егда поносят вам... (Мф. V, 11). А ты при­ходишь домой, тебе что-то не так сказали — и ты сразу раздражаешься в ответ — всё, значит, от запо­ведей блаженства ты еще далековато.

Когда умирал преподобный Сисой Великий, уже непосредственно перед смертью лицо его просвети­лось так, что на него страшно было смотреть, на­столько яркий нетварный Свет исходил от него. И когда Сисоя при этом спросили: «Отче, неужели ты боишься смерти?!» — он ответил: «Не знаю, положил ли я начало покаянию...» То есть о чем сказал этот святой перед самым концом жизни? О покаянии.

И всегда в православном жительстве был такой обычай: люди, если и закручивались в суете, если из-за своей мирской жизни попадали в разные об­

стоятельства и что-то не так делали, то, если бы­ла такая возможность, каждый из них перед смер­тью старался у всех попросить прощения, то есть покаяться.

Это ведь не случайно. В этот момент обращают­ся к покаянию, прежде всего, потому, что чувству­ют его важность и необходимость. И потому есте­ственно, что это чувство всегда — от начала духов­ной жизни и до самого последнего издыхания — необходимо. Никогда нельзя в этом отношении ослабевать, расслабляться.

Очень часто мы хотим жить благодушно, чтобы все в жизни было хорошо, со всеми быть в мире, в любви. Это желание хорошее. К этому нужно стре­миться. Но, когда вокруг все хорошо, человек неза­метно забывает о том, что он грешен. И начинает терять вот это покаянное чувство. И вдруг что-то случается скорбное. Это — ничего, это как раз — ему напоминание, а то забылся немножечко...

Очень часто в день причащения бывает все хоро­шо, человек приходит домой, а там ему — раз! А что это? Напоминание о покаянном чувстве.

Так что нам полезны скорби. Земля — юдоль пла­ча, юдоль оплакивания грехов, юдоль покаяния — не место блаженства.

Да, конечно, святые испытывали неземное бла­женство и на земле, как преподобный Серафим. Но нам-то до них — как от земли до неба. Нам-то нуж­но покаянное чувство постоянно.

Некоторые, не понимая сути этого, готовятся к причащению, и все сначала идет очень хорошо — и вдруг начинаются искушения, что-то не получает­ся, как задумал человек — а он, вместо того, чтобы чувствовать себя грешным и скорей спешить к Богу покаяться, вообще не идет ни причащаться, ни в церковь. «Ну что ж я пойду такой?»

Такой... А ты думаешь, когда ты «припудрен­ный», ты другой, что ли? Просто пока тебя не тро­нули, ты вроде другой. На самом же деле ты такой и есть. И это еще не всё. Потому очень часто до или после причащения бывают искушения. И это — за­кономерно, так и должно быть.

Один раб Божий сказал известному москов­скому батюшке отцу Всеволоду (Царствие ему Не­бесное!):

— Батюшка, знаете, я никак не могу причастить­ся, все время чувствую себя неготовым.

Тот ответил ему:

— Вот когда почувствуешь себя готовым, тогда лучше не причащайся.

О том же часто говорил отец Александр Ветелев (Царствие ему Небесное!), профессор Московской Духовной Академии. Был он и приходским священ­ником в Знаменской церкви у Рижского вокзала, где святые мощи мученика Трифона. Один христиа­нин ему говорит:

— Батюшка, у меня в жизни ничего не ладится. Всё — как попало!

Он отвечает:

— Ну что ж, это хорошо.

Тот удивляется:

— Что ж тут хорошего?