Неделя 25-я по Пятидесятнице

 

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Сегодня мы слышали евангельское чтение о ми­лосердном самарянине. Евангелие это положе­но читать также во время таинства соборова­ния, и там оно читается первым, потому что в нем го­ворится о масле и вине, а именно масло и вино упот­ребляются в этом таинстве.

Притча Господня о милосердном самарянине при­знана святыми отцами настолько важной, что изъяс­нение ее они включили в Постную Триодь. Триодь — от слова «три», трипеснец, три песни — это сборник песнопений, которые прибавляются к обычным пес­ням канонов на утрени Великим постом.

В притче этой говорится: Человек некий схождаше от Иерусалима в Иерихон, и в разбойники впаде, иже совлекше его и язвы возложше, отыдоша, оставлыие еле жива суща.

Кто такой человек некий? Человек некий — это все человечество.

Почему именно из Иерусалима в Иерихон? Ведь дорога одна и та же, мог бы идти и в обратном напра­влении, из Иерихона в Иерусалим.

Потому что Иерусалим означает первозданное, нерастленное грехом состояние человека. А Иери­хон — город греха. И человечество избрало именно этот путь: от святости ко греху, путь нравственного падения и разложения.

И на пути этом человек в разбойники впаде. Раз­бойники — это бесы, которые лишили человечество его одежды добродетелей и, изранив грехами, оста­вили еле жива суща, то есть еле живым.

Мимо впадшего в столь бедственное состояние че­ловека прошли священник и левит. Здесь имеется в ви­ду ветхозаветная церковь, которая ничем не могла по­мочь людям.

Самарянин же некто грядый прийде над него, и видев его, милосёрдова. Кто этот самарянин некто? В Еван­гелии, мы знаем, есть такой момент, когда иудеи одна­жды назвали Господа самарянином: самарянин еси Ты и беса имаши. Господь кротко возразил: Аз беса не имам, но чту Отца Моего (Ин. VIII, 48-49). Вот види­те, Он не отрекается называться самарянином.

В Триоди Постной поется: Не от Самарии, но от Марии возсиявый Христе Боже. Самария упоминается здесь потому, что Господь Сам Себя в этой притче име­нует самарянином. Вочеловечившись, Он как бы по­шел по тому же пути, что и все остальное человечество.

Далее в Евангелии говорится: И приступль обвяза струны его, возливая масло и вино. Масло является ис­целяющим, залечивающим средством, им смазывали пораженное место. А вино очищает, дезинфицирует, вином раньше промывали раны. И Господь излил благодать Свою, исцеляющую людей, и учение Свое: как им жить, чтобы исцелиться.

Всадив же его на свой скот, приведё его в гостиницу.

В богослужебных текстах есть такой стих: И сел еси на кони — апостолы Твоя, и спасение бысть еждение Твое. То есть еще во время Своей земной жизни Гос­подь послал апостолов на проповедь и дал им власть исцелять и учить. Потому в Евангелии они образно названы «скотом», на который Господь посадил больное человечество и довез до гостиницы. Гости­ница — это Церковь. Но Церковь можно понимать и как лечебницу. Помните, на исповеди нам каждый раз говорится: внемли убо, понеже пришел еси во врачебницу, да не неисцелён отыдеши.

И наутрия изшед, изъем два сребреника, даде гостинику, и речё ему: Прилежи ему, и еже аще приижде-веши, аз егда возвращуся, воздам ти.

Что такое эти два сребреника? Это Таинство При­чащения Тела и Крови Христовых. Оно установлено Господом для исцеления человека. Потому и напо­минается каждому: понеже пришел еси во врачебницу, да не неисцелен отыдеши. И мы, когда подходим к Ча­ше, просим: Да не в суд или во осуждение будет ми Причащение Святых Твоих Таин, но во исцеление души и тела. Обещая же воздаяние при возвращении, Гос­подь говорит о Своем Втором Пришествии, когда Он воздаст каждому по дедам его, и тем особенно, кто трудится для спасения себя и других.

Но почему про законника в Евангелии сказано, что он приступил ко Господу, искушая Его? Законник в ветхозаветной церкви — это толкователь и учитель закона. И раз он преподавал закон и учил, как жить, то зачем спрашивал об этом? Выходит, он учил тому, чего не знал сам? Или, если знал, то для чего спра­шивал? Поэтому и сказано: искушая.

Но совсем не для того, чтобы обличить этого за­конника, упоминает о нем Евангелие, а в назидание нам. Ведь, сам того не желая, человек этот задал са­мый важный вопрос: что делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Его профессиональная гордость не позволила ему признаться, что он не знает Писания, и когда Господь его прямо спросил: В законе что пи­сано есть, како чтеши? — он без запинки ответил: Возлюбиши Господа Бога Твоего от всего сердца твоего, и от всея души твоея, и всею крепостию твоею, и всем помышлением твоим, и ближняго своего, яко сам се­бе. — Право отвеща, сие сотвори, и жив будеши, — ска­зал ему Господь. Видите, он все знал и спрашивал. Почему же? Дело, очевидно, в том, что одно дело — знать, и совсем другое — исполнять.

Человек живет сердцем, а не умом, — утверждают святые отцы. Многие рассуждают разумно, а живут неразумно, потому что сердцу не прикажешь. И если чувства еще не утвердились в добре, то знание исти­ны может быть и отягчающим вину человека обстоя­тельством. Не зря сказано: «Кто много знает, с того много и спросится». Видимо, и законник знать-то знал, а исполнять — не радел. Поэтому Господь и ска­

зал ему: Иди и ты твори такожде. Говоришь ты, мол, хорошо, правильно, так вот теперь поступай так же.

Многие из нас стремятся к духовным знаниям. И про такого человека говорят: начитанный. Но не ду­ховный. Духовность — это вовсе не сумма знаний, а то, что проверяется жизнью: поведение, делание, чувство. И не случайно в рассматриваемой нами притче как бы противопоставляются знание священ­ника и левита и делание самарянина — Господа наше­го Иисуса Христа.

Очень емко сказано в стихотворении Алексея Константиновича Толстого:

Он все законы Моисея Любви закону подчинил.

В Своей прощальной беседе с учениками Господь говорит: Заповедь новую даю вам, да любите друг дру­га: якоже возлюбих вы, да и вы любите себе. О сем ра­зумеют вси, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою (Ин. XIII, 34-35).

Гимн любви — во всем Евангелии, во всех апостоль­ских посланиях. Апостол любви Иоанн Богослов все время, особенно в конце своей жизни, повторял: «Детки, любите друг друга». «Апостол языков» Павел дал целую поэму любви: Аще языки человеческими глаголю и ангельскими, любве же не имам, бых яко медь звенящи, или кимвал звяцаяй. И аще имам пророчество, и вем тайны вся и весь разум — то есть начитан, умен, — и аще имам всю веру, яко и горы переставляти, любве же не имам, ничтоже есмь. И аще раздам вся имения моя, и аще предам тело мое, во еже сжещи е, любве же не имам, никая польза ми есть (1 Кор. XIII, 1-2).

Любовь к Богу и ближнему — в основе всего. И за­мечательно, что, когда законник спросил: Кто есть ближний мой? — то Господь, ответив ему притчей, и Сам, в Свою очередь спросил: Кто убо от тех триех ближний мнит ти ся быти впадшему в разбойники? Обратите внимание, законник спросил: кто ближний мне? — а Господь переспрашивает его как бы наобо­рот: кто ближний впавшему в разбойники? Почему? Попробуем разобраться.

Проявляй любовь к ближним. Все правильно. Но к кому проявлять любовь, кто ближний мне? — недо­умевает законник. И если так прямо и принять его вопрос, то выходит, что ближний ему — впавший в разбойники. Но Господь ставит вопрос иначе: кто ближний впавшему в разбойники? Тот отвечает: Сотворивый милость с ним. Рече же ему Иисус: иди, и ты твори такожде. Вот ответ на вопрос законника.

Конечно, эти слова обращены также и к нам. Вот уже почти две тысячи лет без устали повторяет нам Слово Божие: Иди и ты твори такожде. Как? Как са- марянин, то есть — Сам Господь, Который милосерд­ствует людям, ничего не ожидая от них взамен, солнце Свое сияет на злыя и благия, и дождит на праведныя, и на неправедныя (Мф. V, 45). Если Бог нас так любит, то и мы должны так же, как Он, любить друг друга.

Но и этого недостаточно. Если человек ближнего любит, а Бога — нет, то святые отцы говорят, что та­кая любовь — односторонняя. Это как точки на ок­ружности. Когда одна точка приближается к другой, она удаляется от остальных. Когда же все мы в люб­ви приближаемся к Богу, как к центру, то мы и меж­ду собой одновременно сближаемся. Только любовь к Богу и ближнему в совокупности дает полноту люб­ви. Поэтому они и поставлены в неразрывную связь.

В нашем языке слово, обозначающее любовь — одно, а в греческом — три таких слова: эрос, агапас, филио. Греки понятие любви разделили: эрос — это эротическая любовь, агапас — любовь дружеская, а филио — любовь до самозабвения.

Как раз вчера читалось Евангелие о восстановле­нии Апостола Петра в апостольское достоинство (Ин. XXI, 15-22). Господь трижды вопрошает Петра, потому что тот трижды отрекся. И по-гречески это звучит особенно выразительно. Симоне Ионин, агапас Мэ? (любишь ли Меня дружески?) — спрашивает Господь. Филио Сэ Кирие (люблю до самозабвения)! — отвечает апостол в горячем порыве. И снова спраши­вает Господь: Агапас Мэ?— Петр снова отвечает: Филио Сэ Кирие. И только в третий раз Господь обращается к Петру: Филио Мэ? — то есть любишь ли ты Меня дей­ствительно до самозабвения, больше, чем все другие?

Апостол Павел говорит о любви: Любы долготерпит, милосердствует, любы не завидит, любы не пре­возносится, не гордится, не безчинствует, не ищет своих си, не раздражается, не мыслит зла, не радуется о неправде, радуется же о истине, вся любит, всему ве­ру емлет, вся уповает, вся терпит. Любы николиже отпадает (1 Кор. XIII, 4-7) — то есть, это чувство не­преходящее, то, что преходит — это не любовь, это нечто другое. Так вот, о такой любви и спрашивает Господь Петра: Филио Мэ? И тогда, как сказано в Евангелии, огорчился Апостол, что вот уже три раза спрашивает его Господь, как бы не веря ему, и отве­тил: Господи, Ты вся веси, Ты веси, яко люблю Тя. И тут же подтверждает истинность своих слов. Господь го­ворит ему: Иди по Мне. Петр уже понимает, что это значит идти тем же путем, каким прошел Сам Гос­подь, то есть путем крестных страданий и смерти. И Петр пошел за Господом, ни минуты не колеблясь. Но, когда обернулся, заметил Иоанна, тоже идущего за ними. Увидев ученика, который во время Тайной вечери возлежал на персех Иисусовых, который по­том сопровождал своего Учителя на допрос и суд к первосвященникам Анне и Каиафе, а во время кре­стных страданий Спасителя стоял у Креста, Петр не удержался от острой жалости: Господи, сей же что?— Почему он идет с нами? Мне так нужно: страдать, — а ему — зачем? Он никогда не отрекался от Тебя. И Господь, в ответ на это чувство любви и жалости к Иоанну, отвечает: Успокойся, аще хощу да той пребы­вает, дондеже прииду, что к тебе? — Он не умрет... — Ты по Мне гряди...

Вот истинная любовь. Она проверяется испыта­ниями, трудностями. И только когда вся шелуха се­бялюбия, земных пристрастий отсеивается, остается один алмаз — алмаз любви.

Постараемся и мы по мере сил творить дела люб­ви. Без них, какие бы подвиги человек ни совершал, он — медь звенящи, или кимвал звяцаяй (1 Кор. XIII, 1). Если из сердца нашего исходят раздражение, не­терпение, укоры, жестокость — значит, это совсем не то, что должно быть, значит, в нем нет любви и, значит, совсем не в ту сторону идет человек. Поэто­му, если хочешь наследовать спасение, взлелей и возрасти на почве сердца своего терпением и труда­ми росток любви. Не будем забывать, что и к каждо­му из нас обращены слова Спасителя: Иди и ты твори такожде. Аминь.

14 ноября 1983 г.

 

О Благодати Святаго Духа