Двузвенность структуры норм гражданского права.

Анализ любого средства деятельности предполагает исследование его внутреннего устройства, поскольку только это знание даёт представление о возможностях его приложения, специфике действий, совершаемых при его использовании и характере задач, решаемых с его помощью.

Вопрос о структуре нормы гражданского права специально не ставился в науке, хотя, и затрагивался в рамках отдельных исследований. Так, С.И. Карпова, посвятившая параграф диссертации этому вопросу, пришла к выводу, что логическая структура норм гражданского права включает: гипотезу (закрепляющую жизненные обстоятельства, порождающие, изменяющие или прекращающие права и обязанности); диспозицию (закрепляющую виды и содержание прав и обязанностей); санкцию (закрепляющую средства защиты прав). Она считает, что «лишь совокупность этих элементов способна обеспечить адекватное нормативное моделирование поведения путём отражения в правовой норме существующих или желаемых связей участников экономического оборота»^[150]. В этом она солидарна с большинством отечественных правоведов, которые считают, что содержание любой нормы права состоит из трех элементов. Так, М.И. Байтин пишет: «Любая такая норма устанавливает для участников регулируемых ею общественных отношений взаимные права и обязанности; предусматривает фактические обстоятельства, при наличии которых носителями этих прав и обязанностей становятся определённые, конкретные лица – субъекты правоотношений; предупреждает о последствиях нарушений данной нормы»^[151]. За этими элементами закреплены соответственно следующие обозначения: диспозиция, гипотеза, санкция. Связь между указанными тремя элементами выражена формулой: «если – то – иначе». Этот перечень элементов, также как и их связь, были обоснованы в советском правоведении идеологически.

Как отмечает В.А. Белов^[152], такое понимание содержания нормы права являлось результатом развития ленинского положения о том, что «право есть ничто без аппарата, способного принуждать к соблюдению норм права»^[153]. Действительно, ценность трехчленной структуры советские правоведы видели в том, что каждая правовая норма обладает государственно-принудительным характером^[154]. А.С. Еременко отмечает, что начало тройственному пониманию логической структуры нормы права было положено в Древнем Риме, поскольку римские законы состояли из триады «прескрипция-рогация-санкция», что было предопределено фундаментальными социально-экономическими началами древнеримского общества^[155]. При этом исследователь подвергает критике механистическое заимствование трёхзвенного принципа^[156].

Некоторые исследователи считают, что трехчленная структура нормы права не применима к гражданско-правовым нормам^[157], поскольку бессмысленна для управомочивающей нормы. В.А. Белов отмечает: «У норм же управомочивающих «антигипотез» («если некто сделал нечто, то он приобрел такое-то право, а иначе…» – что «иначе»? неужели санкция?) просто не может быть»^[158]. Установление санкции за невыполнение дозволения лишено всякого смысла. И поскольку основополагающими нормами гражданского права являются именно дозволительные нормы, то утверждение о трехзвенности их структуры безосновательно.

Трехзвенная концепция также не соответствует структуре запретительных и обязывающих норм гражданского права. Как отмечает Е.Я Мотовиловкер, «осуществление обязанностей, соблюдение запрета, т. е. реализация диспозиции, не обусловливает, не влечет санкцию»^[159]. Санкция актуализируется, если будет совершено деяние, препятствующее осуществлению первоначальных прав. Но это уже новые обстоятельства, а возникшее правоотношение есть уже другое правоотношение.

За рубежом в структуре нормы права выделяют лишь два элемента. В германском правоведении общепризнано то, что норма права (Rechtsnorm) состоит из обстоятельств дела (Tatbestand) и правового последствия (Rechtsfolge)^[160]. Французскими учёными-правоведами отмечается, что «закон в его наиболее общем смысле представляется как описание необходимо возникающего отношения между гипотезой и ее следствием»^[161].

Поэтому более обоснованной нам представляется позиция тех учёных, которые считают, что логически структура любой нормы гражданского права является двухзвенной, состоящей из гипотезы и диспозиции.

В трехзвенной концепции нарушен принцип единого критерия при выделении элементов: элементы структуры нормы права смешивается с элементами её содержания. Гипотеза и диспозиция указывают лишь на обстоятельства и правила как на логические единицы, а санкция – на последствия противоправного поведения, т. е. на цель правила. Используя единообразный логический критерий можно заключить, что структура нормы права может состоять только из правила и обстоятельств. Санкция – это тоже правило. Ю.В. Кудрявцев считает иначе.

По мнению учёного, «санкцию, точнее ее угрозу, можно, конечно, назвать «побуждением к действию», однако это побуждение совсем другого рода, так сказать, косвенное, в своём отношении к поведению как к таковому, опосредованное комплексом эмоциональных, психологических, оценочных и т. п. моментов. Если диспозиция и гипотеза – это описание, модель собственного поведения адресата, то санкция – лишь то, что надо «иметь в виду»^[162]. Другими словами, информация, содержащаяся в санкции – «не модель, не масштаб поведения» адресата, в качестве которого Ю.В. Кудрявцев предполагает гражданина. «Она, так сказать, «пассивна», не переводится в поведение. Образно говоря, она гласит «вот, что может быть, если не...»^[163]. Это утверждение представляется более чем спорным. Вряд ли законодатель, например, закрепляя нормы о неустойке, полагает, что лица, её использующие, будут только «иметь её в виду». В случае неисполнения или ненадлежащего исполнения обязательства на основании такого договорного условия соответствующее поведение можно будет квалифицировать как исполнение неустоечного обязательства. Т.е. вполне может стать правовым действием, а не оставаться лишь угрозой. Поэтому есть все основания считать санкции правилами поведения.

Санкциям как правилам поведения предшествует неправомерное поведение – обстоятельство, которое, кстати, не находит своего отражения в трёхзвенной концепции. Как верно отмечает Е.Я. Мотовиловкер, если предположить, что структура нормы содержит только одну гипотезу в качестве первого элемента, то юридический факт, порождающий права и обязанности, предусмотренные диспозицией, повлечет и санкцию. Однако диспозиция и санкция по определению должны обозначать различные правовые последствия. Санкция не может совпадать с диспозицией, иначе нет смысла выделять её в качестве самостоятельного элемента нормы. Проще предположить, что гипотеза, логически обуславливающая диспозицию, не является гипотезой для санкции, и что санкция должна иметь свою, другую гипотезу.^[164] Т.е. при таком подходе структура нормы права выглядит как четырехзвенная: гипотеза – диспозиция, гипотеза – санкция. Но этот вывод, по мнению В.А. Белова, свидетельствует уже о проведении анализа структуры не «первичной клеточки права» – нормы права, а «многоклеточного» образования – правовой подсистемы (конструкции, института, отрасли)^[165].

Единственное, что стоит уточнить – это понимание гипотезы нормы гражданского права. Уже приводимое нами выше определение гипотезы как жизненного обстоятельства, влекущего возникновение, изменение, прекращение гражданского правоотношения не должно пониматься слишком узко – только как юридические факты. Дело в том, что гипотезы, из которых вытекают санкции, включают в себя особые обстоятельства – нарушения прав. Последние, в свою очередь, представляют собой воспрепятствование осуществлению права или действия, вызывающие прекращение права^[166]. На эту особенность обращал внимание ещё Г.Ф. Шершеневич, когда характеризовал гражданское правонарушение как основание для возникновения обязательственного отношения^[167]. Он считал, что недостаточно несовершения незаконного действия, причиняющего имущественный вред. Необходимо ещё нарушение субъективных прав. Без этого условия, – отмечал цивилист, – правонарушение может иметь какие-либо иные последствия, но не обязанность возмещения вреда. Поэтому, заключал учёный, в тех в случаях, когда недозволенное действие причиняет другим лицам имущественный вред, не нарушая их субъективные права, потерпевшие лица не имеют права требовать возмещения ущерба. В качестве примера таких ситуаций он приводил отсутствие гражданской ответственности у торговца галантерейными вещами, приобретшего контрабандой большое количество кружев и продавший их по цене, значительно ниже, чем у других торговцев. Торговец контрабандой хотя и причинил вред другим торговцам своей противозаконной торговлей, но может быть привлечён только к уголовной ответственности, поскольку их права не были нарушены. Поэтому в качестве гипотезы охранительных гражданско-правовых норм выступают действия, нарушающие, создающие угрозу нарушения, препятствующие нарушению прав.

При вычленении элементов содержания нормы права с позиции цели, трёхзвенная концепция также не находит своего подтверждения. Если целью установления санкции является определение неблагоприятных последствий за нарушение правила, то должно существовать и это самое правило. Но, как было отмечено выше, существуют правила, которые невозможно нарушить. Можно лишь не исполнить обязанность, вытекающую из обязывающих или запрещающих норм – производных от дозволительного установления. Поэтому мы приходим к выводу, что с позиции цели можно выделить правила, устанавливающие нормальный порядок действий (регулятивные) и правила, обеспечивающие осуществление этого порядка (охранительные).

Итак, сказанное приводит к выводу о том, что, будучи суждениями с позиции логики, нормы гражданского права имеют двухзвенную структуру и подразделяются в зависимости от цели их установления на регулятивные и охранительные.

Однако логическое толкование нормы гражданского права не является исчерпывающим. К тому же остается вопрос о связи регулятивных и охранительных норм. Разумеется, оспорить их зависимость невозможно. Но благодаря чему она существует?

Очевидно, что право без санкций – неэффективно. Цель всей гражданско-правовой деятельности состоит в таком их применении, которое позволит обеспечить надлежащее осуществление прав. Но как это выразить? Применение деятельностно-догматического подхода дает возможность ответить на этот вопрос.

Если вычленять в гражданско-правовой деятельности вспомогательные ее виды, то следует разделять нормы гражданского права на регулятивные и охранительные. Однако если оценивать норму права как средство, соответствующее цели всей гражданско-правовой деятельности, то общая ее трехзвенная структура представляется обоснованной. Трёхчленная структура нормы гражданского права обусловлена целью всей гражданско-правовой деятельности.