Правоотношение как отражение совместной деятельности субъектов гражданского права

Другой вопрос, на который следует ответить для определения природы правоотношения как гражданско-правового средства – возможность возникновения отношений между вещами и лицами. Иными словами – опосредуют ли гражданские правоотношения только общественные фактические отношения или ещё какие-либо? При всей своей очевидности для отечественного правоведения, вопрос в последние годы приобретает черты дискуссионности, что требует его исследования.

В категориальном аппарате философии «отношение» – это элемент триады категории «вещь», «свойство» и «отношение», на основе которой строится познание любого объекта действительности. Расшифровывается это следующим образом: «В практике познания мир непосредственно делится не на множества и элементы, но на вещи, обладающие свойствами и находящиеся в отношениях»^[499]. Отношения возникают между вещами на основе их свойств. При этом философское понимание «вещи» отличается от обыденных представлений о ней тем, что явление взято в аспекте самостоятельности. Но если тот же предмет рассматривать как принадлежность другому предмету (как средство характеристики последнего), то он уже выступит как свойство. Свойство, в свою очередь, – потенциальное отношение, а отношение – реализованное свойство. Поэтому, как отмечает В.Н. Протасов, философское понимание отношений определяется как взаимоположение обособленных предметов, явлений, возможное в силу их общей природы и основывающееся на их свойствах^[500]. Очень важным является то, что в философском понимании внутри отношения отсутствуют какие-либо элементы, т. е. это связь, имеющая исключительно функциональный смысл. Поэтому то, между чем или кем складывается эта связь (лицами, вещами, животными, духами и т. д.) не имеет значения.

Несколько иной смысл имеет категория «правовое отношение». Её особенность проистекает прежде всего из того, что право – регулятор не любых, а только общественных отношений, хотя часть цивилистов считает иначе. Так, в германской правовой науке поддерживается идея о существовании субъект-объектных отношений. Такое представление иллюстрируется следующим примером: при случайном обнаружении раковины между лицом, нашедшим её, и раковиной возникает отношение собственности: лицо приобретает господство над найденной вещью. При этом подчеркивается, что господство это носит юридический характер, так как опирается на постановление объективного права о находке^[501]. Некоторыми отечественными цивилистами также развиваются положения о субъект-объектных отношениях. Так, В.А. Лапач считает, что последние не только возможны, но и необходимы, поскольку правовые субъект-объектные связи, взятые в их конкретном выражении, имеют свою структуру, свои объекты, свои основания, свою систему правомочий и ограничений и, как следствие, свою типологию^[502].

Однако, как отмечается критиками вышеизложенного подхода, ещё Г.В.Х. Гегель, говоря об отношении собственности в философско-правовом смысле, подчеркивал наличие в нём двух аспектов – отношения человека к вещи и людей между собой по поводу этого отношения, но отмечал при этом: «Для собственности как наличного бытия личности недостаточно моего внутреннего представления и моей воли, что нечто должно быть моим, для этого требуется вступить во владение им. Наличное бытие, которое такое воление тем самым получает, включает в себя и признание других. …Внутренний акт моей воли, который говорит, что нечто есть мое, должен быть признан и другими»^[503]. Иными словами, он подчеркивал, что отношения лица с вещью не достаточно для того, чтобы возникло право. Для этого ещё нужно признание со стороны других лиц.

Многие русские правоведы, продолжая мысль великого немецкого философа, оспаривали возможность существования субъект-объектных отношений. Например, Е.Н. Трубецкой писал, что сторонниками этого подхода смешиваются два совершенно различных понятия: фактическое господство лица над вещью и господство юридическое. Объективное право, указывал учёный, «сообщает моему фактическому господству характер юридического отношения»^[504]. Это значит, что объективное право признает господство над найденной вещью исключительно за лицом, её нашедшим, и ограждает такое господство против всяких посягательств других лиц: стало быть, право устанавливает отношение лица не к вещи, а к другим лицам. «При этом, – продолжал автор, – если отношение лица к вещи не нарушает прав других лиц, то праву до него нет никакого дела» [505].

Действительно, объективное право подвергает определенным ограничениям господство лица над вещью всегда с целью регулирования отношений отдельных лиц. Многие юридические отношения возникают по поводу вещей, но они возникают как отношения между лицами. Под юридическими отношениями или правоотношениями, таким образом, следует понимать регулируемые нормами объективного права отношения лиц между собой. Итак, первой и главной особенностью общественных отношений, опосредуемых категорией «гражданское правоотношение», является то, что они представляют собой отношения между лицами.

Несмотря на очевидность, и даже аксиоматичность, этого вывода для современной отечественной цивилистики, следует особо отметить то, что он отражает наиболее важную особенность частных, гражданских правоотношений: они складываются именно между частными лицами^[506]. Имеется в виду, что в них не участвует государство, его органы как субъекты, обладающие властными полномочиями. Эту особенность в качестве отличительного критерия частного права называл ещё Б.Б. Черепахин. Он, соглашаясь с Ф.Ф. Кокошкиным, писал: «Частное право есть совокупность правоотношений подданных между собой, то есть правоотношений между лицами, подчиненными стоящей над ними власти и в этом смысле равными друг другу»^[507]. Однако цивилисты так и не услышали призыв учёного о достаточном уяснении и учёте строго формального характера этой особенности гражданских правоотношений. Именно поэтому, очевидно, до сих пор с большим трудом удаётся отделить, например, охранительные гражданские правоотношения от регулятивных, ответственность от защиты и т. д.

Другой особенностью общественных отношений, отражаемых понятием «гражданское правоотношение» выступает их тесная диалектическая связь с поведением людей, с их деятельностью. Как уже было отмечено выше, с одной стороны, общественные отношения порождаются поведением людей, а с другой – они определяют, формируют поведение субъектов. Таким образом, общественное отношение с позиции философской науки предстает как функциональная связь между людьми, возникающая в процессе деятельности и в дальнейшем определяющая её.

Поэтому нельзя согласиться с В.Н. Протасовым, который считает, что за понятием правоотношения не стоит никакого реального явления, как, например, за правонарушением, о котором можно сказать, что оно имеет состав, поскольку представляет собой факты^[508]. Такое понимание «истоков» правоотношения, с одной стороны, указывает на его «чистую» идеальную природу, но, с другой стороны, ставит вопрос о целесообразности его существования. Умозрительные понятия – «мертвы», поскольку лишены точек соприкосновения с реальностью.

Правоотношение, как и его главная составляющая – связь между людьми, с нашей точки зрения, не является «плодом игры чистого разума». Понятие имеет своё реальное основание – деятельность, которую оно опосредует. Само отношение является результатом деятельности, возникает, развивается и прекращается только благодаря ей. Итак, понятие «правоотношение» отражает не только социальное отношение как связь субъектов, но и деятельность, порождающую это отношение.

Следует отметить, что правоотношения описывают совместную деятельность людей. Причём акцент сделан не на всей деятельности, а только на конкретном взаимодействии субъектов, протекающем в рамках конкретной деятельности. Взаимодействие субъектов – один из важнейших элементов совместной деятельности, исследуемый в современной психологии и социологии особенно активно. Причина указанного интереса состоит в том, что именно взаимодействие – отправная точка социальной деятельности, выступающей, в свою очередь, основой общества и, как следствие, права.

В ряду теорий, определяющих природу социального взаимодействия, особое место занимает теория целей – ожиданий^[509]. Её сторонники утверждают, что эффективно сотрудничество может развиваться только тогда, когда одновременно имеют место два условия: 1) индивид должен стремиться к кооперативным целям и 2) индивид должен ожидать сотрудничества от партнера. Ожидания, касающиеся склонности партнера к кооперации, особенно важны тем, кто стремится к установлению взаимного сотрудничества. Важным обстоятельством является и то, что человек, на самом деле преследующий кооперативные цели, может не проявить склонности к сотрудничеству, если у него возникнет опасение, что партнер поступит иначе. Социологи считают необходимым создание системы санкций, наказывающих за отказ от сотрудничества, которая способствует кооперативным ожиданиям и доверию между индивидами, что, в свою очередь, может стимулировать сотрудничество^[510], на что, по большому счету, и нацелено право, в том числе и гражданское.

Представления о поведении другого лежит в основе понимания социальной системы, по мнению выдающего немецкого социолога Н. Лумана, являвшегося также профессиональным юристом. Согласно его теории элементами социальной системы являются коммуникации, представляющие собой единство информации, сообщения и понимания. Такое единство в его совокупности составляет смысл. Три измерения смысла – предметное, темпоральное и социальное – образуют его опосредования. В социальное измерение смысла входят отношения с другими системами (действие) и саморефлексия (переживание). Темпоральное измерение смысла составляют ожидания и ожидания ожиданий. Под ожиданием ожиданий Н. Луман понимал рациональный порядок действий людей, устанавливающийся благодаря тому, что в ходе взаимодействия субъекты предвидят и ожидают характер направленных на них ожиданий партнеров по взаимодействию. Ожидания нормируются: это означает, что даже в том случае, если конкретное ожидание не сбывается, субъект продолжает оставаться в состоянии ожидания^[511].

Исходя из социологических теорий социального взаимодействия, можно сделать вывод о том, что понятие «гражданское правоотношение» описывает наиболее важный для совместной правовой деятельности элемент – взаимодействие субъектов, которое основывается на представлениях о поведении другого (ожиданиях действий одного и ожиданиях ожиданий действий другого субъекта). Так, при заключении договора стороны формируют его условия и тем самым, высказывают свои представления (ожидания и ожидания ожиданий) о будущей совместной деятельности. В результате совершения фактических действий отношение приобретает характер правового, а указанные представления воплощаются в правовых действиях по осуществлению и исполнению возникших субъективных прав и обязанностей.

Конечно, сказанное не означает, что если лицо не обладало упомянутым представлением о поведении другого, то его действия нельзя рассматривать в качестве правоотношения. В «субъективировании» правоотношения нет никакой надобности, оно является даже опасным, поскольку ставит возможность его применения в зависимость от внутренних переживаний субъекта. Но как верно отмечал М.М. Агарков, «юридическое отношение не прекращается от того, что участники его спят, о нем не думают или даже не знают о нем. Должник не перестает быть должником от того, что он забыл о своём долге или не знал о нем (напри­мер, оказавшись должником в качестве наследника). Реальность юридического отношения не есть реальность психического состояния, а реальность его со­держания, определяемого соответствующими экономическими отношениями»^[512]. Представление о поведении другого существует объективно как разумное заключение любого лица о совершаемых взаимных действиях.

Совместный характер планируемой деятельности, отражаемой правоотношением, обнаруживается в обязательности взаимной связи прав и обязанностей. Так, С.С. Алексеев отмечает, что решающая конститутивная черта правоотношения состоит в том, что оно выражает особую общественную связь между лицами, связь через их права и обязанности^[513]. Это значит, что участники правоотношения «связаны», т. е. занимают по отношению друг к другу определённое положение (состояние, позиции) – относятся друг к другу. Вот этот момент – «относятся друг к другу» – и является ключевым для понимания правоотношения, поскольку те или иные лица выступают как носители субъективных юридических прав и обязанностей, то они в силу нерасторжимого единства этих прав и обязанностей относятся друг к другу как участники правового отношения. Причём учёным подчеркивается, что эта связь не является проекцией на правовой материал философской категории «связь». Суть в другом: «раскрывает ли данная связь социальную природу и юридический характер субъективных прав и обязанностей»^[514].

Почему эта связь участников правоотношений так важна для права? На этот вопрос очень ёмко ответила Р.О. Халфина: отсутствие у общественного отношения правовой формы^[515] означает невозможность «использовать специфические средства права для реализации и охраны интересов участников»^[516]. Отсутствие связи в правовом смысле выражается в том, что при наличии субъективного права невозможно предъявить требование об исполнении обязанности. Следовательно, не может быть достигнута цель правового регулирования – обеспечение интересов субъектов общественных отношений.

Исходя из сказанного, гражданское правоотношение может быть определено как средство мыслительной (идеальной) фиксации связи субъективных гражданских прав и обязанностей, при которой возможна субзумпция диспозиции нормы права.

Анализ правоотношения как средства гражданско-правовой деятельности не может ограничиваться только указанием на его правовую природу. Для того, чтобы определить назначение гражданского правоотношения как средства, необходимо установить его внутреннее устройство.

В научных исследованиях указывается на сложное строение правоотношения^[517], состоящее из нескольких элементов. Традиционной является позиция, выработанная ещё дореволюционными цивилистами, согласно которой выделяются четыре элемента гражданского правоотношения — субъект, объект, право и обязанность^[518]. Позднее эта позиция трансформируется. О.С. Иоффе и М.Д. Шаргородский ограничивают состав правоотношенияего юридическим содержанием, субъектами и объектами^[519]. Появляются и нетрадиционные воззрения на внутреннее устройство правоотношения. Так, Р.О. Халфина включает в число элементов правоотношения реальное поведение его участников, однако исключает объект^[520]. С.С. Алексеев, выделяя и объект и субъекта, содержание правоотношения определяет не только в юридическом, но и в материальном смысле, включая в него реальное поведение субъектов^[521]. При этом он считает, что в правоотношении, понимаемом исключительно как идеологическая форма общественных (фактических) отношений, ничего иного, кроме прав и обязанностей, быть не может^[522]. Однако, учитывая недостаточную философскую обоснованность включения в правоотношение каких-либо элементов, С.С. Алексеев отмечает, что «элемент» как термин «может быть применен здесь лишь в условном его значении»^[523]. Таким образом, считает В.Н. Протасов, автор как бы снимает относительно элементов правоотношения те требования, которые предъявляются к элементам в философии и теории систем, и, прежде всего то, что элемент правоотношения должен быть его частью, внутренним компонентом^[524]. С.С. Алексеев поясняет необходимость такого условного описания элементов правоотношения тем, что свойства, присущие общественному отношению как явлению объективной реальности, находят своё выражение не только непосредственно в поведении людей. По его мнению, они выражаются, также в положении участников данного общественного отношения, его объектов и во внешних условиях его движения. Поэтому он считает, что термин «элемент (сторона) общественного отношения» следует употреблять в специфическом смысле – для обозначения таких явлений объективной реальности, в которых выражаются свойства общественных отношений^[525]. С нашей точки зрения, С.С. Алексеевым верно отмечена специфика элементов правоотношения. Однако она является не результатом двойственной природы правоотношения, а лишь проявлением его идеальной сущности, которая выражается в отражении объективной реальности – деятельности – через понятие правоотношения.

Ранее нами было показано, что понятие «гражданское правоотношение» опосредует не только связь субъектов, но и ту правовую деятельность, результатом которой является отношение. Однако, в этом понятии акцент сделан не на всей деятельности, а только на взаимодействии субъектов. Исходя из этого и нужно, с нашей точки зрения, определять содержание понятия «правоотношение».

В чем состоит содержание правоотношения как понятия? Известный учёный-логик Е. К. Войшвилло, посвятивший понятию монографическое исследование, пишет: «понятие как форма (вид) мысли, или как мысленное образование, есть результат обобщения предметов некоторого класса и мысленного выделения самого этого класса по определенной совокупности общих для предметов этого класса - и в совокупности отличительных для них – признаков»^[526]. Следовательно, с позиции логики содержанием понятия называется совокупность существенных и отличительных признаков предмета, качества или множества однородных предметов, отражённых в этом понятии. При этом подчеркивается, что о содержании понятия нельзя говорить в отрыве от его объёма. Объёмом понятия называется множество обобщённых в нем предметов.

Итак, для того, чтобы определить содержание понятия «правоотношение» необходимо было бы обратиться к анализу социальных взаимодействий субъектов права, чтобы выявить их отличительные признаки. Но этот анализ уже давно проведен многими правоведами, в том числе и цивилистами. Большинством из них признано, что гражданское правоотношение состоит из следующих элементов, которые, по нашему мнению, и являются признаками, составляющими содержание понятия «гражданское правоотношение»: субъекты, объекты, субъективные права и обязанности.

Субъективные права и обязанности вслед за О.С. Иоффе и М.Д. Шаргородским большинство цивилистов объединяют в рамках единого элемента под названием «содержание». Следует отметить, что это не отвечает смыслу понятия «содержание», поскольку оно обозначает как весь объём понятия, так и его часть – субъективные права и обязанности. В.Н. Протасов верно отмечает, что «не содержание – элемент состава, а напротив – состав есть одна из сторон содержания (наряду со структурой). Содержанием может быть только единство состава и структуры – структурно-организованное единство элементов. А тот факт, что категория ”содержание“ – элемент системы понятий теории правоотношения ещё не означает, что реальное содержание правоотношения является именно элементом правоотношения»^[527].

Действительно, в данном случае понятие «содержание» используется одновременно в двух смыслах: как совокупность всех элементов правоотношения, так и совокупность только двух его элементов. Несмотря на то, что связь прав и обязанностей является важным элементом структуры правоотношения, она не исчерпывает всего содержания правоотношения. Следует согласиться с В.Н. Протасовым в том, что содержание не может быть элементом правоотношения, равно как и любого понятия. Сказанное, конечно, не означает, что таковыми не являются субъективные права и обязанности.

Некоторые учёные возражают против включения в состав правоотношения как субъектов так и объектов, поскольку они не являются его внутренними составляющими. Если понятие «правоотношение» рассматривать с философской точки зрения, то подобные возражения вполне обоснованы. Однако, если определять гражданское правоотношение как понятие, опосредующее деятельность, а точнее взаимодействие, то все сомнения в том, что субъект и объект являются элементами его содержания отпадают, поскольку, как уже было сказано, структура деятельности включает в себя все эти элементы.

Если рассматривать структуру правоотношения как простую «кальку» структуры деятельности, то встает вопрос о включении в состав понятия гражданского правоотношения таких элементов как цель, орудия и результат. Очевидно, два последних элемента, столь важные для реальной деятельности, не находят своего отражения в структуре гражданского правоотношения по той причине, что в большинстве своём не влияют на квалификацию отношений в качестве правовых. Лишь в ряде случаев указанные элементы деятельности имеют правовое значение. Так, если разграничивать обязательства по перевозке, то морская перевозка будет отличаться от воздушной именно по орудию. Или работы от услуг отличаются по результату, точнее, его выраженности. Однако значение орудия, используемые в тех же работах или услугах, никак не характеризует их с правовой точки зрения. Поэтому такие элементы деятельности, как орудие и результат, не входят в число признаков, обязательно необходимых для определения любых отношений как правовых.

Однако, вопрос о соотношении цели деятельности и отражающего её правоотношения более сложен. Так, учёные исследовавшие проблемы обязательств, уделяли достаточно большое внимание вопросу о его цели^[528]. Обсуждается в литературе и цель охранительного правоотношения^[529]. Во всех указанных случаях цивилисты и теоретики права говорят о цели той деятельности, которая опосредуется понятием правоотношение, а не о цели правоотношения как средства гражданско-правовой деятельности. Именно поэтому, очевидно, М.М. Агарков воспроизводит дискуссию немецких и французских правоведов о каузальных сделках, а исследователи охранительных правоотношений связывают их цель с мерами ответственности. Иными словами, можно говорить о цели фактических и правовых действий, квалифицируемых как юридические факты или действия по осуществлению и исполнению прав и обязанностей, существование которых свидетельствует о наличии правоотношения, но не о цели самого правоотношения.

Поэтому мы согласны с И.Л. Брауде, который не находил места цели в структуре гражданского правоотношения. Хотя его вывод о том, что «цель правоотношения – это предпосылка его существования, так же как мотив – предпосылка действий лица»^[530] несколько неточен. Цель – составная часть всей гражданско-правовой деятельности, в которой правоотношение выступает в качестве средства. Точно так же как молоток, будучи орудием (средством) строительной деятельности, не имеет собственной цели, но отвечает цели строительной деятельности, так же и понятие правоотношения используется для достижения гражданско-правовой цели, будучи специфичным отражением регулируемой деятельности. Цель деятельности определяет выбор орудия, но не служит его предпосылкой. При этом важно понимать, что цель деятельности, отражаемой понятием правоотношение, и цель гражданско-правовой деятельности различны. Для последней важно не столько то, чтобы субъекты удовлетворили свои интересы, сколько создание условий для этого. Поэтому понятие правоотношения должно отражать не просто всю регулируемую деятельность, а те её составляющие, которые необходимы для гражданско-правовой деятельности, а именно – субъект, объект, субъективные права и обязанности.