Средства гражданско-правового регулирования

Научные воззрения на средства гражданско-правового регулирования.

Нельзя не согласиться с исследователями в том, что понимание сущности механизма правового, в том числе и гражданско-правового регулирования, невозможно без определения понятия правовых и, соответственно, гражданско-правовых средств. Прежде чем приступать к их исследованию, необходимо уточнить, что категория «средство» рассматривается в рамках различных наук. С позиции философии она выражает функциональную характеристику объектов в механизме целенаправленной человеческой деятельности^[18]. Представители психологической науки обозначают средства в качества важной составляющей структуры деятельности^[19]. В метатеории науки управления – праксеологии – определено, что «средством является все, что служит достижению цели, намерению или замыслу» ^[20].

Для настоящего исследования важными также являются выводы различных гуманитарных наук о том, что в качестве средств могут пониматься не только предметы как объекты внешнего мира, но и феномены психики, знания. Право – идеальное явление, поэтому все средства, называемые правовыми, не могут быть реальными сущностями, а только порождениями человеческого сознания, хотя и оформленными внешними актами.

Таким образом, использование категории «средства» в различных сферах знания придаёт его пониманию неоднозначность, поэтому определимся с его пониманием для настоящего исследования. В толковом словаре русского языка С.И. Ожегова под средством понимается: 1) прием, способ действия для достижения чего-нибудь; 2) орудия (предмет, совокупность приспособлений) для осуществления какой-нибудь деятельности^[21]. Употребление первого значения может внести путаницу в уже имеющиеся и сложившиеся теоретико-правовые понятия. Поэтому более приемлемым является его использование во втором значении.

Гражданско-правовые средства достаточно давно привлекали внимание учёных, однако первое крупное их исследование на цивилистической уровне, как уже было отмечено выше, было проведено Б.И. Пугинским. В отсутствие общей теории правовых средств он сформулировал общие положения о природе и функциональной специфике гражданско-правовых средств. Учёный определил гражданско-правовые средства как «комплексы юридических действий лица, основанные на институциональных дозволениях гражданского законодательства и служащие достижению собственных целей лица, не противоречащих закону и интересам общества»^[22]. Б.И. Пугинский полагает, что ключевым для установления сущности гражданско-правовых средств является определение того, в чьих целях (интересах) осуществляются субъектами те или иные юридически значимые действия^[23]. Поэтому он выделяет нормативные средства, например, императивные установления (предписания, запреты), применяемые в качестве средства законодателем, и ненормативные, к которым он относит договор, способы обеспечения исполнения обязательств и т. п., взятые со стороны предусматривающих их правовых дозволений, играющие роль средства для граждан и организаций^[24]. При этом учёный считает необходимым строгое разграничение деятельности государства по законодательному регулированию общественных отношений и действий отдельных лиц по использованию правовых возможностей для решения собственных, индивидуальных задач. В результате исследователь приходит к выводу о том, что принципиальное различие указанных уровней деятельности делает несовместимым рассмотрение норм и институтов права как однопорядковых явлений со сделками и иными индивидуальными правовыми актами, не позволяет объединить их общим термином «правовое средство»^[25].

Идеи, высказанные Б.И. Пугинским, равиваются на материалах современного частного права С.Ю. Филипповой^[26].

Теория Б.И. Пугинского помогла иначе оценить многие явления, действия гражданского права, выявить, определить и показать их важность для гражданско-правового регулирования^[27]. Большое значение имеет новый взгляд исследователя на основные регуляторы. Как верно отметил В.Ф. Яковлев в рецензии на работу Б.И. Пугинского, понимание правовых средств, изложенное в исследовании «направлено против наблюдаемых иногда в науке попыток ограничить исследование правовых явлений анализом норм»^[28].

Однако определение правовых средств только как ненормативных образований не нашло поддержки среди учёных. С.С. Алексеев отметил, что попытки свести правовые средства к определенному кругу правовых явлений, притом таких, которые во многом носят «ненормативный» характер, вряд ли могут увенчаться успехом. И не только потому, что такой подход касается в основном частного права, но и потому, что затруднена их оценка в качестве правовых. В итоге, – заключает С.С. Алексеев, – в качестве правовых фигурируют те же явления, которые считаются таковыми и при традиционном подходе: договор, имущественная ответственность, юридическое лицо и т. д.^[29]. Ю.Х. Калмыков и Н.А. Баринов также указывали, что «правовые средства потому и называются правовыми, что они предусмотрены нормами права»^[30], т. е. их определение оказалось не согласованным с самой оценкой средств в качестве «правовых».

Возражение против понимания правовых средств как комплекса действий высказал В.А. Сапун. Учёный, предпринявший масштабное теоретико-правовое исследование правовых средств, полемизируя с Б.И. Пугинским, отмечает, что, правильно подчеркивая необходимость изучения правовых реалий не изолированно, а в органическом единстве с деятельностью, как ее средства, определяя правовую деятельность как совокупность действий субъектов в связи с созданием и реализацией юридических норм, использованием других правовых рычагов при решении экономико-социальных задач, автор понимает под правовыми средствами не эти «правовые рычаги», а саму деятельность по их использованию^[31].

Активная дискуссия, развернувшаяся по итогам работы Б.И. Пугинского, привела к ряду попыток определения правовых средств. Одним из первых сформулировал свою позицию по вопросу С.С. Алексеев. Он заявил, что «правовые средства есть субстанциональные, институциональные явления правовой действительности, воплощающие регулятивную силу права, его энергию, им принадлежит роль её активных центров»^[32]. Аналогичной «субституциональной» позиции в понимании правовых средств сегодня придерживается В.А. Сапун. Он считает, что правовые средства – это такие институционные образования (установления, формы) правовой действительности, которые в реальном функционировании, использовании в процессе специальной правовой деятельности приводят к достижению определенного результата в решении социально-экономических, политических, нравственных и иных задач и проблем, стоящих перед обществом и государством на современном этапе^[33].

По вопросу о понятии и составе правовых средств в теоретической литературе была высказана и компромиссная точка зрения. А.В. Малько определил правовые средства как «правовые явления, выражающиеся в инструментах (установлениях) и деяниях (технологии), с помощью которых удовлетворяются интересы субъектов права, обеспечивается достижение социально полезных целей»^[34]. Свою позицию учёный обосновывает тем, что правовые средства имеют синтетический, своего рода «компромиссный» характер, ибо призваны связывать идеальное (цель) с реальным (результатом). Поэтому они, выступая специфическим посредником, с неизбежностью включают как фрагменты идеального (инструменты, средства-установления – субъективные права, обязанности, льготы, запреты, поощрения, наказания и т. д.), так и фрагменты реального (технология, средства-деяния, направленные на использование инструментов – прежде всего акты реализации прав и обязанностей)^[35].

Прежде чем приступить к анализу изложенных подходов, остановимся еще на тех признаках, которые выдвигаются исследователями для обоснования отнесения тех или иных явлений к правовым средствам.

Б.И. Пугинский выделил следующие признаки гражданско-правовых средств: 1) представляют собой группы, комплексы совершаемых субъектами действий юридического характера; 2) имеют правовую природу; основываются на дозволительных, управомочивающих нормах гражданского законодательства; сюда же автором отнесено наличие мер государственного принуждения, гарантирующих использование этих средств субъектами; 3) имеют институционный характер, представляют собой не случайные сочетания юридических действий, а корреспондируют институтам; 4) их использование рассчитано на инициативу и известную свободу усмотрения субъектов в выборе средств, наполнении их содержания, определения целей и порядка применения; 5) имеют относительно универсальный характер, т.е. пригодны для решения сравнительно широкого класса задач с изменяющимися условиями^[36].

А.В. Малько иначе обозначил признаки правовых средств: 1) выражают собой все обобщающие юридические способы обеспечения интересов субъектов права, достижения поставленных целей (в этом проявляется социальная ценность данных образований и в целом права); 2) отражают информационно-энергетические качества и ресурсы права, что придает им особую юридическую силу, направленную на преодоление препятствий, стоящих на пути удовлетворения интересов участников правоотношений; 3) сочетаясь определенным образом, выступают основными работающими частями (элементами) действия права, механизма правового регулирования, правовых режимов (т. е. функциональной стороны права); 4) приводят к юридическим последствиям, конкретным результатам, той или иной степени эффективности либо дефектности правового регулирования; 5) обеспечиваются государством. Далее автор уточнил, что различает признаки средств-установлений (инструментов) и средств-деяний (технологии). К первым он отнёс: 1) субстанциональность, которая призвана охарактеризовать само тело, вещество, плоть того или иного явления – то, из чего оно состоит как реальный факт окружающей действительности; 2) информационный характер, означающий, что юридические инструменты – это прежде всего закрепленные в законодательстве сведения, выражающиеся в юридических фактах, субъективных правах, обязанностях, льготах, запретах, поощрениях, наказаниях и т. д.; 3) статический характер, ориентирующий на то, что это – предписания, а не деяния, что инструменты автоматически не действуют, их необходимо «взять в руки» и использовать; 4) находятся преимущественно в сфере должного, ибо фиксируются прежде всего в законах, подзаконных актах, требующих определенного поведения; 5) выступают в качестве моделей, которые только в потенциале и процессе их использования могут привести к достижению поставленных целей. Признаки средств-деяний (технологии) автор обозначил следующие: 1) связаны с использованием инструментов, орудий, веществ (средств-установлений); 2) носят энергетический характер, означающий, что без активности, особой юридической силы невозможно как преодолеть препятствия, стоящие на пути удовлетворения интересов субъектов права, так и осуществить любую юридически полезную деятельность, направленную на достижение социально значимой цели и получение нужного эффекта; 3) носят динамический характер, ориентирующий на соответствующую деятельность по использованию инструментов; 4) находятся в сфере сущего, ибо проявляются в реально осуществляемом поведении лиц; 5) выступают прежде всего в качестве актов реализации прав и обязанностей, которые обозначают завершающий этап достижения целей и удовлетворения соответствующих интересов^[37].

К.В. Шундиковым уточнены те признаки правовых средств, которые выделены А.В. Малько: 1) обладают специально-юридической природой, ибо основаны на правовых нормах, обличены в юридическую форму, их применение влечет правовые последствия; 2) выражают собой все обобщающие правовые способы обеспечения интересов субъектов общественных отношений, достижения поставленных целей, в чем проявляется социальная ценность данных образований; 3) отражают информационно-энергетические качества и ресурсы права, аккумулируют в себе его возможности, что придает им особую силу, своеобразную «юридическую энергию», направленную на преодоление препятствий, стоящих на пути удовлетворения интересов участников правоотношений; 4) сочетаясь определенным образом, правовые средства выступают основными работающими частями (элементами) действия права, механизма правового регулирования, правовых режимов, характеризуя тем самым функциональную сторону права; 5) обеспечиваются государством, гарантируются мерами властного воздействия; 6) приводят к определенным юридически значимым последствиям, конкретным результатам, той или иной степени эффективности либо дефектности правового регулирования^[38].

В.А. Сапун выделил в качестве признаков правовых средств то, что они являются составной частью механизма правового регулировании, выступают в качестве юридического инструментария и имеют институционный характер^[39].

С.Ю. Филиппова формулирует признаки только выделяемых ею групп правовых средств, настаивая на том, что «суть инструментария не может быть одинаковой и даже сходной вследствие разницы предполагаемых результатов действия правовых средств»^[40], хотя и оговаривается, что они объединяются правовой целью и инструментальной сущностью.

Итак, из приведенных определений и признаков правовых средств можно сделать вывод об отсутствии в науке единообразия в их определении. Дискутируется даже вопрос о том, являются ли рассматриваемые явления правовыми и только правовыми, или они могут быть и фактическими. Единственное, с чем согласны все исследователи – то, что правовые средства являются элементами механизма правового регулирования. Конечно, это нельзя назвать основным признаком, однако, точкой начала исследования – вполне.

Понятие и признаки средств гражданско-правового регулирования.

С позиции деятельностного подхода представление о механизме правового регулирования и, гражданско-правового регулирования в частности, приобретают достаточную четкость. Во-первых, становится ясно, что он представляет собой очень сложное и объемное средство соответственно правовой и гражданско-правовой деятельности, а точнее ее вида − регулирования.

Это соображение позволяет признать, что действия не могут быть отнесены к правовым и гражданско-правовым средствам. Отделять средства от действий по их использованию необходимо для того, чтобы добиться четкости в исследовании указанных явлений. Разумеется, в реальности действия и средства находятся в тесной взаимосвязи. Например, известный психолог П.Я. Гальперин, подчеркивал, что орудийные операции представляют собой процедуры применения именно данных (а не каких-либо других) орудий для непосредственного или опосредованного воздействия на предмет деятельности^[41]. Таким образом, от орудия могут зависеть характер совершаемых действий, их последовательность, длительность и т. д. Однако при этом орудие не сливается с действием, отделено от него, и, как следствие, должно изучаться также самостоятельно.

А.В. Малько считает, что невключение деяний в понятие «юридические средства» неизбежно будет обуславливать «отсечение» от механизма правового регулирования ряда его общеизвестных элементов: юридических фактов (правомерных действий), актов применения права (прежде всего, актов-действий), что тоже противоречит логике и не является оправданным^[42]. Думается, объединение средств и действий, составляющих деятельность напротив противоречит логике, поскольку при таком подходе происходит смешение формы средства и его содержания. Например, договор является юридическим фактом независимо от того, в устной или письменной форме он заключатся.

В то же время неразличение средств и действий (как их формы) далеко не безобидно и ведёт к весьма серьезным правовым заблуждениям. Так, например, в гражданско-правовом договоре начинают искать нормы права^[43], а владение называть субъективным правом^[44]. Поэтому согласимся с С.С. Алексеевым, который оценивая подобные попытки собрать разноплановые правые явления вместе и охарактеризовать их в одном ряду, замечал, что этот подход не позволяет обрисовать механизм правового регулирования в виде функционирующей системы, вычленить в ней определяющие структурные связи^[45].

Без всякого сомнения, результат деятельности невозможно получить только посредством субстанциональных явлений, которые автоматически не приводят к нужному эффекту. Требуются ещё и деяния, усилия, активность, связанные с использованием правовых средств. К результату приводят не сами средства, а действия, совершаемые с помощью средств. В этом и состоит важность действий, и, в то же время, самостоятельность средств. Во-вторых, из определения механизма правового регулирования следует то, что составляющие его средства могут быть только правовыми. Правовой характер любого явления, в том числе и средства, состоит в том, что оно связано с нормой права. Вывод следует из понимания права как системы норм, обладающих рядом признаков: установленных или санкционированных государством, выражающих государственную волю, имеющих общеобязательный характер, охраняемых и обеспечиваемых государством^[46]. Гражданско-правовые средства, соответственно, должны соответствовать специфике гражданского права.

В-третьих, представляется, что в вопросе о сущности правовых средств ближе к истине те исследователи, которые считают их субстанциональными явлениями, т.е. теми, которые образуют существенную часть правовой материи, то, что может быть названо «веществом», плотью и в этом смысле – субстанцией права, всей правовой системы^[47]. Действительно, правовое регулирование, в том числе и гражданско-правовое, не может быть осуществлено с помощью средств, которые не имеют регулятивного характера. Верно отмечает С.С. Алексеев, что определяющая роль в правовой действительности принадлежит явлениям-регуляторам: «они образуют существенную часть правовой материи, то, что может быть названо «веществом», плотью и в этом смысле – субстанцией права, всей правовой системы»^[48].

Однако, определение правовых средств через термин «субстанция», верное в принципе, все же вызывает возражения. Исходя из пояснений, которые дает С.С.Алексеев «субстанциональность» является синонимом выражений «обладание сугубо правовым характером» или «правовым характером в узком смысле слова». Т.е. термин не характеризует полностью природу правового средства, задавая лишь область её поиска. Иными словами, субстанциональность правовых средств означает, что они обладают признаками сугубо правовых явлений. Конечно, для определения сущности правовых средств требуется больше определенности, что и следует из дальнейших рассуждений С.С. Алексеева.

Ученый отличает правовые средства от явлений правовой деятельности и субъективной стороны правовой действительности^[49]. При этом он использует термин – «явления-регуляторы». Разумеется, утверждение о том, что средства гражданско-правового регулирования должны обладать признаком релятивности в определенной степени тавтологично. Однако нельзя не признать, что средства должны соответствовать той деятельности, в рамках которой используются. При этом важным является правильное понимание регулятивности. С.С. Алексеев поясняет термин следующим образом: регулировать – значит определять поведение людей, их коллективов, давать ему направление функционирования и развития, вводить его в рамки, целенаправленно его упорядочивать^[50]. Поэтому логично, что, например, гражданско-правовые средства должны содержать в себе то, что позволит определять, упорядочивать имущественные и личные неимущественные отношения.

В-четвертых, специфика правовых средств, по мнению исследователей, не исчерпывается указанием на субстанциональность, т.е. регулятивность. Они должны быть оформлены, вследствие чего приобретают свойство институциональности. При этом С.С. Алексеев уточняет, что субстанциональное значение имеет и правовая форма в силу характерного для права глубокого единства формы и содержания, обусловливающего высокий уровень его внешней объективизации, его институциональность. «Правовые акты, связанные с ними средства юридической техники, – пишет ученый, – также относятся к юридическому инструментарию»^[51]. С рассуждениями С.С. Алексеева согласны и другие исследователи правовых средств.

Б.И. Пугинский считает, что гражданско-правовые средства обладают свойством институционности. При этом он, ссылаясь на более раннюю работу С.С. Алексеева^[52], понимает под институционностью не только выражение «правового материала» в юридических источниках, но и реально существующее соединение, организацию его в институты права^[53]. Такое определение заставляет автора в своей работе останавливаться на соотношении институтов и юридических средств, которое, по его мнению, «не должно пониматься как связь формы и содержания»^[54]. Взаимосвязь их исчерпывается тем, считает исследователь, что определенным правовым средствам корреспондируют соответствующие институты права. Однако автор замечает, что такое понимание гражданско-правовых средств создает «известную двойственность терминологии, возможность недоразумений»^[55]. В качестве примера он приводит гражданско-правовой договор, который может исследоваться в качестве правового средства или более ограниченно – как институт, совокупность норм о договоре. Поэтому автор предлагает в каждом исследовании оговариваться о средстве или институте идет речь.

Нет сомнений в том, что следует различать институциональность гражданско-правовых средств как их оформленность и рядоположенность среди других правовых явлений и институционность отдельных гражданско-правовых средств как частей системы гражданского права.

В-пятых, средства, как и остальные элементы деятельности должны соответствовать ее цели и определяться ею, т. е. обеспечивать осуществление имущественных и личных неимущественных интересов субъектов общественных отношений.

Полагаем, что некорректным является выделение таких признаков гражданско-правового регулирования, как обеспечение государством, наличие юридических последствий, обеспечение удовлетворение интереса. Все перечисленные характеристики охватываются правовой их сущностью.

Из сказанного нами выше о гражданско-правовом регулировании можно сделать следующие выводы о признаках средств гражданско-правового регулирования: 1) средства связаны с действиями, но являются самостоятельным элементом гражданско-правового регулирования; 2) могут быть только правовыми и, соответственно, должны отвечать специфике гражданского права; 3) иметь упорядочивающий характер; 4) должны быть оформлены, вследствие чего приобретают свойство институциональности, которое понимается как выражение «правового материала» в юридических источниках и актах; 5) должны отвечать ведущей цели гражданско-правовой деятельности, в рамках которой используются, т. е. обеспечивать осуществление имущественных и личных неимущественных интересов субъектов общественных отношений.

Сказанное позволяет определить средства гражданско-правового регулирования как выраженные в правовых и юридических актах правовые явления упорядочивающего характера, использование которых направлено на обеспечение имущественных и личных неимущественных интересов субъектов общественных отношений.