Угнетение боснийских христиан мусульманами

Из книги «Балканы» [208] Эдмунда Стиллмана:

«С середины XV века, в течение следующих четырех (!) столетий сербские и хорватские христиане Боснии страдали от тиранической власти. Если и есть какой-либо единственный фактор, сделавший Балканы тем, чем они были исторически, и чем они являются сегодня, то это – испытание турками.

 

В течение XVIII-XIX веков Турция представляла собой гниющую империю, с коррумпированной, некомпетентной и садистской национальной элитой, наживающейся на подневольных балканских народах, с циничным правительством, сами методы правления которого были злодейскими. Османы запрещали строить церкви и объявили звон церковных колоколов вне закона. Что было особенно разрушительным для балканских народов – то, что у них отняли гордость и свободу. К ним относились с презрением, потому что они были христианами...

 

Турецкое господство создало сложную балканскую мозаику правовых и социально-экономических отношений. Что было одинаковым для всех угнетенных христиан – это подчинение чуждой им власти и насилие, как только единство и мощь Османской империи ослабли. Когда она в XVII-XVIII веках находилась на пике своего могущества, условия жизни покоренных народов катастрофически поменялись к худшему... Именно в эти годы вошла в моду пословица «Где прошел турок, трава не растет».

 

В империи XVII-XVIII столетий военные чиновники, беи и дахи (главари янычаров) настолько жестоко угнетали людей, что едва ли можно было отличить от разбойничьих банд… Войны на границах [которой Босния как раз и являлась] – а с ними и ежегодные убийства, изнасилования, поджоги – стали столь же обычными, как смена времен года».

 

Цитата из выступления Бат Йеор «Происхождение мифа о толерантном плюралистической исламском обществе» [209], 1995:

«В сербских регионах самыми фанатичными противниками освобождения христиан были мусульмане-боснийцы… В 1860-х годах британские консулы проводили систематическое изучение жизни христиан в Османской империи. Великобритания была тогда самым сильным союзником Турции, и в интересах англичан было удостовериться, что притеснение христиан будет устранено в целях предотвращения любого вмешательства русских или австрийцев.

 

22 июня 1860 года консул Джеймс Зохрэб послал из Босны-Серáя (Сараево) длинный отчет британскому послу в Константинополе, сэру Генри Балуэру, где проанализировал управление провинциями Босния и Герцеговина. Зохрэб заявил, что в 1463-1850 гг. мусульмане-боснийцы пользовались всеми привилегиями феодализма. В течение почти четырехсот лет христиане подвергались сильному притеснению и жестокости. Для них не существуют никакого другого закона, кроме каприза их владельцев. Аресты по ложным обвинениям происходят каждый день. Христианин имеет очень низкие шансы быть оправданным, если его противник – мусульманин».

 

Из книги «Сербский народ» [210] П. Лазаровича-Хребеляновича и Элеанор Калхоун, 1910, выдержка из главы VII «Сербы под властью Турции, 1470-1800 гг.»:

«В 1413 году южные сербские провинции больше были не в состоянии сдерживать натиск турок. Сербия в 1459, Босния в 1463 и Герцоговина в 1481 году были окончательно завоеваны и стали турецкими. Основой османской власти был меч, а османское государство было и является организованной теократией.

 

Ислам не является религией в том смысле, какой вкладывают в это понятие христиане, говоря о проблемах нравственности, духовного роста, бессмертия. Магометанство – это устройство общества, основанное на собрании законов и правовых принципов, которые управляют каждым аспектом частной и общественной жизни. Огромное сообщество верующих в разных странах мира, основывающее всю политическую, социальную и религиозную структуру на собрании законов, а также эзотерические, этические и философские принципы, которые даны Мухаммедом в Коране, а затем развиты основателями “четырех школ” мусульманского учения, – все это и образует понятие “ислам”. Поэтому там, где господствует ислам, не признается никакой гражданский статус, кроме принятия и подчинения исламу. Не может быть никакой ассимиляции с людьми иного вероисповедания или культуры.

 

Понимание этого факта было ярко сформулировано в аргументах одного султана XVII столетия, который настаивал, что победивший мусульманин и побежденный христианин никогда не станут равными людьми, и что спокойствие османской власти может быть обеспечено только ценой поголовной резни всех христиан на завоеванных территориях. До сих пор это умозаключение преследует Стамбул как дурной сон.

 

Завоеванное христианское население было разоружено, лишено всей собственности и вскоре оказалось в роли крепостных под властью турецких господ. Их называли "гяурами" или, в массе, "райя", то есть "стадо". Тот, кто отрекался от своей веры и становился мусульманином, сразу получал статус гражданина и все гражданские права настоящего турка. Это было единственно доступным средством вырваться из-под угнетения и получить шанс на лучшую жизнь. Большинство сербов отказались от подобного пути и остались преданны своей христианской и национальной вере – даже несмотря на этот долгий мрак, суливший им полное исчезновении, они надеялись, что рассвет обязательно настанет, пусть и нескоро.

 

Многие сербские дворяне и простые люди бежали в сербские земли, находившиеся под властью Венеции или в Венгрии. Некоторые дворяне и другие сербы стали мусульманами, тем самым сохраняя свои земли, замки и власть, данную турками, которые сделали их пашами, беями, агами, сипахами. В глазах местного населения они воспринимались как завоеватели, и люди смотрели на них, как на турок.

В Боснии и Герцеговине, где жители не только подверглись турецкому нападению, но были обязаны также обороняться от венгров, большая часть дворян, главным образом богомилы, перешла в мусульманство. Многие сербы, верные своей религии и традициям, бежали в горы, откуда они могли атаковать турок на равнине и поддерживать относительную независимость. Сербы-райя должны были претерпевать великие притеснения и унижения, и их единственным защитником являлся сербский Патриарх (пока он существовал).

 

В случае насилия или нарушения законов со стороны турок не было никакой возможности восстановить справедливость. Христианам запрещалось ездить на лошадях и верблюдах – дозволены были только мулы и ослы, но даже на них нельзя было находиться верхом в присутствии турка. Не дозволялось, чтобы дома христиан выглядели лучше турецких. Христиане много страдали за свою веру: немногочисленное духовенство существовало в ужасных условиях, разрушенные церкви запрещалось восстанавливать и категорически запрещалось строить новые. Звон церковных колоколов, чтение вслух Священного Писания и произнесение имени Иисуса Христа находились под запретом. Было противозаконно осенять себя крестным знамением, показывать крест или есть свинину в присутствии турка.

 

Райя не разрешалось открыто хоронить своих усопших. Похороны по христианскому обряду происходили только ночью или тайно; выражение траура по мертвым – в костюмах, символах или каким-либо иным способом – было строго запрещено. Богослужения часто проводились в каком-нибудь укромном месте, в лесу или долине реки, иногда под выбранным заранее деревом, отмеченным крестом. Также использовались обычные здания, построенные как будто для семьи – с очагом, иногда и с дворовыми постройками, дабы избежать подозрений. Они были освящены и тайно использовались в качестве церквей. Такие дома все еще существуют в Македонии».

 

Из книги «Балканы» Эдмунда Стиллмана:

«Христиане Османской империи были всего лишь рабами, и не существовало милосердия у их мусульманских владык.

Многие западные книги повествуют об ужасах, перенесенных христианами. Одной из форм угнетения было использование мусульманами "права первой ночи". Фактически это означало, что господин – турок или местный славянин-мусульманин – проведет первую ночь с невестой христианина. Жених должен был снять обувь и тихо ходить вокруг дома, в то время как турок занимается любовью c его женой.

 

Однако, безусловно, самое ужасное, что приходилось выносить христианам – это турецкая система набора в янычары. Западные ученые часто преуменьшают важность данного "налога кровью", как называли это христиане. В то время любой подневольный юноша, стремящийся к высокому чину в турецкой империи, должен был обратиться в ислам. Когда этого требовала безопасность Османского государства, происходили и насильственные обращения. Каждые четыре года самые энергичные мальчики забирались из городов и деревень, добровольно или насильно, чтобы пройти подготовку и стать янычарами».

 

Из выступления Бат Йеор «Происхождение мифа о толерантном плюралистической исламском обществе»:

«Система девширме хорошо известна. Основанная султаном Орханом (1326-1359), она существовала около 300 лет и заключалась в регулярном сборе налога в виде детей христианского населения Балкан. Эти молодые люди в возрасте от четырнадцати до двадцати лет обращалась в мусульманство и принуждались к службе в армии. Сбор этого налога, сначала периодический и ограничивающийся набором в пределах тысячи человек, впоследствии стал ежегодным. Чтобы препятствовать побегам домой, детей перевозили в отдаленные провинции, под присмотр мусульманских солдат, которые относились к ним жестоко, как к рабам. Параллельно шел и другой сбор, в ходе которого у христиан забирали детей в возрасте шести-девяти лет, предназначенных для дворца султана. Порученные евнухам, они подверглись тираническому обучению в течение четырнадцати лет».

 

Первое описание о «налоге кровью», приведенное выше, звучит почти идиллически: юноша мечтал о получении «высокого чина в империи», или же некоторых мальчиков «забрали» из родного дома, чтобы они могли сделать блестящую карьеру в турецкой армии. А фактически это означало, что ненавистные турки похитят вашего ребенка, и – что еще ужаснее – возвратят его, но теперь как мусульманина и вашего худшего врага! Как вообще это можно выразить словами?..

 

Доктор Иво Андрич, родившийся в Боснии, в 1961 году был удостоен Нобелевской премии по литературе за свои романы о страданиях боснийских христиан. «Британника Макропедия» (издание 1986 г., том 1, стр. 393), статья «Андрич Иво»: «Работа Андрича показывает его детерминистскую философию и чувство сострадания. Она написана объективно и трезво, очень красивым литературным языком. Нобелевский комитет, в частности, отметил ту “эпичность”, с которой Андрич проработал материал, особенно в книге "Мост на Дрине"».

 

Дадим слово мастеру литературного повествования. Вот отрывок из вышеупомянутой книги «Мост на Дрине» [211], награжденной Нобелевской премией, описывающий, как воспринимали этот «налог кровью», как рассказывали и пересказывали эти леденящие кровь истории поколения выживших боснийских христиан:

 

«В тот ноябрьский день к левому берегу реки подошел длинный караван навьюченных лошадей и остановился на ночлег. Янычарский ага в сопровождении вооруженной охраны возвращался в Стамбул из похода по селам восточной Боснии, где он набирал христианских детей, подлежащих отправке в Турцию для пополнения армии янычар.

Вот уже шесть лет прошло со времени последнего сбора этой дани кровью, и потому на этот раз выбор был богат и легок; янычары без труда набрали нужное количество здоровых, развитых и красивых мальчиков от десяти до пятнадцати лет, хотя многие родители и прятали детей в лесах, учили прикидываться малоумными или хромыми, одевали в лохмотья и вымазывали в грязи, только бы увернуться от глаз янычарского аги. Некоторые действительно калечили своих детей, отрубая им по пальцу на руке.

Отобранных детей увозил длинный караван низкорослых боснийских лошадей. Две переметные корзины для перевозки фруктов покачивались на боках, и в каждой корзине помещалось по одному мальчику вместе с Тощим узелком и караваем хлеба – последним приветом отчего дома. Из мерно колыхавшихся корзин, слегка поскрипывающих на ходу, выглядывали свежие и перепуганные лица похищенных детей. Одни через лошадиные крупы вглядывались, притихнув, в родные дали, другие ели, глотая вперемешку с кусками хлеба слезы, а третьи спали, приклонив голову к седлу.

На некотором расстоянии от замыкающих караван лошадей беспорядочной, задыхающейся толпой шли родители и родственники детей, увозимых затем, чтобы на чужбине, обрезанные и обращенные в мусульманство, они навсегда позабыли свою веру, свой край и всю жизнь служили Турецкой империи в янычарских отрядах, а может, на каких-нибудь и более высоких должностях. В большинстве это были женщины – матери, бабки и сестры отобранных мальчиков. Когда женщины приближались слишком близко, верховые охранники с гиканьем и свистом врезались в толпу и разгоняли ее ударами хлыстов. Женщины разбегались и прятались в лесу у дороги, но вскоре снова собирались и тянулись за караваном, стараясь полными слез глазами еще раз увидеть над корзиной голову отнятого ребенка. Особенно упорны и неотступны были матери. Они неслись, не разбирая дороги, косматые, растерзанные, обезумевшие, причитали и приговаривали, как над покойником, голосили, как невменяемые, а многие выли, подобно роженицам, и, слепые от слез, лезли прямо под плети конвойных и в ответ на каждый удар исступленно твердили: “Куда вы его везете? Куда вы его уводите от меня?” Некоторые пытались дозваться своего сына и в двух словах послать ему последний наказ, последнее напутствие перед разлукой:

– Раде, сыночек мой, не забывай свою мать…

– Илия, Илия, Илия! – непрестанно выкрикивала одна женщина, безумным взглядом отыскивая вдали столь хорошо знакомую, дорогую голову сына, словно хотела заставить его затвердить это имя, которое через какие-нибудь несколько дней будет отнято у него навсегда.

Но путь долог, земля тверда, и тело слабо, а султановы слуги жестоки и безжалостны. Мало‑помалу измученные, гонимые ударами женщины, выбившись из сил, одна за другой отставали от каравана, поняв всю тщету своих усилий. У вышеградского парома отступились и самые упорные, так как на паром не пускали, а иначе переправиться через реку было нельзя. Здесь они могли без помех сидеть и плакать, потому что больше их никто не гнал. Окаменев, не чувствуя ни холода, ни голода, ни жажды, они ждали, пока на другом берегу реки еще раз не появится растянутая вереница вьючных лошадей и верховых, уходившая в сторону Дубруна, и в ней в последний раз не мелькнет образ родного дитя, навсегда исчезающий из глаз».

 

Крики этих матерей, должно быть, все еще эхом отдаются в боснийских горах…

 

Нельзя не упомянуть, что как только Запад завоевал Боснию, одна из первых вещей, которую он сделал в ходе «установления демократии» (пытаясь навязать мусульманское правление боснийским сербам) – это запрет использовать работы доктора Андрича в школьных учебниках для сербских детей. Это словно запретить Шекспира в Англии!

 

Книги Андрича были переведены на все западные языки. Его процитированную выше книгу «Мост на Дрине» можно найти в любой приличной библиотеке на Западе. То, что те же самые страны Запада, которые наградили боснийского автора в 1961 году, запретили его работы несколько десятилетий спустя, многое говорит о крахе западной культуры и этики.