Турция: от провальных реформ до современного джихадистского геноцида

Почему реформы Танзимат, призванные отменить османскую версию системы зимми, должны были быть навязаны европейскими державами посредством различных соглашений, в качестве так называемых «капитуляций» после османских военных поражений, и почему даже тогда эти реформы серьезно не проводились в период с 1839 года вплоть до распада Османской империи после Первой мировой войны?

 

Эдуард Энгельгардт, детально проанализировав период реформ Танзимат, сделал следующие выводы, отметив, что через четверть века после Крымской войны (1853-56), при повторной попытке проведения этих реформ, оставались те же проблемы: «Мусульманское общество еще не порвало с предубеждениями, которые заставляют завоеванные народы занимать подчиненное положение. Зимми так и остаются низшими по отношению к туркам-османам; фактически они не реабилитированы. Прежний фанатизм не смягчился – даже либеральные мусульмане отвергли идею гражданского и политического равенства, то есть ассимиляцию завоеванных с завоевателями»[149].

 

Систематическое изучение условий жизни христианских райя (зимми) проводилась в 1860-х британскими консулами по всей Османской империи, что позволило получить обширный источник документальных свидетельств. Великобритания была тогда самым влиятельным союзником Турции, и в ее стратегических интересах было прекратить притеснение христиан, чтобы предотвратить прямую агрессию России или Австрии. 22 июля 1860 г. консул Джеймс Зохрэб послал длинный отчет из Сараево послу в Константинополе, сэру Генри Балуэру, в котором анализировал управление провинциями Босния и Герцеговина после реформ Танзимата 1856 года.

 

Что касается реформационных усилий, Зохрэб констатирует:

«Я могу с уверенностью сказать, что Декрет "Хатти-хамаюн" остается просто листком бумаги, новые законы не распространяются на христиан, к которым относятся так же, как раньше, и до сих пор невыносимо и несправедливо то, что мусульманам позволено грабить их тяжелыми поборами. Повседневными остаются аресты по ложным обвинениям. Христианин имеет минимальный шанс на оправдание, если его противник – мусульманин; свидетельства христиан, как правило, все еще не принимают. Христианам теперь разрешают владеть недвижимостью, но препоны, с которыми они сталкиваются, когда пытаются приобрести ее, столь многочисленны и обременительны, что лишь очень немногие осмеливаются преодолеть их. Таково отношение правительства к христианам в столице провинции (Сараево), где расположены консульства различных стран, которые могут осуществлять хоть какой-то контроль, и можно легко предположить, как живется христианам в более отдаленных районах, где правят мудиры (правители), в основном фанатичные и незнакомые с (новыми) законами»[150].

 

В своем всеобъемлющем исследовании палестинского еврейства под гнетом османского владычества в XIX веке Тьюдор Парфитт делает следующие наблюдения:

«В городах евреи и другие зимми часто подвергались нападениям, их ранили и даже убивали местные мусульмане и турецкие солдаты. Такие атаки часто случались по тривиальным причинам: Уилсон [в письме в Министерство иностранных дел Британии] вспоминал, как встретил еврея, который был тяжело ранен турецким солдатом за то, что отказался отдать своего осла охраннику султана. Многие евреи были убиты и за меньшее. Иногда власти пытались неким образом компенсировать подобные случаи, но это происходило не всегда: турецкие власти иногда сами брали на себя ответственность за казнь евреев по некоторым бездоказательным обвинениям. После одного из таких случаев [британский консул] Янг подметил: “Я должен сказать, что поражен тем, что губернатор поступил столь безжалостным образом. Конечно, то, что я наблюдал в нем, подтверждает мои слова о его беспричинной жестокости – но все-таки этот еврей был одиноким и беззащитным. Это служит доказательством того, что бедный еврей даже в девятнадцатом веке изо дня в день живет в страхе за свою жизнь”.

На самом деле, потребовалось некоторое время [т.е., по крайней мере, 10 лет после реформ 1839 года], пока суды стали принимать свидетельские показания зимми в Палестине. Тот факт, что евреи заседали в меджлисе [провинциальный законодательно-представительный совет], не способствовал улучшению их положения: еврейских представителей терпели с неохотой, унижали и запугивали до такой степени, что не осмеливались как-либо оппонировать представителям мусульман. Вдобавок, состав меджлиса никоим образом не являлся репрезентативным: в Иерусалиме в 1870 году меджлис состоял из четырех мусульман, трех христиан и одного еврея – в то время как евреи составляли более половины населения города. Через несколько лет после обнародования Хатт-и-Шарифа [указов реформ Танзимат] Биньямин (в рассказе очевидца "Восемь лет в Азии и Африке с 1846 по 1855", стр.44) все еще мог написать о судьбе евреев следующее: "Они полностью лишены любой законной защиты"... Пожалуй, еще более важно то, что суды были настроены против евреев: даже при слушаниях в надлежащим образом проходящих судах, где принимались свидетельские показания зимми, суд все равно выносил решение против евреев. Следует заметить, что евреям не-зимми [например, иностранцам] по-прежнему не разрешалось появляться и свидетельствовать как в махкаме [специальный мусульманский совет], так и в меджлисе»[151].

 

Современный османист Родерик Дэвидсон признает, что реформы провалились, и предлагает объяснение, основанное на исламских убеждениях касательно системы зимми:

«Подлинного равенства никогда не существовало. Истовые мусульманские верования, сохранившиеся среди турок, иногда могут прорываться в виде открытого фанатизма.

Однако важнее, чем опасность вспышек фанатизма, было чувство врожденного превосходства, которым обладал турок-мусульманин. Ислам был для него истинной религией. Христианство лишь частично приоткрыло истину, которую Мухаммед наконец показал полностью, поэтому христиане не были равны мусульманам во владении истиной. Ислам был не только вероисповеданием – это был образ жизни. Им устанавливались отношения между людьми и Богом, он был основой общественного устройства, закона и власти. Христиан, таким образом, считали гражданами второго сорта в свете религиозного откровения, так же как и по той причине, что они были завоеваны османами.

Эта общемусульманская позиция отразилась в распространенном слове “гяур”, что означает “неверный”, с эмоциональным и довольно нелестным подтекстом. Общаться с гяуром было в лучшем случае сомнительно. “Близкие отношения с язычниками и неверными запрещены людям ислама”, – сказал Асим, историк начала XIX века, – “И дружественные и близкие общения между двумя сторонами, которые противоположны друг для друга как свет и тьма, совсем не желательны”.

Простая идея равенства, особенно антидиффамационный пункт закона 1856 г., оскорбляла врожденное чувство турок о справедливом порядке вещей. “Теперь мы не можем назвать гяура гяуром”, – говорили они, объясняя – иногда с горечью, иногда сухо – что в соответствии с новыми правилами больше нельзя открыто говорить простую правду. Могут ли быть приемлемы реформы, запрещающие называть вещи своими именами? Турецкое сознание, воспитанное столетиями мусульманского и османского господства, было не готово признать идею абсолютного равенства. В Османской империи равенство не было достигнуто ни в период Танзимата [то есть, в 1839-1876 гг.], ни после революции “младотурок” в 1908 г.»[152].

 

Более того, влиятельный член османской партии «Единение и прогресс» шейх Абдул-Хак, «прогрессивный» младотурок, в августе 1912 года сделал в парижском журнале «Мусульманский обзор» следующее откровенное заявление:

«Да! Мусульманская религия открыто враждебна всему вашему миру прогресса. Поймите, европейские наблюдатели, что христианин, какое бы положение он ни занимал, рассматривается нами как слепец, утративший всякое человеческое достоинство, – по той просто причине, что он христианин. Наше мнение относительно него настолько же простое, насколько и исчерпывающее. Мы говорим: человек, чьи взгляды настолько искажены, что он отрицает существование одного единственного Бога и придумывает иных различных богов, может быть лишь ничтожнейшим выражением человеческой деградации; разговаривать с ним – значит, унижать собственный разум и оскорблять величие Повелителя Вселенной. Присутствие подобных негодяев среди нас – бич нашего мироздания, их учение – прямое оскорбление чистоты нашей веры, связь с ними – осквернение наших тел, любые отношения с этими людьми – пытка для наших душ. Впрочем, ненавидя вас, мы снизошли до изучения ваших политических институтов и вашей военной организации. Помимо нового оружия, которым Провидение обеспечивает нас при вашей поддержке, вы сами возродили неугасаемую веру наших героических мучеников. Наши младотурки, наши новые братства, все наши религиозные течения вдохновлены одной и той же идеей, одной и той же потребностью двигаться вперед. К какой цели? Христианской цивилизации? Ни за что! Ислам – это одна великая международная семья. Все истинно верующие являются братьями. Единство чувства и веры связывает их взаимной любовью. Халиф содействует этим отношениям и объединяет верующих под единым священным знаменем»[153].

 

Всюду в Османской империи, в частности, на Балканах и в Анатолии, попытки освобождения народов-зимми провоцировали жестокий, кровавый ответ тем «неверным», которые смели требовать равенства с местными мусульманами. Массовые убийства болгар (в 1876 г.) и еще более массовая резня армян (1894 - 96 гг.), приведшая к откровенному геноциду последних во время Первой мировой войны, являются олицетворением этих тенденций. Для принудительной отмены системы зимми потребовалось разрушение Османской империи. Наконец, это произошло после балканских войн за независимость, и во время европейского мандата по завершении Первой мировой войны.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Усилия Эрдогана по дальнейшей реисламизации Турции полностью согласуются с возвращением к османскому прошлому – империи, созданной с помощью джихада и управляемой законами шариата. Несомненно, и правление Эрдогана, и режим во главе с набожным мусульманином Эрбаканом десять лет назад, отражают передовую форму «социально-политического пробуждения ислама» Турции 1950-1960 гг., когда глава правительства Мендерес, заигрывая с мусульманскими религиозными чувствами ради поддержки на выборах, возродил дервишские ордена и провел широкую кампанию по строительству мечетей. Несмотря на явный отказ Фрэнка Гаффни понять данный континуум связанных исторических явлений, я разделяю его беспокойство. И в итоге мы соглашаемся с тем, что вступление Турции в ЕС должно быть отклонено.