Глава 2. Помощь адвоката на допросе как тенденция беспомощности

На допросах свидетелей по “делу Йукоса” адвокатура проявила пассивность и беспомощность как тенденцию профессионального поведения.
По отдельным разрозненным судебным процессам трудно узнать, как вели себя на допросах со свидетелями адвокаты. Каждое отдельно взятое судебное дело – это случай, происшествие, казус. Но не пример. Примером поясняют выявленную закономерность, выдвинутый тезис. Пример – отдельное в однородном, типичное. Когда нет совокупности (достаточности) казусов, нет статистики, нельзя вывести закономерности, почувствовать направление движения, стиль поведения, те общие и единые черты, которые выражают характер деятельности адвокатов при допросах, что вдруг стало в их поведении общим, часто повторяющимся, присущим большинству.
“Дело Йукоса” позволило взглянуть на профессиональное поведение адвокатов со стороны как на массовое, находящееся в более или менее однородных процессуальных условиях, несмотря на множество сопряжённых дел. Эта однородность определялась, прежде всего, компактностью обвинительного органа, его организационно-волевым единством, одним методологическим подходом ко всем делам, процессуальным действиям.
Адвокаты на допросах свидетелей заняли позицию пассивную, позицию сторонних наблюдателей, сидельцев, фиксаторов происшедшего. Активность адвокат должен был проявлять не против следователя, а за свидетеля, помогать которому он был призван. Беспомощность адвокатов во время допросов проявилась в отдельных строптивых заявлениях, записанных ими в конце протокола допроса.
Адвокату позволительно помогать свидетелю по время допроса. Для каждого свидетеля быть на допросе – состояние чрезвычайно тяжелое. Состояние крайнего психического напряжения часто не позволяет понять самые простые вопросы и сформулировать на них ясные ответы. Адвокат должен объяснить свидетелю суть происходящего, смысл того или иного слова, например.
Следователь может считать, что если не позволять адвокату консультировать свидетеля, то тогда свидетель будет говорить чистую-пречистую правду. Причём такую правду, которая только и нужна следователю. Также следователь может искренне считать, что адвокат только мешает проводить допрос. Такие чувства и мнения у следователей возникают в первую очередь тоже по простой причине. Следователь на допросе также нервничает. Мотив у следователя может быть любой. Дело опять не в нём, а в адвокате.
Задача у адвоката – оказывать свидетелю помощь, консультировать его.
Что можно наблюдать на допросах свидетелей?
Следователь разъяснил свидетелю его права. И тут же следователь начинает разъяснять адвокату – уже права и обязанности адвоката. Причём следователь может подчеркнуть, что адвокат должен не мешать следователю вести допрос, не перебивать следователя, задавать вопросы и давать краткие консультации свидетелю только с разрешения следователя. Следователь может искренне верить в правильность его наставлений адвокату. Но если адвокат выслушивает такие наставления молча, то он еретик, отступник от адвокатского дела.
Прежде всего, адвокат обязан прекратить сразу же всякие правовые поучения себя со стороны следователя (а в будущем – и со стороны прокурора и судьи). Адвокат такой же профессиональный участник юридического процесса, как и следователь. Адвокат призван в судебный процесс именно по причине осведомлённости в правовых вопросах. Адвокат знает свои профессиональные права и обязанности. И основное профессиональное предназначение адвоката состоит как раз в том, чтобы следователя (прокурора, судью) предупреждать своим мнением от малейшего нарушения ими правовых предписаний. Адвокат не нуждается в чьих-либо правовых поучениях. А государственные служащие нуждаются в публичном ненасильственном контроле народа в лице адвокатов. Ибо только чиновники могут снимать, искажать волю Верховной власти. Всякое искажение такой воли чиновником, в частности нарушение им законов, есть бунт чиновника против Государя.

Примечание. В Уголовно-процессуальном кодексе можно найти место со словами, когда следователю вменяется в обязанность разъяснить адвокату его права. Но это место есть лишь пример примитивности самого закона и безалаберности его составителей. В частности, непонимания сущности адвокатуры.

В наставлении следователя о том, что адвокат может задавать вопросы и давать краткие консультации свидетелю только с разрешения следователя, кроется логическая ошибка, которую адвокаты весьма и весьма часто пропускают. Заметим, что всякая логическая ошибка есть нарушение юридических предписаний. Ибо закон сам по себе, в своём единстве, логичен.
В общей фразе “задавать вопросы” и “давать консультации” объединены два процессуальных действия, назначение которых различно.
Оправданно, что задавать вопросы адвокат должен только с разрешения следователя. Ибо, прежде всего, следователь придерживается собственной тактики ведения допроса. У следователя есть цель, которую ему необходимо достичь. И следователь сам решает, когда адвокат может задать вопросы свидетелю и на какие вопросы должен отвечать свидетель.
Совершенно иное назначение имеет дача консультаций свидетелю. Консультация есть объяснение, разъяснение, пояснение, а не опрос. Консультация (пусть краткая и в присутствии следователя – это сути не меняет) свидетеля входит в обязанность адвоката по оказанию юридической помощи доверителю. Эта помощь должна оказываться до допроса, после допроса и, главное, во время допроса. Когда эта помощь должна быть оказана, решают самостоятельно или сам доверитель (свидетель), или его адвокат. Свидетель может обратиться в любой момент к адвокату за консультацией. Адвокат обязан разрешить сомнения доверителя. Объяснения самого следователя не имеют решающего значения ни для свидетеля, ни для адвоката. Адвокат должен сам давать пояснения свидетелю.
Но адвокат и по собственной инициативе обязан консультировать свидетеля, если сам адвокат посчитает нужным это сделать. Поскольку свидетель, находясь в непривычной для него ситуации, может стушеваться, впасть в забытьё, начать играть роль специалиста или знатока всех наук и искусств. Адвокат обязан дать свидетелю консультацию о его роли, месте, значении и смысле на допросе. Дать другие необходимые, по мнению адвоката, пояснения.
Следователь не вправе мешать адвокату в любое время консультировать свидетеля, хотя может и нередко так и делает, поскольку такое вмешательство не противоречит физическим законам. Если следователь не даёт проконсультировать адвокату свидетеля, то допрос не может продолжаться. Свидетель в таком случае не должен отвечать на вопросы. Ибо такие ответы, по сути, будут даны под принуждением следователя, помимо воли свидетеля. Такие ответы будут с пороком, как данные при насилии со стороны следователя. Никаких так называемых заявлений со стороны адвоката в конце допроса в протоколе делаться не должно. Ибо самого допроса не было. Его фактически прервал сам следователь. Нет консультации – нет ответа, нет допроса. Нет допроса – нет подписей под словами, которые не произносил свидетель.
Ибо в противном случае такой протокол допроса будет то же самое, как если бы прибывшим на допрос свидетелю и адвокату следователь дал для подписи уже готовый, составленный им самим текст вопросов и ответов. При этом следователь предложил бы свидетелю и адвокату в конце протокола написать свои замечания и пояснения, если они с чем-то не согласны. Мол, я всё уже написал, вы только подпишите, а если с чем не согласны, то допишите в конце сами. Ущербность такого протокола заключается в том, что любой вменяемый человек, в том числе прокурор, судья или посторонний адвокат, обязательно поставит под сомнение искренность всяких дописок и пояснений свидетеля и его адвоката в протоколе. Будут при этом руководствоваться обычной житейской логикой: вначале сказал правду, а потом поразмыслил, посоветовался с адвокатом и решил исправить сказанное своим пояснением. Получается, что в протоколе обнаруживаются два аргумента для одного суждения. Осталось только выбрать один из них для нужного вывода. Выбор будет делать тот, кому дано право оценивать аргументы и делать выводы (оценивать доказательства). На предварительном следствии – следователь, а в судебном следствии – суд.
Конечно, нельзя адвокату заранее предугадать абсурдность поведения своего доверителя на допросе. Всё-таки тот находится в ситуации крайнего нервного напряжения. Свидетель может полностью перестать обращать внимание на адвоката или начать спорить с адвокатом, например, о смысле и значении каких-то терминов, и обратить взор на следователя, как на своего спасителя и заступника. Фактически между адвокатом и доверителем возник конфликт. Свидетель перестал доверять адвокату. Пусть этому причиной будет психическое перенапряжение. Это не имеет значения для существа дела, а именно для содержания процессуального действия, для содержания протокола. Адвокат не должен превращаться в стороннего наблюдателя и молча созерцать происходящее. Нужно решительно вернуть своего доверителя в реальность. Поставить перед ним дилемму: или свидетель внимает адвокату, или свидетель тут же отказывается от его помощи. И допрос происходит без адвоката. Для адвоката допроса не было. С самого начала адвоката не было на допросе. Допрос проводился без него. Адвокат не должен ничего подписывать. Всё.

Примечание. В одном из эссе, посвящённых “делу Йукоса”, можно найти пересказ анекдота, как адвокат запоздал на допрос своего доверителя. А когда прибыл, то допрос был закончен, протокол написан. Доверитель попросил адвоката подписать протокол. Адвокат подписал. Если этот анекдот соответствует действительности и адвокат подписал такой протокол, то адвокат отступник от идеи правозащиты, а значит, как было написано на знамёнах средневекового бандита Урслингена, “враг Бога, милосердия и правосудия”. Адвокат мог ознакомиться с так называемым протоколом. Адвокат мог получить объяснения от своего доверителя. Он многое другое мог делать или не делать. Но он не должен был делать одного: подписывать протокол допроса, составленный без него.
Адвокат не знает и никогда не узнает, при каких условиях и как появился этот протокол. Верить своему доверителю адвокат при таких обстоятельствах не должен – в силу своего профессионального назначения. Всё, что скажет доверитель об обстоятельствах появления этого протокола, как бы он искренен ни был, будет всего лишь одна из легенд. Адвокат, конечно, может поверить этой легенде, но не должен подписывать протокол. Прежде всего, он должен никогда не забывать, что доверитель уже заранее выказал недоверие адвокату, раз он согласился давать показания без него, а тем более стал просить подписать протокол допроса, при котором адвокат не присутствовал. Это только начало. Однако если адвокат подпишет такой протокол допроса, то самоё такое подписание, пусть искреннее, будет, по сути, выражением недоверия уже адвоката к своему доверителю, его безразличного отношения к судьбе доверителя. Так они и пойдут по лабиринтам процесса, даже, возможно, не понимая, что они не верят друг другу. Куда их заведёт лабиринт недоверия?

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
“ДЕЛО ЙУКОСА” И НИСХОЖДЕНИЕ АДВОКАТОВ В БЕЗДНЫ ПРАВОСУДИЯ