Глава 4. О правильной активности суда

Казус. Суд о месте и времени оценки доводов. Стадия представления доказательств. Участник процесса заявил ходатайство о приобщении документа к материалам уголовного дела. Перед началом обсуждения заявленного ходатайства суд сообщил участникам процесса буквально следующее (синтаксис и грамматика оригинального сообщения полностью сохранены): “Cуд даёт свою оценку обоснованности выводов стороны обвинения по предъявленному обвинению на судебной стадии, которая после рассмотрения дела по существу при нахождении суда в совещательной комнате, где суд даст оценку всем доводам и представленным доказательствам”. Невольно вспоминается фраза из “Алисы в Стране Чудес” Льюиса Кэррола: “Никогда не думай, что ты иная, чем могла бы быть иначе, чем будучи иной в тех случаях, когда иначе нельзя не быть”.
[ Примечание. Поняли ли адвокаты, что и о чём сказал суд? Их публичная сущность, как борцов за право, устроила такое отношение суда к доказыванию и способу ведения процесса?
Оценивать доказательства – это проверять правильность суждений, умозаключений, силлогистических операций государственного обвинителя и адвоката. Если на стадии представления доказательств никакой силлогистики сторонами суду не представлено, а вместо представления доказательств (доказывания) суду были продекламированы тексты из всяких документов, то суд не рассматривает спор, а выносит своё произвольное решение, руководствуясь собственным суждением чувства. Суд не должен ничего доказывать по собственному произволу. Доказывают стороны судебного процесса. Но суд участвует в доказывании. Суд активен в судебном процессе всегда. Принцип активности суда может варьироваться по объёму, но сущность его останется. Активность суда проявляется в главном – в вынесении конечного акта судебного расследования (решения, приговора). Активность суда проявляется в принуждении сторон исполнять свои обязанности, в создании условий для того, чтобы пользоваться правами, следить за соблюдением сторонами целей и правил доказывания (логических построений), помогать сторонам в получении достоверных сведений, которые могут быть положены в основу доказывания подлежащих доказыванию обстоятельств, устанавливать подлежащие доказыванию обстоятельства. Перечень, где проявляется активность суда, можно продолжить. В широком смысле активность суда можно отнести к понятию доказывания. Конечный акт суда есть вывод из собственных силлогистических операций самого суда, объектом анализа которых были силлогистические операции стороны обвинения и стороны защиты. Суд строит свои суждения не на основе сведений из источников информации, а на основе суждений сторон об этих сведениях. Будет судейским произволом, если суд положит в основу своих суждений сведения, которые ранее не были подвергнуты логическому анализу сторон в целях установления какого-то обстоятельства. Суд основывает свой конечный акт на сведениях, которые были подвергнуты сторонами логической обработке (исследованы) в судебном заседании, то есть на судебных доказательствах. Исследованными признаются сведения, о которых стороны высказали суждения как об аргументах при доказывании или опровержении утверждения одной из сторон. Тогда эти сведения превращаются в судебные доказательства. Поэтому нельзя считать сообщённые свидетелем сведения доказательством, если эти сведения по окончании допроса свидетеля не были подвергнуты сторонами силлогистическому анализу с точки зрения подтверждения или опровержения нужных обстоятельств дела. Отсюда, из такого анализа, и возникает необходимость повторно допросить свидетеля, потому что логический разбор показаний свидетеля выявит у сторон противоречивые выводы. Если же не проводится такого анализа, что почти всегда и есть, то не может возникнуть необходимости в повторном допросе свидетеля.
Если указанное не делать, то конечный судебный акт есть проявление судейского произвола, хотя по существу он может быть верным. В судебных актах обязательно пишут, что суд установил то-то и то-то. При обжаловании судебного акта жалобщик часто пишет стандартную фразу, что суд вынес приговор или решение в противоречии с установленными судом в судебном заседании фактами. К сожалению, никакие факты судом в судебном заседании не устанавливаются. А устанавливаться они должны. Иначе неизвестно, о чём спорят стороны, каким образом спорят, то есть как доказывают свои аргументы, как из аргументов делают умозаключения. Только в единичных судебных процессах суд ставит перед сторонами задачу установить индивидуально-определённые обстоятельства, которые необходимо будет доказать в ходе судебного следствия, и своим определением ставит стороны в рамки предмета доказывания. В этом и есть назначение судебной процедуры. Если в ходе судебного процесса выявится какое-то новое обстоятельство, которое необходимо установить, то оно ставится на обсуждение сторон, и суд решает процессуальную судьбу этого обстоятельства. Обстоятельство может быть по объёму равно одному факту (событию), но может объединять несколько фактов (событий). На стадии представления доказательств сторона обвинения должна указать, какой факт она собирается доказать, как доказать и продемонстрировать доказывание этого факта. Сторона защиты может согласиться с наличием (доказанностью) этого факта или опровергнуть наличие этого факта посредством суждений, которые продемонстрируют, что факт не доказан. Подсудимый может хранить молчание о доказанности или недоказанности факта, но адвокат при таком ведении процесса обязан высказать свои соображения. В противном случае бездействие адвоката должно быть расценено как неисполнение своего публичного долга и неуважение к суду. Выслушав стороны, суд должен сделать вывод, естественно, занесённый в протокол, так как в наших судах всё заносится в протокол, о доказанности или недоказанности факта. Только таким образом суд должен устанавливать факты, имеющие значение для уголовного дела. На основании этих заранее установленных и известных сторонам фактов суд и вынесет свой окончательный акт. Этого в уголовных судах не делается под прикрытием примитивизма уголовного процесса. Но уголовно- процессуальный закон предполагает только такое ведение процесса. Только такой процесс позволяет сторонам выполнить свои публичные функции и снизить судейский произвол. ]

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
“ДЕЛО ЙУКОСА” И НИСХОЖДЕНИЕ АДВОКАТОВ В БЕЗДНЫ ПРАВОСУДИЯ

Раздел I. Трагикомедия «дела Йукоса»: действующие лица и исполнители

Глава 5. Судебное следствие

Казус. Изложение обвинения и понятливые адвокаты. Государственный обвинитель изложил обвинение подсудимых Икс, Каппа и Лямбда.
Подсудимый Каппа сказал, что обвинение ему понятно, вины своей не признаёт, готов дать показания в любой стадии судебного разбирательства, в которых он и выразит своё отношение к обвинению.
Подсудимый Лямбда сначала заявил, что обвинение ему непонятно. Однако суд настаивал, чтобы он объяснил, что именно ему непонятно, и предоставил время для консультации с адвокатами. И подсудимый Лямбда признался, что обвинение ему понятно, но вины своей не признаёт.
Подсудимый Икс тоже согласился с тем, что ему обвинение понятно, но вины своей он не признаёт.
Адвокаты не остановили своих доверителей от самонадеянного заявления, что обвинение им понятно.
Что понятно подсудимым и их адвокатам? Им понятна правопреступность их былых деяний? Им понятно, какие [диспозиционные] законы они нарушили? Им понятны силлогистические операции обвинительного органа по доказыванию их вины в инкриминируемых преступлениях, то есть собственно доказанность их вины? Им понятен смысл и назначение всех включенных в уголовное дело обвинительным органом документов как доказательств? Тогда зачем их адвокаты заявляли ходатайство об исключении из структуры доказательств обвинения копий документов как ненадлежащих доказательств? Или это уже “борьба” за доказывание? Мол, копии доказывают вину в совершении преступлений, а если их убрать, так преступление останется, а доказательств их совершения подсудимыми не будет?
Такая понятливость есть абсурд, абсурд бессистемности и беспамятности адвокатов. Адвокаты забыли, что и зачем они делали несколько дней назад.
Адвокатам тоже было понятно обвинение. Но своё отношение к предъявленному их доверителям обвинению они пожелали выразить в ходе дальнейшего процесса. Действительно, если обвинение понятно, зачем одному юристу выражать мнение о мнении другого юриста? Юристы поняли друг друга.
Однако подсудимые выразили своё отношение к предъявленному обвинению. Подсудимый Лямбда, а не адвокат, обосновал правовыми положениями свою невиновность. При этом подсудимый Лямбда, а не адвокат, уточнил, что обвинение ему понятно формально, но оно непонятно в узком, юридическом смысле этого слова из-за внутренних, неустранимых абсурдных противоречий и правовых неопределённостей, содержащихся в обвинении, очевидного отсутствия компетенции составителей обвинения в вопросах экономики и права, из-за наличия огромного количества юридически ничтожных и невежественных выводов и формулировок. Подсудимый напомнил суду роль и полномочия Конституционного суда России и что его решения обязательны для всех. Он также выразил убеждённость, что авторитет судебной власти Российской Федерации – это правосудие суда при подчинении Конституции Российской Федерации и федеральным законам; а международный авторитет судебной власти Российской Федерации – это добросовестное выполнение международных обязательств, в том числе Конвенции “О защите прав и основных свобод”. Всё иное – фарс.
Подсудимый Икс или вообще забыл, что есть в процессе адвокаты, или так адвокаты поставили себя по отношению к своему доверителю (в положение юридической прислуги), что Икс сам выстроил систему своего обвинения за обвинительный орган, показал нелогичность обвинения на нескольких примерах и пообещал суду доказать свою невиновность и беспочвенность обвинения.
Воля и интеллект подсудимых Лямбда и Икс поражают. Они доминируют над адвокатами. Адвокаты не успевают за своими доверителями, а потому не вместе с ними, а позади. Такое поведение адвокатов может быть оправдано, если они осуществляют юридическую защиту политических борцов, революционеров, а не обвиняемых в различных, пусть надуманных обвинительным органом, абсурдных хищениях. Адвокаты фактически способствуют обвинительному органу и суду в их безразличии к высказываниям подсудимых на процессуально-правовые темы.

Казус. Начало исследования доказательств. Первой представляет доказательства сторона обвинения. Государственный обвинитель поведал участникам процесса, в какой последовательности он будет представлять доказательства.
Адвокаты попросили государственного обвинителя, чтобы тот извещал заранее сторону защиты, какие доказательства он собирается представлять, и также чтобы государственный обвинитель группировал доказательства по эпизодам. Свою просьбу адвокаты мотивировали тем, что в деле много томов, и тем, что сторона защиты должна иметь возможность подготовиться к их “исследованию” – это будет и помощью суду и всем облегчит работу. Такое представление доказательств, по мнению адвокатов, ускорит рассмотрение дела и позволит рассмотреть его объективно и полно.
Суд не оценил намерение адвокатов добровольно оказывать помощь суду и способствовать государственному обвинителю. Суд напомнил, что очерёдность исследования доказательств устанавливается стороной, представляющей доказательства, и суд не может обязать сторону обвинения заблаговременно извещать сторону защиты об исследуемых доказательствах.
Действительно, зачем адвокатам заранее знать, что собирается представлять государственный обвинитель? Ведь адвокаты всё объединённое уголовное дело изучили (см. поведение адвокатов в предыдущих судебных заседаниях), все “доказательства” обвинения познали проницательным и догадливым умом и даже подготовили свои доказательства, чтобы доказать какие-то свои тезисы.

Казус. О представлении доказательств государственным обвинителем. Прокурор просит суд предоставить ему возможность представить суду и исследовать доказательства, содержащиеся в таких-то томах уголовного дела. Судья напоминает прокурору, что доказательства представляются стороной обвинения, соответственно, прокурор имеет право оглашать те документы, которые он намерен представить, и в том объёме, в котором он считает необходимым.
Адвокат поинтересовался у судьи, а не будет ли лучше, если сторона защиты будет сразу ставить вопрос об оглашении из того же тома тех документов, которые прокурор не огласил, а сторона защиты считает необходимым огласить, или такое оглашение производить потом, когда сторона защиты будет предъявлять свои доказательства.
Судья разъяснил адвокатам, что Уголовно-процессуальным кодексом России определён порядок представления доказательств. Сейчас представляет доказательства сторона обвинения в том объёме и те документы, которые считает нужным. Когда сторона защиты будет представлять свои доказательства, адвокаты могут воспользоваться своим правом и оглашать те документы, которые они считают необходимыми. Обязать кого-либо из сторон представлять те или иные доказательства суд не вправе.
Адвокаты поняли разъяснение суда.
Прокурор начал оглашать материалы уголовного дела, то есть зачитывать вслух документы. Что, по представлениям присутствующих в зале судебного заседания, и есть представление доказательств.
Адвокаты слушают прокурорское чтение, сверяют слушаемое с имеющимися у них документами и реагируют на прочитываемые документы. Адвокаты обращают внимание суда, что такой-то документ не подписан, другой документ не имеет штампа, третий не выполнен на бланке организации, четвёртый документ не является копией, потому что на нём нет указаний, что это копия; пятый и шестой документы от обвинительного органа имеют один и тот же номер, но разные даты, в седьмом документе нет расшифровки подписавшего его лица, указана только должность, а без этого “обязательного реквизита” документ не может рассматриваться в качестве доказательства, в восьмом документе (аудиторском заключении) аудитор не имеет права оценивать законность или незаконность судебных решений и устанавливать экономическое значение проверяемой организации для судеб страны.
Адвокат обращает внимание суда, что, согласно одной из справок обвинительного органа, на таких-то листах такого–то тома уголовного дела должны находиться два документа, а их в этом томе нет.
Судья напомнил адвокату, что документ, о котором он сказал, стороной обвинения суду не представлен и не исследован. И обращать внимание суда на документ, который судом ещё не исследован, нельзя, поскольку в судебном заседании существуют определённые правила исследования документов. Судья опять разъяснил адвокату, что сторона вправе ссылаться только на тот документ, который реально был исследован в судебном заседании. Документ, на который указывает адвокат, государственным обвинителем не представлялся. Стороной защиты представление доказательств также не начато. Поэтому суд считает пока необоснованным на данной стадии подобное заявление адвоката.
На это адвокат ответил, что он лишь хотел обратить внимание суда на несоответствие, но если оно не представляет интереса для суда, то он свой вопрос снимает.
Сторона защиты заявила, что один из документов прокурор зачитал не полностью, и попросила суд дать указание государственному обвинителю, чтобы этот документ был зачитан полностью. Судья вновь разъяснил стороне защиты, что если она считает, что это доказательство должно быть иным образом представлено, то у неё такая возможность будет в ходе представления доказательств стороной защиты. Обязать представителя государственного обвинения представить то или иное доказательство в том или ином объёме суд не вправе, как и обязать сторону защиты представлять каким-то определённым образом доказательства.
Адвокат с таким разъяснением суда не согласился и заявил, что доказательством является не фраза из документа, а сам документ. Если государственный обвинитель решил его огласить, он должен его огласить в полном объёме. Потому что в противном случае получается, что можно будет ссылаться на этот документ и в прениях, и в других вопросах, которые будут встречаться в судебном разбирательстве, только в той части, которую огласил государственный обвинитель. Это неправильно. Уголовно-процессуальный закон не говорит об объёме, а говорит лишь о том, что представляются доказательства. В данном случае доказательство – документ. И если государственный обвинитель решил его огласить, то он должен его огласить в полном объёме.
На что судья ответил, что суд уже свою позицию по этому вопросу выразил, поэтому если сторона защиты изъявит желание представлять также письменные доказательства, также материалы дела оглашать, она может это сделать в том объёме, который считает необходимым.
Синтаксис казуса представления доказательств. Зачитывание вслух документов из материалов уголовного дела, по представлениям присутствующих в зале судебного заседания, и есть представление доказательств. В этом судебном заседании адвокаты обнаружили многие свои психофизиологические возможности. И слух, и зрение, и способность говорить и так далее и тому подобное. Все, кроме одного – того, что требуется на стадии представления доказательств. Не было самого представления доказательств. Что и зачем читал государственный обвинитель? Что и как он доказывал? Не было собственно доказывания. Огласка содержания документа не есть его исследование. Исследование документа в судебном процессе – это, в первую очередь, суждения об этом документе, по поводу его содержания. Само содержание документа есть аргумент в суждении как форме доказывания. И недопустимо откладывать все суждения на так называемую стадию прений. Прения – это второстепенная, факультативная деятельность обвинения и защиты. И если следовать реакции адвокатов, то содержание документа подтверждает преступность деяний их подзащитных. Однако коли нет на этом документе разборчивой подписи, то и доказать совершение преступления подсудимыми нельзя. Или адвокаты согласны с обвинительным органом, что событие преступления было и их доверители это преступление совершали? Адвокаты так вели себя по отношению к озвучиваемым документам, как будто они понимают, что и как доказывают эти документы. Фактически адвокаты способствовали государственному обвинителю в неисполнении им его обязанности по доказыванию обвинения.

Казус. О количестве доказательств. Государственный обвинитель зачитывает документы из разных томов уголовного дела.
Адвокат обратил внимание, что государственный обвинитель оглашает один и тот же документ по нескольку раз, так как копии этого документа находятся в разных томах уголовного дела. Адвокат обратился к государственному обвинителю с просьбой не оглашать один и тот же документ по многу раз, так как это пустая трата времени. Однако, по мнению адвоката, нельзя оглашать один и тот же документ несколько раз не столько потому, что это пустая трата времени, а главное, по той причине, что у суда и других участников процесса может сложиться впечатление, что в деле имеется значительно большее количество доказательств обвинения, чем на самом деле. Ибо один документ – это одно доказательство. Иначе говоря, если документ будет оглашен три раза, то создастся впечатление, что имеется три доказательства, а не одно.
Однако одно правило грамматики, трижды повторенное учителем нерадивому ученику, не превращается в три правила.
Каждый в свободном обществе имеет право на любые силлогистические операции, даже неправильные. Но не адвокат. Задача адвоката при представлении доказательств стороной обвинения заключается не в арифметическом подсчёте количества повторений одной и той же фразы, а в выяснении способности государственного обвинителя демонстрировать доказательства. А это уже сфера способности суждения.

Казус. К избавлению от неизвестных доказательств. Государственный обвинитель продолжает зачитывать документы из разных томов уголовного дела. Адвокат, заслушав чтение прокурора, заявил, что прочитанные документы не там и не так были изъяты и/или приобщены.
Адвокату невдомёк, что зачитываемые документы ещё не стали доказательствами, потому что их никто не демонстрировал в качестве доказательств. Государственный обвинитель не раскрыл их доказательственного назначения. Однако адвокату это неинтересно. Адвокат уже посчитал их доказательствами, он уже догадался, что и каким силлогистическим способом доказывают сведения из зачитанных документов. Получается, что адвокату уже ясен обличительный смысл этих документов, они для него доказательства, и поэтому надо от них избавиться? Приём избавления – не так и не там изъяли и так далее. Эти действия адвоката процессуально ложные. Не надо избавляться от того, что неизвестно. Пусть сначала государственный обвинитель продемонстрирует доказательство, если сможет, конечно. А потом надо будет анализировать, то есть исследовать, доказательство по силлогистическим правилам. А иначе адвокат прикрывает неспособность обвинительного органа доказывать вину и создаёт мнимость состязательности процесса.

Казус. Вредная активность адвоката в представлении доказательств. Государственный обвинитель зачитывает документы из разных томов уголовного дела. Адвокат заявляет, что в таких-то и таких-то документах или нет подписи его доверителя, или не он их подписывал. Подсудимый подтверждает, что это не его подпись, так как начертание подписи у него всегда было одинаковое, а на предварительном следствии у него не выясняли, его ли подписью скреплены документы. На этом чтение документов, а по мнению адвоката, это и есть представление доказательств, закончилось.
Адвокату неинтересно было содержание зачитанных документов, их доказательственная суть. О государственном обвинителе речь не идёт. Адвокат раскрыл перед государственным обвинителем и судом тайну, что документ, хотя и исходил от его доверителя, но не им был подписан. Адвокат, поведав о тайне подписи, не раскрыл назначения этой подписи. А ведь если бы государственный обвинитель и суд действительно занимались своим непосредственным делом, то есть исследованием доказательств, то тогда о раскрытой адвокатом тайне было бы много вопросов. Надо было бы выяснить интерес, отражённый в этом неизвестно кем подписанном документе, и соответствовал ли он жизненному интересу подсудимого, от которого якобы исходил этот документ. Если соответствовал, то тогда документ точно и правдиво отражает волю подсудимого. Надо выяснить, а кому так доверял подсудимый, что позволял ему проставлять за себя подпись. Надо разыскать этого доверенного подсудимому человека и выяснить не столько причину такого доверия в подписании документов, сколько причастность этого человека ко всем другим, пусть ложно, абсурдно, но инкриминируемым подсудимому преступлениям. Может быть, тогда обозначат не мифическую, а логически обоснованную преступную группу? И так далее, согласно силлогистическим операциям.
Активность адвоката вроде бы невинна, но какие могли бы быть зловещие последствия для подсудимого, если бы документ исследовался как доказательство, демонстрировался как доказательство, а не всего лишь зачитывался. И совершенно на пустом месте.

Казус. Чтение и исследование доказательств. Государственный обвинитель зачитывает документы из томов уголовного дела. Адвокат обратил внимание суда на то, что государственный обвинитель неправильно употребил два понятия гражданского оборота. На это государственный обвинитель заявил, что адвокат торопится с выводами. Потому что сейчас не стадия прений, и суду ещё не представлены все доказательства. А анализировать одно доказательство без совокупности других неправильно, заключил прокурор. Адвокат и государственный обвинитель поняли друг друга.
[ Примечание. Совокупность доказательств не есть какое-то особое, ещё неизвестное доказательство. Анализируется сведение, содержащееся, например, в документе. Вывод из такого анализа есть подтверждение или не подтверждение выдвинутого тезиса, то есть обстоятельства, которое требуется доказать. И по результатам этого анализа можно судить, является документ собственно судебным доказательством или нет. Совокупность есть всего лишь достаточность и необходимость доказательств для категорического вывода о виновности или невиновности. Однако и адвокат уверен, что стадия представления доказательств есть всего лишь читка вслух документов, а вот доказывание (демонстрация) доказательств может быть только на стадии прений, то есть в форме критических выступлений по правилам ораторского искусства. Тогда зачем читать вслух перед судьёй? Быстрее же будет сразу перейти к речам. Ведь все сами могут прочитать материалы дела. Особенно со способностью десять томов в день. И суд удалится на вынесение приговора. А адвокаты смогут блеснуть красноречием на публику в суде. Разве адвокаты не догадаются, что имел в виду обвинительный орган, наполняя уголовное дело всякими материалами, которые адвокаты всегда именуют доказательствами? ]

Казус. Газетная статья как доказательство. Государственный обвинитель зачитывает документы из разных томов уголовного дела, в том числе газетные статьи. Адвокат среагировал на читку газетных статей суждением, что газетные публикации не являются и не могут являться доказательствами по уголовному делу. Поэтому исследование газетных публикаций, как и приобщение их к уголовному делу, есть нарушение прав обвиняемых и уголовно-процессуального законодательства. А если государственный обвинитель продолжит оглашение газетных статей, то сторона защиты тоже вынуждена будет прибегнуть к аналогичным действиям, заключил адвокат.
Действительно, газетные статьи, так же как и всё остальное во всей вселенной и в других местах, не могут быть доказательствами до тех пор, пока содержащиеся в них сведения не будут продемонстрированы как доказательство силлогистическими операциями. Никто газетную статью не “исследовал”. Прокурор её всего лишь вслух зачитал. Зачем зачитал, неизвестно. А адвокатам такая читка тоже была неинтересна. Адвокатов смутил всего лишь бумажный носитель – газета.
Подсудимый Лямбда попытался было призвать к процессуально- правовому порядку именно представления и исследования судебных доказательств, даже подал письменное заявление на этот счёт. Но остался не услышанным своими адвокатами. Читка вслух продолжилась.

Казус. О заботе адвоката об обвинителе, суде и истине. Государственный обвинитель зачитывает документы из разных томов уголовного дела, приступил к зачитыванию одного из экспертных заключений. В связи с продолжающейся читкой, что для присутствующих в судебном заседании и является представлением “доказательств”, адвокат заявляет, что ни суд, ни стороны обвинения и защиты, не заинтересованы в бесконечном затягивании рассмотрения этого уголовного дела. Поэтому он, адвокат, считает, что нужно исследовать и выслушивать только то, что абсолютно необходимо для установления истины и вынесения правосудного решения. Адвокат поведал, что общепринятая практика во всех судах многие-многие годы свидетельствует о том, что для исследования любой экспертизы достаточно оглашения выводов этой экспертизы, и только в некоторых случаях можно ставить вопрос о том, чтобы оглашалась описательная часть, и то частично. Поскольку оглашаемая экспертиза содержит несколько десятков страниц, то адвокат полагает, что нужно изменить тот порядок оглашения, который избрал государственный обвинитель. Адвокат полагает, что не будет ущемлением прав, интересов и возможностей стороны обвинения, если будет сокращён тот объём оглашения документов, который оглашается, и, в частности, в отношении экспертизы он будет ограничен оглашением выводов этой экспертизы. Это даст, по мнению адвоката, полную возможность как стороне обвинения, так и стороне защиты, а впоследствии и суду в приговоре, оценивать это экспертное заключение целиком и полностью и ссылаться не только на выводы, но и на то, что привело к тем или иным выводам. Адвокат выразил также озабоченность в отношении суда, сказав, что суду довольно трудно запретить оглашать прокурору всё, что тот хочет. Но адвокат призвал, в первую очередь, самого государственного обвинителя принять иной порядок “исследования доказательств”, потому что иначе все будут бесконечно заслушивать полностью документы из сотен томов уголовного дела. И тогда судебный процесс, по прогнозу адвоката, затянется на непредвиденное количество времени, что вряд ли является правильным, законным и целесообразным.
Нельзя не оценить, с точки зрения чувственности, заботу адвоката о поиске истины и вынесении судом правосудного решения, об экономии такой физической величины, как время, а также о правах и интересах обвинительного органа. В высказываниях адвоката есть всё. И это всё из области эстетики. Но ничего нет о судебных доказательствах, о процессуальном представлении доказательств, то есть о самом доказывании.
Даже государственный обвинитель, который, по сути, тоже не испытывает тонких чувств по отношению к доказыванию, стушевался от предложения адвоката. Государственный обвинитель сначала выразил недоумение противоречиями в пожеланиях стороны защиты, которая вначале требовала, чтобы сторона обвинения оглашала документы полностью, без купюр, а теперь просит оглашать только выводы. Касательно прав стороны обвинения государственный обвинитель искренне поведал, что он всегда исходит не из прав стороны обвинения, а из того, чтобы в суде не ущемлялись права подсудимых. И вся деятельность прокурора направлена именно на то, чтобы представить суду доказательства и действовать таким образом, чтобы ничьи права, прежде всего права стороны защиты, не были нарушены какими-либо действиями государственного обвинителя.
Ответ прокурора даже более эстетичен, чем пожелание адвоката. Это всё происходило на стадии представления доказательств.
Подсудимые подпали под обаяние адвоката.
Подсудимый Икс сказал, что он понимает, о чём идёт речь. И с точки зрения экспертиз и иных аналогичных документов, содержание которых ему ясно из оглавления или выводов, он считал бы, что стороне обвинения будет достаточным зачитать оглавление или выводы. Такого оглашения для него и для его адвокатов было бы достаточно, заключил Икс.
Адвокаты подсудимого Лямбда также полагали, что нет необходимости в оглашении документов в полном объёме. При этом адвокаты сделали оговорку, так называемую принципиальную, суть которой в том, что даже если государственный обвинитель огласит какой-либо документ и не в полном объёме, то сторона защиты будет иметь право в дальнейшем ссылаться на весь документ или любую его часть, то есть независимо от того, в каком объёме он был оглашён. Чтобы не получилось так, что когда адвокаты начнут ссылаться на документ, прокурор встанет и скажет, что он этого не оглашал, а оглашал только в части. Адвокаты понадеялись, что этого не будет.
Действительно, где и когда адвокаты могут ссылаться на содержащиеся в документах сведения? В речах? В кассационных и надзорных жалобах? Как соотносится ссылка на документ и доказывание? “Ссылаться” на документ нужно и должно в главном случае и месте, а именно – на стадии представления доказательств. Эта стадия – основа основ судебного процесса. Всё остальное есть фасад, подъезд, обеспечение главного в процессе – доказывания. Речи – это занавес процесса.
Суд, не вмешиваясь в эстетические пристрастия государственного обвинителя и адвокатов, определил, что коли участники процесса уже знакомы с материалами уголовного дела, то суд не будет возражать, если государственное обвинение сочтёт возможным представлять доказательства таким образом, как предлагает сторона защиты. При этом судом было подчеркнуто, что он не будет каким бы то ни было образом воздействовать на сторону государственного обвинения, тем более путём вынесения определения, обязывающего сторону обвинения представлять доказательства каким-либо определенным образом, поскольку суд этого делать не вправе.
Надо полагать, что суждения чувства покорили суждения разума.

Казус. К началу и концу представления доказательств. Государственный обвинитель продолжает зачитывать документы из разных томов уголовного дела. Сторона защиты обратила внимание на то, что в документах, зачитываемых государственным обвинителем, есть ссылки на некие первичные документы, свидетельствующие о том, что векселя не были оплачены. Сторона защиты в материалах дела этих первичных документов не нашла. На этом “исследование доказательств” закончено.

Казус. Доказывание, или прения адвоката и прокурора. Стадия представления доказательств стороной обвинения. Адвокаты заявляют ходатайство о прекращении уголовного дела в связи с истечением срока давности привлечения к ответственности.
Государственный обвинитель считает, что нельзя прекратить уголовного дело, потому что стороной обвинения ещё не представлены все доказательства суду. Поэтому, не исследовав все доказательства, суд не может оценить как исследованные, так и неисследованные доказательства в их совокупности. И не имея возможности оценить все доказательства, в том числе и неисследованные, в совокупности, суд не может разрешить по существу вопрос о прекращении уголовного дела. Вместе с тем государственный обвинитель утверждает, что даже та часть доказательств, которая исследована судом, позволяет государственному обвинителю с уверенностью говорить о том, что на данный момент срок давности по уголовному делу не истёк. При этом государственный обвинитель полагает, что уголовно-процессуальный закон не предоставляет ему возможности перейти к стадии прений, и поэтому надлежащую аргументацию, с подробным анализом всех доказательств, привести в настоящий момент он не вправе. Для этого законом предусмотрено отдельная стадия – стадия прений сторон. И выступая в прениях, государственный обвинитель обещал убедить суд в правильности выраженного им мнения. Также государственный обвинитель сказал, что если в ходе судебного разбирательства и обнаруживается истечение срока давности уголовного преследования, то суд обязан продолжить рассмотрение уголовного дела в общем порядке до его разрешения по существу.
Адвокат стал высказываться о разных статьях из уголовно-процессуального и уголовного законов, соотношении этих статей, об их юридической силе. И всё ради того, чтобы показать, что государственный обвинитель неправ и суд должен прекратить уголовное преследование в связи с истечением срока давности, не дожидаясь окончательного судебного расследования. Однако адвокат был един с государственным обвинителем во мнении, что представление доказательств есть всего лишь чтение вслух разных документов, лишь бы их назвать “доказательствами” неизвестно чего. Более того, оказывается, адвокат, так же как и государственный обвинитель, убежден, что они лишены самого юридического права говорить, что и как доказывает представляемое ими сведение, до стадии прений. Оказывается, только в речах можно адвокату и прокурору блистать силлогистическими способностями. Но тогда государственный обвинитель прав, что нельзя до прохождения всех стадий судебного процесса, главная из которых речи адвоката и прокурора, поднимать вопрос о прекращении уголовного дела, потому что до этого никто ничего не знает и ничего не понимает. По крайней мере, сам государственный обвинитель ещё ни разу не сказал, что, как и чем он доказывает. А сами адвокаты ни разу не поинтересовались, что, как и чем государственный обвинитель доказывает. Если это знание не нужно адвокатам, по причине их догадливости, то стороне обвинения это тоже не нужно.

Казус. О приобщении док<