Глава 3. Об имитировании адвокатами подписки О неразглашении

В “деле Йукоса” одна из групп адвокатов вспомнила следующее правило адвокатской профессии: адвокат не имеет права фактически содействовать нарушению прав своего подзащитного со стороны обвинительного органа или суда.
Суть этого правила заключается в том, чтобы адвокат именно своими действиями не прикрывал неправомерные действия обвинительного органа, тем самым придавая им вид правомерных. Например: адвокат подписывает протокол допроса обвиняемого, в котором часть ответов сформулированы самим следователем, хотя обвиняемый говорил совершенно противоположное. Возмущённый адвокат (или сам обвиняемый по совету адвоката) в заявлении на протоколе описал весь вымысел следователя и поставил свою подпись. Таким своим активным действием адвокат фактически вымышленному, мнимому документу, то есть находящемуся вне судебного процесса (нельзя же его назвать процессуальным документом – протоколом допроса), придал форму и значение процессуального документа – протокола допроса. Своим действием адвокат подменил вопрос о недействительности протокола как процессуального документа спором о действительности изложенных там сведений. Теперь прокурору и/или суду предстоит только оценить (проанализировать и принять решение), когда обвиняемый говорил правду. Тогда, когда следователь записал ответ в протокол, или когда обвиняемый, конечно, посоветовавшись с адвокатом, передумал и решил изменить свои прежние показания в заявлении. В этом примере адвокат при формально правильном поведении фактически содействовал нарушению прав своего подзащитного со стороны обвинительного органа. Если бы адвокат проявил бездействие и не стал бы подписывать документ неизвестного процессуального назначения, то такой бы документ остался бы за пределами правового регулирования. Мало вероятности, чтобы следователь решился приобщить вымышленный им документ к материалам уголовного дела как протокол допроса.
В заявлении прокурору касательно вызова следователем адвокатов для участия в следственных действиях адвокат применил указанное правило адвокатской профессии так: защита заявляет, что до устранения допускаемых следователем нарушений [права на защиту, сохранения адвокатской тайны, незаконного перенесения следственных действий в город Зеро] вынуждена отказаться от участия в следственных действиях, поскольку не имеет права фактически содействовать нарушению прав подзащитного.
У обвиняемого нет обязанности участвовать в следственных действиях. У него есть только права обвиняемого. Если обвиняемый не хочет участвовать в следственных действиях, то не должен участвовать в них и адвокат. Однако обвинительный орган обязан уведомить адвоката о проводимых следственных действиях с участием обвиняемого. Также адвокат не должен участвовать в таких проводимых обвинительным органом действиях, которые проводятся с нарушением процессуальных правил. Процессуальное действие, в котором отсутствуют качества (признаки) процессуального действия, не процессуальное действие, а какое-то иное мероприятие. (Молоко, в котором отсутствует качество молока, не молоко, а какое-то другое вещество).
Однако в указанном заявлении адвокат написал не об отказе от участия в следственных действиях по причине нежелания его подзащитного (по собственной прихоти обвиняемого и его адвоката), а именно потому, что следователь специально создал такие условия, которые препятствуют адвокату участвовать в следственных действиях. Фактически следователь лишил адвоката возможности участвовать в следственных действиях.
Эту же группу адвокатов следователь, после предъявления обвинения их доверителю и проведения с ним допроса, предупредил об уголовной ответственности за разглашение всех данных предварительного расследования и потребовал, чтобы адвокаты расписались на подписке о неразглашении сведений предварительного следствия.
Адвокаты поначалу возмутились этими действиями следователя и отказались давать такую подписку по той причине, что обвинение их доверителю было предъявлено по уголовному делу номер 00/ХХ, а в подготовленной следователем подписке значилось уголовное дело под номером 00/УУ. Адвокаты заявили, что им ничего не известно о содержании уголовного дела под номером 00/УУ, равно как и о принятии этого дела к производству обвинительным органом.
Однако один адвокат на выданной следователем подписке написал, что он с материалами дела за указанным выше номером [00/УУ] вообще не знаком. Через несколько дней другой адвокат на подписке о неразглашении сведений предварительного следствия написал, что он (адвокат) считает незаконным отобрание у него подписки вне рабочего времени [рано утром] в аэропорту под угрозой снятия с рейса, а по существу своих возражений он заявляет, что он не был знаком с материалами уголовного дела за номером 00/УУ, который указан в подписке, потому что он (адвокат) был вызван в город Зеро по другому уголовному делу, и подробные возражения будут незамедлительно высланы в адрес Генеральной прокуратуры России.
Всё же адвокаты дали подписку о неразглашении, чем отступили от выдвинутого ими же самими указанного правила адвокатской профессии. А комментарии адвокатов только перевели вопрос о законности предупреждения о неразглашении в плоскость цифирную, то есть правильно ли следователь выделил дело под номером 00/УУ из дела под номером 00/ХХ. Конечно, правильно, потому что ещё не было случая, чтобы следователь “неправильно” выделял одно дело из другого. И “дело Йукоса” эту традицию не нарушит.
Безусловно, запрет разглашать все данные предварительного следствия сам по себе есть абсурд. Но адвокаты и не пытались его преодолеть, демонстрируя полное бездействие. Напротив, они этому абсурду придали правообразный смысл. Адвокатов в подписке прежде всего не устраивает неизвестный им номер дела 00/УУ. А если бы следователь проставил бы в подписке известный адвокатом номер дела 00/ХХ, то они подписали бы её без возмущения и комментария? Однако подготовленная следователем подписка с любым номером абсурдна, потому что в ней не указаны, какие именно сведения не подлежат разглашению и до какого времени действует такое ограничение. Не надо догадываться за следователя. Тем более что предупреждение о неразглашении не двусторонняя сделка между следователем и адвокатом, но односторонний акт следователя.
Другой адвокат посчитал, что отобрание у него подписки незаконно по трём причинам. Первая причина: потому что подписка отбирается вне рабочего времени, рано утром. Вторая причина: потому что место отобрания подписки аэропорт. Третья причина: потому что подписка отбирается под угрозой снятия с рейса.
Сама по себе каждая из причин абсурдна, не имеет связи со смыслом и содержанием подписки о неразглашении. Но само перечисление этих причин говорит о забвении адвокатом не только указанного принципа адвокатской профессии, но и принципа жертвенности в адвокатской деятельности. У адвоката нет “рабочего времени”, адвокат всегда занят профессиональной деятельностью. Или в полдень подписка сразу стала бы “законной”? Подписка “незаконна”, только если она подписывается в аэропорту? Что подумает российский обыватель, когда узнает, что адвокат, которого он считал первым борцом за справедливость, может подписать по указанию обвинительного органа всё что угодно только под угрозой нарушения планов адвоката и предвкушаемых им удобств?
Однако, по мнению адвоката, эти три причины незаконности подписки несущественны. Существенным является то, что адвокат не был знаком с делом под номером 00/УУ. А если бы был ознакомлен, то тогда подписка сразу же стала законной независимо от места, времени и условий её подписания? И какие могут быть возражения “незамедлительные” или “медлительные” на “незаконную” и “несущественную” подписку, если она уже дана?
Конечно, можно адвокату подать в суд жалобу на действие следователя, фактически вынудившего адвоката дать подписку о неразглашении всех материалов уголовного дела со всеми номерами. Но в такой жалобе не будет предмета. Нечего требовать от суда. Если подписка не имеет юридического назначения, то она не может иметь юридических последствий изначально. Преодолеть абсурд такой подписки можно только в случае, если обвинительный орган возбудит уголовное дело против адвоката за разглашение “всех сведений”, в том числе, если он скажет кому-нибудь, как его зовут. Ведь имя адвоката стало частью “всех” сведений уголовного дела. Более того, обвинительный орган может теперь преследовать адвоката за сам факт обжалования такой подписки в суд. Ведь и подписка стала частью “всех” сведений, которые не подлежат разглашению. Если адвокат обжаловал хоть какое-нибудь действие обвинительного органа по этому уголовному делу в суд, а обвинительный орган не возбудил уголовного дела против адвоката за разглашение им “всех” данных предварительного расследования, то надо полагать, что и сам обвинительный орган считает означенные подписки ничтожными изначально.
Если адвокат считает, что запрещение ему разглашать “все” сведения из уголовного дела есть нарушение равенства сторон обвинения и защиты в судебном процессе, потому что обвинение сможет говорить обо всём в средствах всенародного оповещения, а защита вынуждена молчать, то такой запрет равновесия процессуальных прав не нарушает. Агитационно-пропагандистская деятельность по судебному делу не входит в круг профессиональных обязанностей адвоката, и интерес адвоката к агитации и пропаганде процессуальный закон не защищает.
Что касается равновесия процессуальных прав между обвинением и защитой, то их не было и не будет. В силу разного публичного назначения.

Примечание. В суде, на стадии представления доказательств стороной защиты, адвокат заявил ходатайство о приобщении к материалам дела заключения специалиста по вопросам налогообложения. При этом адвокат указал, что документы специалисту для составления заключения предоставил сам адвокат, потому что он, адвокат, не предупреждался об ответственности за разглашение данных предварительного следствия. Эта оговорка не случайная, а отражение абсурда в самом адвокате.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
“ДЕЛО ЙУКОСА” И НИСХОЖДЕНИЕ АДВОКАТОВ В БЕЗДНЫ ПРАВОСУДИЯ