Глава 3. Кассационная жалоба адвоката – покушение на негодный предмет

Вводное пояснение. В познании, в мыслительной деятельности под предметом понимается то, на что направлена познавательная деятельность; предмет – это то, что изучается, исследуется.

Назначение суда – рассмотрение спора. Нет спора – нет суда. В споре участвуют минимум два участника. Один выдвигает тезис и доказывает его. Другой соглашается с доказанностью тезиса или опровергает его. Суд разрешает спор и признаёт истинность или недоказанность выдвинутых тезисов.
В суде первой инстанции спорят сторона обвинения и сторона защиты перед судом, который оценивает, то есть проверяет, логическую правильность (обоснованность) выдвинутых сторонами, прежде всего стороной обвинения, утверждений. Результат – приговор суда. Познавательная деятельность сторон и самого суда в суде первой инстанции направлена на обвинение, выдвинутое обвинительным органом против обвиняемого. Поэтому самоё обвинение является предметом исследования.
Кто, с кем и о чём спорят в суде кассационный инстанции?
В Уголовно-процессуальном кодексе России (2001 года) в статье 373, которая так и называется “Предмет судебного разбирательства в суде кассационной инстанции”, определено, что “Суд кассационной инстанции проверяет по кассационным жалобам и представлениям законность, обоснованность и справедливость приговора и иного судебного решения”. В Уголовно-процессуальном кодексе РСФСР (1960 года) в статье 325 говорится, что в кассационном порядке обжалуется приговор. В статье 349 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР (1923 года) сказано, что “Жалобы на приговоры народного суда могут быть принесены каждой из сторон исключительно лишь по поводу формального нарушения прав и интересов данной стороны при производстве по делу или рассмотрении дела на суде и именуются кассационными жалобами и не могут касаться существа приговора… Прокурор вправе приносить кассационные протесты и по поводу нарушения прав и интересов всех участвующих в процессе сторон”. В статье 350 того же Кодекса 1923 года предписано, что “Обжалование жалобщиком существа приговора сверх указаний на имевшее место на суде при рассмотрении дела нарушение законов или даже обжалование существа без указания на формальные нарушения не освобождает губернский суд от обязанностей рассмотреть жалобу и всё производство по делу в ревизионном порядке”.
Во всяком случае, если обжалован приговор, то познавательная деятельность в суде кассационной инстанции участников процесса и самого суда направлена непосредственно на приговор.
Если в суде кассационной инстанции предметом исследования является приговор, то возникает вопрос о сторонах спора по поводу приговора. Первый участник спора – это лицо, обжаловавшее приговор. Жалобщик не согласен с приговором либо с его частью. Он считает, что приговор подлежит отмене или изменению. Жалобщик не согласен с приговором как с тезисом. Жалобщик спорит не с противной стороной судебного процесса в суде первой инстанции, а с самим приговором, который вынес суд. Например, если кассационную жалобу подал адвокат, защитник осуждённого, на обвинительный приговор суда, то адвокат оспаривает не обвинение обвинительного органа, а исключительно приговор.
С доводами кассационной жалобы, поданной, например, адвокатом одного из осуждённых, могут быть не согласны не только государственный обвинитель, но и адвокаты других осуждённых. С кассационным представлением государственного обвинителя могут быть не согласны адвокаты осуждённых. И каждое такое несогласное лицо может высказывать свои доводы против суждений, изложенных в кассационной жалобе. Однако высказывания участников сторон, которые участвовали в суде первой инстанции, против изложенных в кассационной жалобе тезисов не будет являться спором в его логическом смысле, противодействием сторон, выдвижением тезисов, доказыванием и/или опровержением их. Стороны, которые были в суде первой инстанции, в кассационной инстанции исчезают, утрачивают своё назначение в диспуте, так как они уже не спорят друг с другом.
Адвокат, оспаривая приговор, спорит с судьёй, вынесшим приговор, а не с органом обвинения, предъявившим обвинение суду. Обвинения больше нет, есть приговор. По правилам спора, отстаивать (защищать) истинность приговора на правах стороны может только сам судья, вынесший приговор. В кассационной инстанции судья, вынесший приговор, в качестве стороны не присутствует. Но сторона именно он. Таким образом, в кассационной инстанции имеется только одна сторона – жалобщик.
По общим правилам судебного спора, участник, что-либо утверждающий, должен доказать своё утверждение. Следовательно, жалобщик, утверждающий, что приговор подлежит отмене, обязан доказать своё утверждение. Суд кассационной инстанции проверяет доводы жалобщика. Но если, по сути, второй стороной является судья, вынесший приговор, то и он может быть вызван в суд кассационной инстанции для дачи пояснений кассационному суду по приговору. Например, по причине неясности, путанности приговора, сложности для понимания суждений в приговоре.
Итак, жалобщик оспаривает приговор и спорит с судьёй (судом), который его вынес. Они и являются сторонами спора в суде кассационной инстанции. Ибо нет спора – нет суда.
В кассационном суде нет судьи, вынесшего и отстаивающего приговор как тезис, который для судьи должен являться истинным. В кассационном суде наличествуют застывший тезис-приговор и жалобщик, который пытается опровергнуть тезис судьи своим живым представлением логических доводов. Конечно, можно представить ситуацию, когда кассационный суд рассматривает жалобу на приговор в отсутствии самого жалобщика, то есть исключительно по одним бумагам, заочно. Но во всех случаях с рассмотрением жалобы встаёт вопрос об отношении к приговору как к логическому тезису, а именно – вопрос о его истинности.
В суде первой инстанции обвинительный орган представляет суду тезис обвинения и доказывает его истинность, сторона защиты может вести себя абсолютно пассивно, то есть ничего не опровергать и не доказывать со своей стороны, или проявлять активность и доказывать антитезис либо отдельные обстоятельства. В конечном счёте, своё отношение к доказыванию сторонами своих утверждений суд выражает в приговоре. Суд может полностью согласиться или не согласиться с утверждениями обвинительного органа либо согласиться частично. При активном участии стороны защиты в доказывании суд также может полностью или частично согласиться с её доводами либо полностью их отвергнуть. Но бывает, что суд в приговоре излагает свою собственную картину инкриминируемого подсудимому деяния, которая никоим образом не совпадает с видением ни стороны обвинения, ни стороны защиты. Суд выстроил в приговоре свой собственный силлогистический ряд и, например, вынес обвинительный приговор, который оказался даже суровее, чем предлагал государственный обвинитель.
Должен ли признаваться за истину приговор? Допустимо ли такое признание? И каковы последствия такого признания? Из правил логики известно, что если тезис не доказан, то это не означает, что тезис ложный. Нужно доказать, что тезис ложен или истинен. В отсутствие такого доказательства тезис не является ни истинным, ни ложным. В отношении приговора такое будет парадоксом или абсурдом. Процессуальный закон такую логическую коллизию разрешает волевым способом – посредством правила “презумпции невиновности”. Если тезис обвинения не доказан, то обвиняемый наказанию не подлежит. Однако это не значит, что обвинение как логический тезис ложно. Чтобы обвинение стало ложным, оно должно быть доказано как ложное.
Резолютивная часть, например, обвинительного приговора, собственно мера наказания, возлагаемая на осуждённого, есть тезис приговора. Остальное содержание приговора – доказывание этого тезиса. Тезис суда может быть доказан или не доказан судом. Это зависит как от способности суждения судьи (судей), так и от его (их) вовлечённости в стихию произвола. Если никто не обжалует приговор, это не означает, что приговор истинен. Приговор вступает в силу и подлежит исполнению. Тема исполнения приговора – это не вопрос его логической истины. Но если приговор обжалуется, то и сам факт такого обжалования не означает его ложности.
Жалобщик подвергает логическому анализу самоё содержание приговора, а не выдвинутое обвинительным органом обвинение и материалы уголовного дела. Что подлежит доказыванию жалобщиком, если истинность приговора не может быть ни доказана, ни опровергнута? Если для постановившего приговор суда тезис приговора истинен, то жалобщик может только продемонстрировать недоказанность этого тезиса. Недоказанность тезиса демонстрируется посредством опровержения отдельных утверждений из содержания приговора и указания на логические ошибки в приговоре, внутренние противоречия приговора.
Большой соблазн для жалобщика при опровержении приговора сопоставлять содержание приговора с данными из материалов уголовного дела, с утверждениями обвинительного органа. Этим жалобщик вынужден демонстрировать приводимые из материалов уголовного дела сведения в качестве доказательств тех или иных обстоятельств. Тем самым жалобщик переходит из сферы опровержения приговора как логического суждения в сферу доказывания обстоятельств, которые, по представлению жалобщика, важны. Следовательно, такая демонстрация данных из материалов уголовного дела должна вовлечь и кассационный суд в несвойственную ему функцию – безотносительно к приговору заниматься проверкой доказывания обстоятельств, которые были или должны быть предметом рассмотрения суда первой инстанции. Уголовно-процессуальный закон такому “доказыванию” препятствует. Предмет кассационного рассмотрения – приговор, а не анализ материалов дела.
Однако это не означает, что о сведениях, содержащихся в материалах уголовного дела, в кассационной инстанции надо забыть. Напротив, такие сведения должны быть использованы, но только если они находятся в неразрывной связи с содержанием приговора. В противном случае, такое упоминание будет являться фактическим отказом жалобщика от опровержения приговора, что было не редкостью в “деле Йукоса” со стороны адвокатов. Это означает следующее.
Адвокаты часто употребляют в жалобах стандартную фразу, что суд вынес приговор в противоречии “с установленными в судебном заседании обстоятельствами (фактами)”. И поэтому адвокат рассказывает кассационному суду, какие “обстоятельства (факты)” были установлены в суде первой инстанции. Но дело в том, что, как показало “дело Йукоса”, никаких “обстоятельств (фактов)” суд в судебных заседаниях ни разу не устанавливал. Таких случаев не зарегистрировано, если не считать личности подсудимых. Сначала прокурор и адвокат что-то читали вслух, суд их слушал, далее прокурор и адвокат продемонстрировали свои способности в красноречии, а потом суд удалился из зала, а когда вернулся, зачитал вслух приговор. Ни в одном протоколе судебного заседания нет утверждения, что суд установил или согласился с наличием такого-то обстоятельства или факта. Если суд во время судебного заседания не признавал какие-то факты установленными, то и адвокат не должен их считать установленными в судебном заседании. То, что какой-то свидетель что-то рассказал или адвокат с прокурором что-то вычитали вслух из какого-то документа, не означает, что обстоятельство (факт) установлено.
Сначала судом должны быть утверждены обстоятельства, подлежащие доказыванию, чтобы участники процесса и сам суд не блуждали в потёмках. Далее обстоятельство должно быть доказано посредством силлогистических операций стороной в судебном заседании на стадии представления доказательств (доказывания), а в не речах. Потом суд должен признать, что такое-то обстоятельство установлено. После этого процесс переходит к установлению следующего обстоятельства. И когда все обстоятельства, утвержденные судом для обязательного доказывания, будут установлены или опровергнуты, стадия доказывания (судебного следствия) признаётся судом оконченной. При соблюдении таких условий жалобщик может ссылаться в своей жалобе на установленные судом обстоятельства, “факты”. В этом случае жалобщик мог бы подвергнуть силлогистическому анализу правильность того, как суд оперировал “установленными обстоятельствами (фактами)” в качестве аргументов в суждениях и умозаключениях.
Но такого “установления” в “деле Йукоса” не было. В сущности, в “деле Йукоса” не было доказывания. Поэтому жалобщику, казалось бы, оставалось только подвергнуть логическому анализу приговор как отдельно взятый документ. Редко кому удалось удержаться в этих строгих логических рамках.
Когда в судебном следствии, в сущности, ничего не доказывается, ничего не устанавливается, то утверждения самого суда в разделе приговора “установил” (что суд установил то-то и то-то) не могут быть признаны ни истинными, ни ложными. Ибо такие утверждения никак не основываются на судебном доказывании. Конечно, суд может именно доказать свои утверждения посредством силлогистических операций с использованием сведений (аргументов), содержащихся в материалах уголовного дела. Но это будет собственное доказывание суда, а не результат проверки доказывания сторон. И в этом случае жалобщик остаётся один на один исключительно с содержанием приговора.
Однако “дело Йукоса” показало, что и утверждения, приводимые в содержании приговора, силлогистическим порядком никак не доказываются. Суд утверждает что-то в приговоре и заявляет, что это утверждение подтверждается такими-то “доказательствами”. Далее следует перечисление каких-то документов и имен свидетелей со ссылкой на листы и тома уголовного дела. Каким образом эти документы и свидетели доказывают это утверждение приговора, никто не знает. Проверить это нельзя. Отсутствие в приговоре силлогистических порядков как раз и есть необоснованность приговора. Договор нельзя проверить на логическую достоверность. В этой ситуации приговор не должен рассматриваться на предмет истинности или ложности. Установить это нельзя. Приговор должен подлежать отмене и направлению на новое рассмотрение. Ибо отсутствие [логического] обоснования в приговоре не означает отсутствие самого события преступления или невиновности осуждённого.
Наличие обоснования в приговоре есть способ обнаружения объективной истины, установления её. Но вопрос установления [объективной] истины при постановке приговора и отношение к постановленному приговору как к истине – разные категории.
Должна ли быть презумпция истинности приговора для кассационного суда? Если такая презумпция есть, то кассационный суд будет бороться только с доводами жалобщика, логическому анализу будет подвергать не приговор, каким бы абсурдным он ни был, а содержание жалобы, её логическую стройность, последовательность, силлогистическую верность. И таким образом ревизии подвергается не приговор, а сам жалобщик. Жалобщик вдруг спорит уже не с приговором, то есть с постановившим его судьёй (судом), а с судом кассационной инстанции. Ибо, при условии, что приговор для кассационного суда есть истина, приговор может быть отменён только в том случае, если будет доказана ложность приговора. Доказать ложность приговора и продемонстрировать недоказанность приговора не только разновеликие, но и противоположные по своей логической сущности понятия. Жалобщик практически лишён всякой возможности доказать ложность приговора. Из этого исходит процессуальный закон. Несмотря на то, что уголовно-процессуальный закон стоит именно на том, что жалобщику достаточно продемонстрировать недоказанность, противоречивость приговора, чтобы он был отменен, “дело Йукоса” показало, что суды, ревизующие приговоры, подходят к ним с “презумпцией истинности приговора”. Содержащийся в приговоре абсурд остаётся нетронутым, превращается в истину, а кассационное решение множит абсурд.
Каково содержание кассационных жалоб в “деле Йукоса”? Что оспаривается в этих жалобах? Каков должен быть синтаксис жалоб? Пытаются ли жалобщики опровергнуть содержащийся в приговоре абсурд?

(1) Из образца жалобы адвоката на обвинительный приговор.
Адвокат начал свою жалобу с заявления о том, что “суд признал установленным”, что его доверитель совершил два преступления. Утверждение в приговоре, что обвиняемый что-то совершил, не должно означать для жалобщика, что “суд признал установленным нечто” или “установил что-то”. Ибо сама такая фраза уже предполагает её истинность для кассационного суда. Хотя для жалобщика это абсолютно не так.
Адвокат, напомнив кассационному суду также и другие деяния, которые вменялись обвиняемому обвинительным органом, хотя эти деяния не вошли в текст приговора, выдвинул тезис, что приговор “незаконный и необоснованный”. Далее адвокат изложил своё видение, почему приговор “незаконный и необоснованный”.
Незаконность и необоснованность приговора – разные основания отмены приговора. Если приговор необоснован, то это достаточная причина, чтобы он был отменён и направлен на новое рассмотрение. Необоснованность приговора не означает его незаконности, не означает, что наказание несправедливо. Но именно в силу отсутствия обоснования невозможно проверить законность и справедливость приговора. Незаконность – это когда при постановлении приговора неправильно применен закон. Поэтому, в широком смысле, речь о незаконности приговора должна идти только в том случае, когда в приговоре есть “обоснование”. Ибо самоё отсутствие обоснования подвергает сомнению “законность” приговора.
Прежде всего, адвокат указал на то, что в приговоре применена не та редакция уголовного закона, которая должна быть применена. Адвокат подвергает анализу две редакции диспозиции статьи уголовного закона и тем самым вообще уходит от вопроса о противоправности в деянии его подзащитного. Так, если доверитель адвоката обвиняется в уклонении от уплаты налогов, то адвокат фактически соглашается с этим обвинением. Но при этом адвокат рассуждает только о способе уклонения (то есть о способе нарушения границы права) и пытается убедить кассационный суд, что поскольку прямо такой-то способ нарушения границы налогового закона в статье уголовного закона не был ранее перечислен, то его подзащитный не должен подвергаться уголовному наказанию. Таким образом, адвокат помог кассационному суду оставить в силе приговор. Адвокат поставил перед кассационным судом только вопрос о понимании, или толковании способа уклонения от уплаты налогов. Ибо адвокат лишь намекнул, что его подзащитный не совершал правопреступление. Но намёк не требует, чтобы на него обязательно реагировали. Более того, адвокат заявил в жалобе, что в деяниях его подзащитного нет состава преступления (например, уклонения от уплаты налогов). И это утверждение адвокат сделал на основе анализа двух редакций статьи уголовного закона. Таким образом, согласно мысли адвоката, противоправностью деяния является не нарушение налогового закона, а упоминание способа нарушения налогового закона в уголовном законе. Часто заявление адвоката о том, что в деяниях обвиняемого нет состава преступления, есть фактическое согласие с утверждением, что событие преступления было. Этим адвокат ещё более облегчает мыслительную работу для суда. Последнему остаётся только перечислить элементы состава преступления, в совершении которого обвиняется подзащитный адвоката. Ещё более помогает кассационному суду оставить приговор в силе заявление адвоката, что такое-то обстоятельство “установлено показаниями осуждённого”, то есть подзащитного адвоката. Кассационный суд на такой приём адвоката из средневековой практики формальных доказательств всегда отвечает, что заявления обвиняемого ничем не подтверждаются.

(2) Из образца жалобы адвоката на обвинительный приговор.
Адвокат начал свою жалобу с заявления, что содержащиеся в приговоре выводы основаны на принципе объективного вменения, носят предположительный характер и противоречат фактическим обстоятельствам дела. Если исходить из того, что сам адвокат понимает им написанное, то получается, адвокат признаёт событие преступления, но только вины в совершении этого преступления у его подзащитного нет. Именно в этом заключается “объективное вменение”. Утверждение адвоката, что содержащиеся в приговоре выводы противоречат “фактическим обстоятельствам дела”, само является предположением. Ибо адвокату не могут быть известны никакие “фактические обстоятельства дела”, по той причине, что суд никаких “фактических обстоятельств дела” не устанавливал. Набор сведений, зафиксированных в томах уголовного дела, не может сам по себе являться “фактическими обстоятельствами дела”. Обстоятельства доказываются в судебном заседании. Однако такого доказывания в суде не проводилось никем. Если выводы суда носят предположительный характер, то это именно означает отсутствие обоснования приговора.
Потом адвокат противоречит сам себе, оценивая этот же приговор и как незаконный, и как необоснованный, и как несправедливый. Оценка приговора как “несправедливого”, по сути, несовместима с утверждением о том, что приговор “незаконный”, да ещё и вынесенный по принципу объективного вменения. Если приговор незаконный, то он должен быть отменён, но возможно его повторное рассмотрение в суде первой инстанции. Если нет вины в совершении преступления обвиняемого, то он должен быть освобожден от уголовной ответственности (объективное вменение не допускается). Но когда адвокат заявляет о несправедливом приговоре, то он признаёт, что всё-таки и преступление совершил его доверитель, и приговор законный, но только наказание назначено ему несправедливое, то есть слишком суровое. Предложение адвокатом обширного выбора позволяет кассационному суду вообще ничего не выбирать, а оставить приговор без изменения.
Адвокат, например, жалуется, что в приговоре оставлено без оценки утверждение подсудимого, что он не состоял в преступном сговоре с участниками организованной группы и не был вовлечён в эту группу для совершения преступлений. В приговоре не приведены доказательства, оправдывающие осуждённого, заявляет адвокат. Фактически адвокат сам признаёт, что и преступления совершались, и совершавшая их организованная преступная группа была, и обо всём этом знал его доверитель, но только сам он этих преступлений не совершал, его вины в их совершении нет. Адвокат в жалобе пишет, что всесторонний анализ исследованных в суде доказательств свидетельствует о том, что его подзащитный ни в каких преступных деяниях не участвовал, а выводы суда противоречат установленным в суде фактическим обстоятельствам, и не установлен факт понимания осуждённым преступного пути получения товара. Поэтому адвокат просит кассационный суд приговор отменить и уголовное дело в отношении его подзащитного прекратить.
Такие заявления адвокат делает, несмотря на то, что ему известно, что никакого “исследования” доказательств, а тем более их анализа, в суде не проводилось, и никакие “фактические” обстоятельства не устанавливались. Было чтение вслух разных, неизвестно к чему относящихся документов. Но подобные заявления адвоката помогают кассационному суду оставить в силе обвинительный приговор. Ведь адвокат во всём с приговором согласен, кроме некоторых элементов в так называемой “субъективной стороне”.
Разбирая “субъективную сторону” преступления, адвокат выстраивает свои суждения таким образом, чтобы продемонстрировать, что у осуждённых всё же был умысел на совершение преступления, именно в составе организованной группы, но не того преступления, за которое был осуждён его подзащитный, а на менее тяжкое. В подтверждение своей догадки, что был умысел на совершение менее тяжкого преступления, адвокат привёл решения арбитражных судов. Действительно, суд во всём согласился с адвокатом, только оставил уголовно-правовую квалификацию прежнюю, тяжкую.
Не менее парадоксально адвокат изложил в жалобе свою просьбу. Адвокат предложил кассационному суду сначала допросить полдюжины свидетелей, которые не допрашивались в суде первой инстанции, а после это отменить приговор и прекратить уголовное дело в отношении его подзащитного.
Просьба о допросе свидетелей явно несуразна. Получается, что адвокат согласен с тем, что двести томов материалов уголовного дела содержат достаточное и необходимое количество доказательств (совокупность доказательств), чтобы его доверитель был признан виновным именно в совершении того преступления, которое квалифицировано приговором. Приговор правильный, только суровый, то есть несправедливый. Но адвокат одновременно убеждён, что стоит допросить несколько новых свидетелей, как в суде кассационной инстанции будут тут же опровергнуты показания нескольких десятков свидетелей, которых допрашивали в суде первой инстанции, и признаны ничтожными сведения, содержащиеся в десятках томов уголовного дела. Однако всё, что делалось в суде первой инстанции, адвокат называет не иначе, как анализом и исследованием доказательств, установленными фактическими обстоятельствами. Это и есть абсурд, когда в одно и то же время двести томов подтверждают виновность и полдюжины недопрошенных людей подтверждают невиновность. Если адвокат считает, что в отношении его подзащитного должен был быть вынесен оправдательный приговор и для этого достаточно двухсот томов, то никаких других свидетелей в кассационном суде допрашивать не требуется. Или для адвоката без этой полдюжины свидетелей отсутствует “совокупность доказательств”? В этом случае ни один суд не поможет не только адвокату, но и его доверителю.

Прибавление. В кассационной жалобе было написано, что в приговоре неправильно квалифицировано деяние, не доказано совершение преступления, отсутствует вина, выводы суда противоречат материалам уголовного дела и так далее, и тому подобное. А жалоба заканчивается абсурдным заявлением, что суд не учёл обстоятельств, смягчающих наказание осуждённому, и активное способствование раскрытию преступления.
Жалобщик не сможет не только преодолеть абсурд приговора, но даже указать на этот абсурд, если сам в течение судебного разбирательства такому абсурду способствовал и творил его.

Примечание. Практически никто не жаловался, что сторона защиты получила протокол судебного заседания после вынесения приговора и что суд удалился для вынесения приговора без протокола судебного заседания. В процессуальном смысле судебного протокола не было.

(3) Из образца жалобы адвоката на обвинительный приговор.
Однако в “деле Йукоса” были попытки обнажить абсурд приговора стороной защиты. Если, по сути, судебное следствие в суде первой инстанции не велось, подлежащие доказыванию обстоятельства не определялись, ничего не доказывалось, то приговор не может не превратиться в судебный акт, оторванный от содержащихся в материалах уголовного дела сведений, изолированный от событий жизни. Такой судебный акт превращается в сочинение эпистолярного жанра, пребывающее в самостоятельной жизни. И этот акт может подвергаться в кассационной жалобе только анализу на предмет внутренних противоречий, потому как ни одно помещённое в приговор утверждение не может быть ничем подтверждено. Ибо в протоколе судебного заседания зафиксировано лишь то, что судебное следствие не велось.
В приговоре отсутствует демонстрация доказательств, то есть суд не указал, что и каким образом доказывают сведения, содержащиеся в перечисленных в приговоре документах и показаниях допрошенных в качестве свидетелей лиц.
Протокол судебных заседаний является основным процессуальным документом, на основании которого может быть вынесен приговор. Изготовление же судом протокола судебного заседания после вынесения приговора лишает протокол судебного заседания всякого процессуально-правового назначения и не может служить источником доказательств, фиксации доказательств, проверки хода ведения судебных заседаний судами кассационной и надзорной инстанций. Нарушения требований закона, допущенные при изготовлении протокола судебного заседания, всегда должны признаваться существенными, лишающими возможности проверить законность приговора в кассационном порядке и в порядке судебного надзора и принять по делу правильное решение. В “деле Йукоса” такого признания не обнаружено. Напротив, однажды кассационный суд, не смутившись фиктивностью протокола судебного заседания, в своём определении, подтверждая якобы соблюдение прав осуждённого, указал, что копия протокола судебного разбирательства, идентичная подлиннику, была вручена осуждённому и его адвокатам лишь через месяц после того, как им была вручена копия приговора.
Суд, в отсутствие протокола судебного заседания и представления доказательств со стороны обвинения, признал подсудимого виновным в совершении преступлений, однако не указал, в чём заключалась неправомерность вменяемых подсудимому деяний, то есть суд не указал нормативно-правовые акты, которые нарушил подсудимый.
В приговоре отсутствуют потерпевшие. Хищение предполагает наличие потерпевшего от преступления. Отсутствие потерпевшего в уголовном деле, возбуждённом и расследуемом по факту хищения, делает судебный процесс юридически неопределённым, даже бессмысленным, и ставит под сомнение сам факт хищения. Отсутствие потерпевшего от ущерба делает приговор абсурдным. И кассационная инстанция прикрывает этот абсурд другим абсурдом, заявляя, что отсутствие потерпевших по делу, когда ущерб причинен неопределённому кругу лиц, не является основанием не считать совершённые осуждённым деяния преступными. Согласно кассационному определению, собственником может быть неопределённый круг лиц. Но такого не может быть. Собственник всегда точно известен. В противном случае это имущество не имеет правового режима собственности.
В приговоре утверждается, что вменяемые деяния совершены осуждённым в составе организованной группы. Но поскольку никакого судебного следствия не было, то в приговоре состав этой группы был описан в неопределённой литературно-драматургической форме, а именно: (1) лицо, находящееся в розыске, (2) второе лицо, находящееся в розыске, (3) третье лицо, находящееся в розыске, (4) лицо, производство в отношении которого приостановлено, (5) основные владельцы и руководители коммерческой организации, а также (6) неустановленные лица. Указанный способ обозначения в приговоре членов организованной группы лишает сторону защиты всякой возможности в кассационном суде возражать против какого бы то ни было обвинения в участии в предполагаемой организованной группе и даже знакомства с участниками такой группы, а тем более призвать их выступить в защиту осуждённого. Это невозможно, потому что они никому неизвестны. Это ли не есть нарушение права на защиту?
В “деле Йукоса” легализация (отмывание) преступно нажитого имущества приобрело всеобъемлющее магическое свойство. Почти все обвинялись и в совершении этого преступления. Поскольку во время судебного заседания никто не говорил о “легализации”, то суд в приговоре не смог разрешить противоречие даже в предмете легализации, то есть что было легализовано, какое имущество “отмывалось”: денежные средства, или ценные бумаги, или произведенный товар. Не поддаётся правовому осознанию, как может придаваться правомерный вид владению имуществом, если этим имуществом владели и пользовались открыто и публично, то есть приобретали и распоряжались им в соответствии с нормами гражданского права, учитывали его в регистрах бухгалтерского учёта, платили налоги с доходов от этого имущества.

(4) Образец противоречий в приговоре.
1. О легализации
Согласно приговору, осуждённый признан виновным в том, что в результате совершённого им лично преступления он приобрёл имущество, а потом легализовал (отмыл) это имущество. “Сам похитил, сам легализовал” – статья 174.1 Уголовного кодекса России.
Такой вывод противоречит двум утверждениям приговора. Согласно первому утверждению, похищен был только товар. Если это утверждение верно и верна квалификация деяния по статье 174.1 Уголовного кодекса России, то должен быть легализован этот товар, а не иное имущество. Однако согласно другому утверждению приговора, легализованы были денежные средства, хищение которых не вменяется осуждённому. Если же легализуются денежные средства, то тогда их похитил кто-то другой, а такая легализация квалифицируется по статье 174 Уголовного кодекса России (“легализация похищенного другими”). В силу чего недопустимо обвинять осуждённого в легализации, которая предусмотрена статьёй 174.1 Уголовного кодекса России.
2. Об отсутствии стоимости
В приговоре указано, что осуждённый совершил хищение в особо крупном размере. Однако в приговоре не указана стоимость похищенного имущества. При квалификации деяния как хищения стоимость похищенного должна устанавливаться обязательно. В приговоре говорится о ценах на аналогичный товар в различных частях земного шара, о недополученной прибыли и коммерческих убытках разных организаций. Однако квалифицирующим признаком всякого хищения является размер действительного ущерба, то есть стоимость изъятого из фондов имущества, а не размер недополученной кем-то прибыли. В судебном следствии ни разу не рассматривалось такое подлежащее доказыванию существенное обстоятельство при рассмотрении вопроса о хищении, как стоимость принадлежащей коммерческой организации готовой продукции, подлежащей продаже. Стоимость готовой продукции всегда объективна, она определяется на основе проверенных документальных данных и не может быть выражена в ориентировочных цифрах, основанных на предположениях о прибылях и убытках третьих лиц.
3. Замена имущества на менее ценное
Товар был продан, получены денежные средства. Суд посчитал такую куплю-продажу хищением. В приговоре указано, что хищение было совершено путём его замены на менее ценное, а именно – товар был заменён денежными средствами. Денежные средства как объект гражданских прав и обязательный атрибут хозяйственной жизни страны не могут быть менее или более ценным имуществом по отношению к другим видам имущества. Деньги – это средство платежа, эквивалент стоимости, мера выражения цен всех товаров. Поэтому продажа товара за денежную сумму не есть обмен одного ценного товара на другой, менее или более ценный товар.
Подмена одной вверенной вещи, которую похититель присвоил, другой менее ценной вещью, то есть возложение на место похищенной вещи иной вещи для сокрытия преступления, может быть только в пределах вещей одного рода. Например, изъятие кладовщиком хрустальных стаканов и замена их на стеклянные будет изъятием имущества, вверенного виновному путём замены его на менее ценное. Но продажа продавцом хрустальных стаканов в магазине не есть их изъятие путём замены на менее ценное имущество – деньги.
Товар же всегда продается с прибылью, то есть дороже первоначальной (балансовой) его стоимости. Однако из приговора суда следует, что готовую продукцию как ценный товар заменили другим, менее ценным товаром – деньгами. Это значит, что номинальное количество денег от продажи товара должно быть меньше балансовой стоимости этого товара, то есть меньше её себестоимости. Такой вывод приговора противоречит экономической деятельности любой коммерческой организации.
4. О времени создания организованной группы
В приговоре утверждается, что организованная группа была создана в XXXX году. Это противоречит другому утверждению приговора: двумя годами ранее между членами организованной группы были распределены роли и совершено приготовление к преступлению. Таким образом, суд при вынесении приговора не располагал сведениями о существовании какой-либо организованной группы и дал описание этой группы, исходя из предположений.
5. О прибыли
В приговоре утверждается, что имущество было похищено. Это противоречит другому утверждению приговора, а именно – организацией была получена прибыль от продажи этого имущества. Противоречие заключается в том,