Я киваю. Я не узнаю никого из них, но я бы узнал их в два раза больше

Расстояние.

Трое рейнджеров приближаются, под листьями и гроздьями винограда видны только их ноги и сапоги
. Но я могу себе представить, как их взгляд будет
блуждать по виноградным лозам, их уши будут настороже, чтобы уловить малейший неуместный звук. Я
сосредотачиваюсь на том, чтобы контролировать свое дыхание, чтобы мое сердце билось ровно и ровно.

Ракель кладет одну руку на щеку коня, а другой
сжимает рукоять ножа. Я вспоминаю, как
мы втроем в последний раз так жались друг к другу во время песчаной бури, когда она была тем спокойным
присутствием, в котором я нуждался, тем, что удерживало меня от стремительного бегства в
объятия опасности. Я протягиваю руку и осторожно вырываю клинок из ее пальцев,
накрывая ее руку своей, желая, чтобы она не испугалась.

Рейнджеры поравнялись с нами, их приглушенные голоса были едва слышны.
А потом они исчезают за следующим подъемом.
И все же мы ждем там, в лианах, не смея пошевелиться в течение некоторого времени.
Наконец Ракель вырывает свою руку из моей. “Они ушли? -
киваю я.
А пока я хочу добавить. Но я держу свои мысли при себе.

На вторую ночь после отъезда из поместья Мур мы сидим, изучая
записи Эсарика рядом с древним свитком. Вечерний воздух мягкий, и
с сыром и мясным ассорти из кухонь Мура, дополненным
гроздьями жирного красного винограда, который я срезал с виноградных лоз, нависающих над дорогой,
нет необходимости в огне.

Я указываю на карту. - Если пещеры находятся под этим хребтом, мы должны

доберитесь до их западного входа завтра, все будет хорошо.”

И действительно, во время золотого трелийского восхода солнца мы пересекаем реку
Экасия естественным бродом. Несмотря на то, что она никогда не видела ничего
, кроме бассейна-оазиса, лошадь Ракель стоически переносит нас обоих через бурлящую воду,
и течение бурлит намного выше ее колен.

По мере того, как мы приближаемся к карте-маркеру для пещер, земля становится каменистой,
виноградники-оливковыми садами. Ракель спешивается, позволяя коню хлестать по земле.

меж камней колыхалась трава. Мы рассыпались в поисках входа
в подземные пещеры.

“Здесь,” вскоре зовет Ракель.
Я нахожу ее у входа в пещеру, вход скрыт за скалистой стеной.

Обнажение.

Она указывает на землю. - Предыдущий житель не был
чемпионом по ведению домашнего хозяйства.” К пещере ведет след из костей,
выбеленных солнцем так, что они сливаются с меловой пылью. Они слишком велики, чтобы
быть чем – то иным, кроме зубров-огромных быков, которые бороздили
трелианские поля с незапамятных времен.

- Могли ли это сделать волки?” - спрашивает Ракель.
- Вряд ли. Возможно, медведь.” Я заглядываю в пещеру. - Он еще чернее

чем тень там.”

- Пожалуйста, не говори мне
, что ты боишься темноты. - Сомневаюсь, что плотоядные, хрустящие костями

цените посетителей.”

- Что бы это ни было, оно давно исчезло. Я бы почуял его запах, если бы он все еще был здесь. Это
место совсем не такое. Он почти, - она нюхает воздух, “чистый. Минералы,
влага – вот и все.”

Она порылась в сумке, прежде чем вытащить маленькую баночку. “Хорошо

слуги Эсарика были щедры на мои просьбы о снабжении.”

Я выбираю из кучи кость длиной с факел и протягиваю ее Ракель.
“О-о-о, городской парень кое-чему научился, - ухмыляется она, капая содержимым.

от банки к одному концу кости. Она высекает искру, затем осторожно дует
, чтобы оживить пламя.

Я понимаю, что смотрю на ее губы, и отвожу взгляд.
“Когда мы войдем туда, - говорю я, прочищая горло, - дай мне минутку, чтобы...

мои глаза привыкли. У меня нет твоего носа, и я бы предпочел быть уверенным
, что к нам никто не подкрадется. Мы ведь не хотим повторения гор, не так ли?”

Честно говоря, темнота меня нервирует. Дворец и город
Экасия внизу никогда не бывают по-настоящему темными. Вдоль главного
бульвара горят факелы, вдоль берегов реки-фонари.

Ракель пожимает плечами. - Чем скорее мы туда доберемся, тем скорее сможем приспособиться.