Что угодно, кроме счастливого бормотания пары рядом со мной.

Во что он играет?
Арфист с энтузиазмом кивает. Эш выпрямляется и делает последний глоток

взгляните на меня поверх музыкантов. Он поднимает лицо к небу, словно
пытаясь сориентироваться.

Затем он начинает петь.
Я чуть не подавился своим напитком.
Его певучий голос обладает глубиной произносимого, теплым, как

сандаловое дерево он носит и темное, как дым. Но есть и кое-что еще,
грубый край, который цепляет меня.

Я понимаю, что совершенно замерла
, и быстрый взгляд вокруг убеждает меня, что я не одна. Каждый из них

Эдуршайн наклонились вперед на своих плетеных циновках, отдавая Ясеню свое восхищенное
внимание. Тулда у ручья перестали пастись, рогатые
головы поднялись силуэтами на фоне звезд.

Слова песни написаны на диалекте, который я не совсем понимаю. Какие-то слова
мне знакомы, какие-то неизвестны. Но через несколько тактов мелодия начинает терзать
мою память.

Я никогда не слышал, чтобы ее пели с такой тоской на улицах Афорайна.
Там хор был сигналом заката, прощанием с днем, когда
слуги менее величественных домов собирали воду из фонтанов на площади.

Это песня тоски, несмотря на то, что ты знаешь, что никогда не сможешь быть с
человеком, которого любишь. Мысли о Бардене проносились в моей голове, о том, как я
постоянно отмахивалась от его привязанностей. Но мысль ускользает.
Потому что это песня о том, как влюбиться в кого-то недосягаемого, как
бороться с долгом и оставить свое сердце.

Ноты Эша взлетают, его черты печальны в свете огня. И
тут до меня доходит, для кого он поет. О ком он думает, когда его
голос улетает в ночь.

Долг...
Любовь...
Нисай...
Эш влюблен в Нисай...
Он смотрит на меня. Это взгляд полной уязвимости.
Я медленно двигаюсь. Он знает, что я знаю.
- Схватившись за сумку, я с трудом поднимаюсь на ноги.

Все остальные по-прежнему сосредоточены на Эше. Маленькая милость. Я делаю пару
неуверенных шагов назад, но Эш просто смотрит, как я отступаю, не пропуская ни одной
ноты, его взгляд обжигает меня.

Я убегаю в желанные объятия тьмы,
ноги несут меня вдоль ручья, мимо тулды, за пределы лагеря. Это

только когда вереск поднимается на высоту плеч по обе стороны от меня, я
понимаю, что едва слышу последние ноты песни Эша. Я плюхаюсь
на берег, не заботясь о том, что один из моих сапог плюхается в воду.

Почему он просто не сказал мне? После всего, что мы пережили, не так ли

Довериться мне? Зачем держать меня в неведении?

И тут я вдруг начинаю злиться на себя. Как я мог этого не заметить?
Он был бы не первым Щитом, павшим под их натиском, если в сагах
есть хоть капля правды.

Я делаю глубокий вдох и концентрируюсь на выделении запахов. Костер
лагеря, тулда и раздавленные копытами листья вереска и ягоды,
слабый намек на голубые цветы. Я лежу на прохладной земле и провожу
глазами по звездам. Это те же самые звезды, только немного по-другому расположенные на
афоринском небе. Интересно, смотрит ли отец на них прямо сейчас, сидя
у нашего дома с благовониями бергамота, вьющимися вокруг него.

Укол тоски по дому, самый сильный с тех пор, как я отправилась в этот
затуманенный поиск, пульсирует в моей груди. Я закрываю глаза, позволяя себе
представить, что я снова маленькая, а отец сильнее, чем все
, что может бросить в меня мир. Достаточно сильный, чтобы нести меня на плечах по
улицам. Достаточно сильный, чтобы сказать мне правду.

По моей щеке скатывается слеза.
Я вытираю ее.
Отец солгал мне. И кто бы ни стоял за Луз и Заккурусом и этим

Для них я всего лишь крошечная фигурка на огромной игровой
доске.

И все же Ясень не лгал мне. Он сказал мне, кто он, несмотря на риск. И

Теперь он пытается сказать мне, кого любит.

Так же быстро, как мой гнев пришел, он сменился стыдом. Почему
Эш не любит Нисай? Если бы я только посмотрел за пределы собственного носа, я бы
его увидел.

Постепенно жжение на моих щеках начинает утихать. Достаточно определенно