Взять его за то, что он не довел дело до конца.

Перемена в освещении поначалу кажется призраком. Тогда оно становится реальным –

Мерцание сквозь прутья. Они уже назначили мой суд и пришли

Тащить меня на плаху палача?

Я поднимаю подбородок с того места, где он лежит на моей груди. Боль пронзает мою шею
при каждом движении. Мой здоровый глаз щурится от вторгающегося света, настолько я привык к
темноте. Примерка.

Потом раздается предательский скрежет сапог по камню. Сапоги рейнджера.
Дверь камеры распахивается, скрип петель почти такой же громкий, как скрип двери.

Те, что от других заключенных в бесконечной ночи.

Силуэт в свете факела намного выше тюремщиков. -
Какие у тебя там неприятные раны, домашний кот.
Порезаться о собственные когти?”

“Iddo.” Имя выходит утолщенным посередине из-за разбитой губы,
разбитой по краям от жажды. - Ты проделал весь этот путь
, чтобы издеваться надо мной?”

“Никто не мог бы часто посещать это место для веселья”. -
“Тогда продолжайте”. -
“Вы едва ли в состоянии отдавать приказы”. -
“А теперь вы в состоянии отдавать их еще больше. Регент? Как

что ж, вы выиграли от падения вашего брата. Почти подозрительно
.”

“Ты стала разбойницей, домашняя кошка,” скрежещет он. - Нам нужна была информация.
Как вы думаете, где мы найдем больше информации? От исполнителя
преступления. Ты стоил нам этого, а потом не смог добиться справедливости для моего
брата.”

- Все это время ты искал справедливости. Ваше правосудие. Я пытался

спаси его.”

“Экономить? Резня там, наверху? Я бы счел тебя предателем, если бы ты не был
таким дураком.” Он делает глубокий вдох, явно сдерживая себя. - Я не
буду стоять здесь и оправдываться перед тобой. Благополучие моего брата больше не
ваша забота. Теперь ты ничего не можешь сделать, кроме
как навлечь на него еще больший позор, чем уже навлек.” Он протягивает
мне факел, и я отшатываюсь от света. - Ты слышишь правду в моих словах, не так
ли?”

Навлечь позор на Нисаи? ДА. С грязной публичной казнью, во время которой
я могу потерять самообладание. Потому что именно так закончится любое мое испытание
, и от него никуда не деться. Меня нельзя терпеть, особенно после
того, как я так долго служил императорской семье и все же подвергал их опасности изо дня в день.

Иддо воспринимает мое молчание как согласие, если не согласие.
- Я тебе это обещаю. Ты можешь отправиться в небо, зная, что там будет мой брат.

отомщен. Я позабочусь об этом.”

В другой руке он что-то держит. Мне требуется мгновение, чтобы понять
, что это меч. Один из моих. Он делает шаг вперед и прислоняет ее к стене
рядом со мной.

- Он хотел бы, чтобы я дал тебе это достоинство. Я только хочу
избавить вас обоих от позора суда. Потому что мой брат знал, не так ли?
Он никогда и словом не обмолвился со мной, одним из тех, кто больше всего нуждался в знании
. Но он знал.”

От ужаса в тронном зале меня бросает в дрожь. Иддо прав. Каким
бы ни было его будущее или его наследие, Нисаю будет лучше без меня. Им всем будет лучше
без меня. Будет облегчением, если я умру, если не от рук стражников,
то здесь, от своей собственной руки. Лучше. Для всех.

Я безнадежно смотрю на Иддо и опускаю голову на грудь.

Снова. Мне нечего сказать.

Двигаясь почти осторожно, он протягивает руку туда, где мои наручники привинчены к
стенам. Скрипит ключ. Замки отпираются, и я падаю на сырой пол
в клубке цепей и агонии.

Я перевожу дыхание, потом спрашиваю: “Будет ли шанс хотя бы сказать

до свидания?”

“
Я знаю, что не смогу увидеть его лично. Но, может быть, письмо? Ибо если он когда-нибудь

просыпается? По крайней мере, чтобы... объяснить.”

- Письмо? Нет, Ашрадиноран. Вы попрощались, когда ускользнули
в афоринскую ночь. И после того, что сделала твоя подружка-пустынная крыса, я
сомневаюсь, что мой брат когда-нибудь снова что-нибудь прочтет. Его перевели в
храм.”

Я медленно двигаюсь. В храме? За моим опухшим глазом появляется изображение – Нисаи