Отъезд делегации осмотрителен.

Я ругаюсь себе под нос.
“Зрелище, - замечает Нисай со своих носилок, - это половина причины, по которой мы вышли.

здесь.”

Командир отдает приказ выдвигаться, и ворота дворца
распахиваются с величавой грацией, полированная бронза обвивает целые стволы
хагмирского горного кедра. Как будто я стоял у них на пути, чудовищность
ситуации, наконец, поражает меня.

Мы полжизни не покидали имперского комплекса.
А теперь мы собираемся пересечь половину Империи.
Мы спускаемся во внешний город, где никогда не бывает торгового района.

спит. Когда ему было не по себе, Нисай обычно наблюдал с вершины стен дворцового
комплекса, зачарованный суматохой, продолжающейся в ночи. Теперь
улицы заполонили еще более густые толпы. Люди Иддо маршируют в строю,
возглавляя процессию и расчищая путь. Командир идет
легко, прямо, но с расслабленными плечами, как и его рейнджеры.

За исключением одного примерно моего возраста.
Дело не в том, что она не похожа на роль – ее боевые косы дают ей дюйм

ростом выше меня, и она почти такая же широкая, в то время как ее темно-коричневая кожа
покрыта морщинами, свидетельствующими о выносливости Рейнджера. Она так же
бдительна, как и любой другой в отряде, просматривая вперед и назад с регулярными,
почти регламентированными интервалами. Но в отличие от Иддо и других, она не
овладела искусством казаться беспечной.

Иддо прослеживает мой взгляд туда, где молодая Рейнджер плотнее
закутывается в плащ. - А. Кип, она новенькая. Типичный лосианец: несколько облаков, и можно
подумать, что зима в самом разгаре.”

Я не виню ее за то, что она нервничает. Для меня это тоже неведомая территория
, бархатные занавеси императорских носилок раздвинуты, шкуры
с серебряными дисками откатаны. Он оставляет Нисаи незащищенным со всех сторон,
и мне кажется, что мне нужно смотреть везде сразу – вниз по
проспекту, вверх по садам, нависающим над балконами больших особняков,
за каждым углом переулка.

Нисай не делает ничего, чтобы подавить толпу, царственно размахивая руками, бросая
монеты с отцовским портретом, отчеканенным с одной стороны, с другой. Он
использует свой личный запас валюты. Каддаш недавно приказал императорскому монетному
двору заменить ступенчатую пирамиду кайдонским фениксом.

“Расслабься, - говорит Иддо рядом со мной. - Здесь его любят. Они просто очарованы

чтобы увидеть Скрытого Принца. Побереги свою энергию.”

Может, он и прав, но я испытываю облегчение, когда вижу реку, широкую
и глубокую, цвета молочного кормака. Богато украшенная императорская баржа с
пурпурным шатром пришвартована в доках, окруженная более простыми судами
для персонала и припасов.

Иддо передал план еще до того, как мы покинули дворец – мы должны подняться на борт
имперской баржи, сбросить с себя атрибуты пышности и пышности, а затем выскользнуть
через черный ход на одно из неприметных судов. Самый низкорослый рейнджер Иддо будет
стоять в качестве двойника Нисаи. Ни один мятежный лучник или соперничающий
с ним убийца принца не сможет отличить их от берегов реки.

Мы добираемся до доков без происшествий. Внутри шатра Нисай
надевает ту же самую простую одежду, которую он использует для тренировок. Его вездесущий
дневник выглядывает из одного из глубоких карманов. День теплый, и
плащ, который мне выделили, теплее, но я все равно натягиваю капюшон.
Мои татуировки делают меня слишком узнаваемой, даже издалека.

Соответствующим образом замаскировавшись, мы проскальзываем в незащищенный шов в задней части
шатра. Нисай, кажется, почти ликует, прыгая с палубы на палубу. А я-
тем более.

Когда все было на месте, рейнджеры бросили нас, и течение потащило нас
прочь от доков. Вскоре западный рукав реки соединяется со своим восточным
братом, и вода мчит нас вперед.

Нисай опирается на перила, наблюдая, как гора Экася, стоящая на страже
над равниной, отступает вдаль. Он закрывает глаза и делает
глубокий вдох, глядя в небо.

“Чувствуешь?” спрашивает он.
Я принюхиваюсь. “Что?” “
" Свобода.”

ГЛАВА 5

Ракель

Ненавижу толпу.

Я ожидал явки. Испытания уже не такие бурные, как во время сбора урожая ячменя
, и не такие знаменательные, как в канун Нового года, но они по-прежнему являются ключевой датой
в календаре фестиваля.

Просто потому, что я знал, что там будут толпы на шестигранной площади,
не значит, что он легко справляется с половины Aphorai пристаешь ко мне
– женщина, чья мантия вони фенхеля и корня овощное рагу, мальчик
, который должен был тайком его отца после бритья утром, майорана и
горько-лимонно-следуя за ним, как побитая собака.

Барден берет меня за руку и плечами прокладывает себе путь сквозь толпу.
На нем нет униформы, но его массивности достаточно, чтобы расчистить путь
. Моя сумка кажется намного тяжелее, зная, что в ней находится дахкай,
а вместе с ним и мое будущее, хотя сам флакон почти ничего не весит.

По периметру площади уличные продавцы шумно торгуют, отрезая
на заказ полумесяцы дыни, и каждое падение тесака посылает
в воздух взрывы сладости.

Далее на раскаленных углях жарится натертая специями баранина.
Я надеюсь, что смогу блокировать неприятный дым, как только начнутся испытания.

Я бы ничего не удержал, если бы попытался съесть сегодня утром. Мои
две дозы мандрагоры, любезно предоставленные людьми Заккуруса, с тех пор заставляют мои
внутренности плескаться, как ведро водоноса.

Или, может быть, тошнота в животе больше связана с
вопросом, понял ли отец, что я сделала. Он бы уже ждал меня дома
.

Барден ведет нас мимо ростовщиков, которые на сегодня превратились в бухгалтеров
, их писаки выкрикивают ставки на конкурентов еще до того, как мы
выстроились в очередь на вход. Они знают, что семьи, как ожидается
, выдвинут кандидата. И они знают кандидатов, которые, как ожидается, победят.

Они не узнают моего имени.
Когда мы достигаем края площади, ближайшей к дворцу, Барден

ведет меня перед собой. Мой предательский желудок сжимается еще сильнее при
виде испытательной площадки, поднимающейся на пять ступеней над площадью.

Барден наклоняется и говорит мне на ухо, так что я слышу его сквозь
барабанный бой. “Я бы пожелал тебе удачи, но она тебе не нужна, - усмехается он и
игриво подталкивает меня локтем.

Если бы он только знал...
У подножия сцены выстроилась очередь претендентов. Я сжимаю свой

ранец и движение, чтобы присоединиться к ним, останавливаясь, чтобы в последний раз оглянуться на Бардена.
“Заткни им ноздри! - кричит он, жестикулируя самым грубым из двух жестов.-

Жесты пальцами.

Я изо всех сил стараюсь изобразить улыбку.
Я не единственный в очереди, кто одет в простую одежду. Несмотря на это,

мы-меньшинство. Как и я, простолюдины, вышедшие вперед, стоят
спокойно и серьезно, не смеются и не толкаются.

Впереди, похоже, тестирование будет проходить в течение нескольких раундов. По
крайней мере, я этого ожидал. На вторую платформу нас пустят только
после того, как мы пройдем вступительное испытание, где ячмень будет отделен от
плевел.

На третьем уровне в ряд были установлены рабочие скамьи. Ступка и
пестик, а также ассортимент прессов и мер аккуратно расставлены на
каждом. На одном конце стоит то, о чем я давно мечтал – полный
имперский стандартный дистилляционный аппарат.

Четвертая платформа предназначена для судьи и любых наблюдателей. Для Заккуруса,
представителя Эраза, когда речь заходит
о регулировании и торговле духами нашей провинции. Для леди Сирет, дочери Эраза, хотя, учитывая
, что она больше интересуется тенденциями, чем техникой, можно поспорить, что она будет
модно опаздывать.

Вершина не принадлежит никому, кроме богов.
Говоря о демоне, Заккурус выходит из портика, одетый в

фирменный синий – сегодня он такой же светлый, как летнее небо. Пока его взгляд скользит по
толпе, я задаюсь вопросом: если я сейчас отступлю, смогу ли я вернуть дахкай? Найти
другой способ? Если бы я работал день и ночь, если бы времена года были добрыми и
кормежка приносила много, я мог бы наскрести достаточно.

продажа Заккурусу и его конкурентам. До тех пор, пока ни они, ни сборщики
налогов ничего не узнают.

Но тут на ум приходит тошнотворно-сладкая гниль отцовской ноги...