VI. О множественных реальностях

Подмиры Уильяма Джемса; конечные области значения

В известной главе своей книги «Принципы психологии»⁶⁰ Уильям Джемс показывает, что есть несколько – вероятно, бесконеч­но много – порядков реальностей, каждый из которых облада­ет своим особым и самостоятельным стилем существования. Джемс называет их «подмирами» и приводит в качестве приме­ра мир чувственных, или физических вещей (как верховную ре­альность), мир науки, мир идеальных отношений, миры ми­фологии и религии, мир «идолов племени», различные миры индивидуальных мнений, мир умопомешательства и душевной неуравновешенности. «Каждый мир, пока на него направлено вни­мание, по-своему реален; только реальность эта исчезает вместе с вниманием». Под реальностью разумеется просто связь с нашей эмоциональной и деятельной жизнью; реально все, что возбуж­дает и стимулирует наш интерес. Нам свойственно элементарное побуждение к немедленному удостоверению реальности всего, что мы воспринимаем, пока ничто этому не противоречит. «…Во все суждения, будь то атрибутивные или экзистенциаль­ные, верят благодаря самому факту их воспринятости, если толь­ко не сталкиваются с другими суждениями, в которые тоже ве­рят в то же самое время, и обретают веру благодаря тому, что их термины совпадают с терминами этих других суждений»⁶¹.

Можно привести и много других примеров. Игровой мир маленькой девочки, пока остается непотревоженным, являет­ся ее реальностью. Она и в самом деле мать, а кукла – ее доч­ка. Рыцарь на гравюре Дюрера лишь с точки зрения реально­сти внешнего мира является изобразительной презентацией в модификации нейтральности. В мире искусства – в данном случае, художественного воображения – рыцарь, смерть и дья­вол «реально» существуют как сущности царства художествен­ной фантазии. Пока длится театральное представление, Гамлет для нас реально является Гамлетом, а не Лоренсом Оливье, «иг­рающим роль» или «представляющим» Гамлета.

Оригинальную теорию Уильяма Джемса следует, конечно, отделить от психологического контекста и проанализировать в плане ее многочисленных частных приложений. Мы уже по­пытались это сделать в другом месте⁶². В этой статье мы предпо­читаем говорить не о подмирах, как делает Уильям Джемс, а о

конечных областях значения, которым мы придаем характер ре­альности. Этим изменением в терминологии мы подчеркиваем, что именно значение наших переживаний, а не онтологическая структура объектов, конституирует реальность. Каждая область значения – верховный мир реальных объектов и событий, в ко­торый мы можем встраиваться своими действиями, мир вообра­жений и фантазмов, как, например, игровой мир ребенка, мир сумасшедшего, а также мир искусства, мир сновидений, мир на­учного созерцания – обладает своим особым когнитивным сти­лем. И именно этот особый стиль, характеризующий некоторую совокупность наших переживаний, конституирует их как конеч­ную область значения. Все переживания в каждом из этих миров являются, в плане этого когнитивного стиля, внутренне согласо­ванными и совместимыми друг с другом (хотя не совместимыми со значением повседневной жизни). Более того, каждая из этих конечных областей значения характеризуется, наряду с прочим, особой напряженностью сознания (от полного бодрствования в реальности повседневной жизни до сна в мире сновидений), осо­бой временной перспективой, особой формой самопереживания и, наконец, специфической формой социальности.

Верховная реальность

Уильям Джемс справедливо называет подуниверсум чувств, или физических вещей, верховной реальностью. Однако мы пред­почли бы принять в качестве верховной реальности ту конеч­ную область значения, которую мы назвали реальностью на­шей повседневной жизни. Выше (в параграфе IV, п. 6) мы указали, что реальность повседневной жизни, принимаемая как данность нашим обыденным мышлением, включает не только физические объекты, факты и события в нашей реаль­ной и потенциальной досягаемости, воспринимаемые в каче­стве таковых в сугубо апперцептивной схеме, но и аппрезен-тативные соотнесения низшего порядка, посредством которых физические объекты природы преобразуются в социокультур­ные объекты. Но поскольку в этих аппрезентациях низшего порядка аппрезентирующим членом также являются объекты, факты или события внешнего мира, мы считаем, что наше оп­ределение совместимо с определением Джемса. Мы можем также согласиться с Сантаяной⁶³, что «дух никогда не может ов­ладеть идеями и уж тем более передать их без материального ос-

 

510

511

нащения и повода»: «Язык должен прийти в движение; слыши­мое общеупотребимое слово должно соскользнуть с уст и достичь внимающего уха; руки с вложенными в них орудиями или пла­нами должны вмешаться в дело, дабы претворить проект».

Внешний мир повседневной жизни является верховной ре­альностью:

а) потому что мы всегда в нем участвуем, даже когда спим
и грезим, посредством наших тел, которые сами по себе суть
вещи внешнего мира;

б) потому что внешние объекты ограничивают наши воз­
можности свободного действия, оказывая сопротивление, тре­
бующее от нас усилий по его преодолению, если его возмож­
но преодолеть;

в) потому что это то царство, в которое мы можем встроить­
ся нашей телесной активностью и которое мы, следовательно,
можем изменить и преобразовать;

г) потому что – и это лишь следствие из предыдущих положе­
ний – в этом и только в этом царстве мы можем вступать в комму­
никацию со своими собратьями и тем самым устанавливать «об­
щую среду понимания», в том смысле, как понимал ее Гуссерль⁶⁴.

Приведенные характеристики реальности повседневной жизни не означают, однако, будто другие конечные области значения не способны к социализации. Разумеется, есть ко­нечные области значения, которые другие не могут интерсубъ­ективно со мной разделить, например, мои сновидения или даже дневные грезы. Но есть и другие, например, игровой мир детей, которые допускают интерсубъективное участие и даже взаимодействие в рамках разделяемых фантазмов. В мире ре­лигиозных переживаний есть, с одной стороны, одинокое ви­зионерство мистика или пророка и, с другой стороны, публич­ное богослужение; есть молитвы, совершаемые в одиночку, и молитвы, совершаемые конгрегацией.

Мы не ставим здесь цели разработать типологию форм со­циализации, существующих в разных конечных областях зна­чения. Однако хотелось бы подчеркнуть, что во всех случаях, когда имеется такое интерсубъективное участие в одной из этих областей, заранее предполагается существование «веществен­ного повода или материального оснащения». Иными словами, коммуникация осуществляется с помощью объектов, фактов или событий, относящихся к верховной реальности чувствен­ного внешнего мира, которые воспринимаются, однако, в ап-презентативной апперцепции.

Это в полной мере относится и к символическим аппрезен-тациям, поскольку они передаются в общении или задумыва­ются как поддающиеся такой передаче. Тем не менее, есть одна основная особенность, отличающая символические ап-презентации от всех других аппрезентативных отношений, и ее краткое рассмотрение даст нам возможность переформули­ровать наше определение символа.