В. Политетическая и монотетическая рефлексия

Обретение знания той или иной формы представляет собой процесс, длящийся во времени и состоящий из разных шагов. Различные ступени, которые, согласно Карнеаду, человек про­ходит, выстраивая свое знание того, что правдоподобно – от недостоверных представлений через их «покорение», от обзора (periodeusis) к разбору (diexodos), – являются шагами, ведущи­ми к обретению знания, и осуществляются во внутреннем вре­мени потока сознания. Взаимосвязь между различными система­ми релевантности – от мотивированного интереса, например, к построению тематически релевантной темы и дальнейшему развитию взаимосвязи интерпретативных релевантностей, ве­дущих к определению типичности нашего знания, – другой пример. Когда мы постепенно входим во внутренний и внешний горизонты тематически релевантного, привлекая все больше и больше материала из области горизонта в тематический фокус (осуществляя множество скрытых импликаций в расширяю­щемся горизонте эксплицитного), мы вовлекаемся в процесс, состоящий из множества отдельных шагов мыслительной де­ятельности, ведущей к осаждению (sedimentation) того, чем мы привычно обладаем, называемого наличным знанием.

Эти примеры (которые можно рассматривать как относя­щиеся к опыту на допредикативном уровне), конечно же, име-

ют свои следствия в собственно когнитивной сфере, а именно, в сфере предикативных рассуждений, высказываний, сужде­ний, выводов – короче, в мышлении в терминах формальной логики⁷⁵. Строго говоря, любое явное утверждение, как в сфор­мулированном высказывании «S есть P», уже является процессом во времени; это форма рассечения неделимого восприятия (как, например, «на-столе-колода-карт», как образно описы­вает ситуацию У. Джемс)⁷⁶ на содержащиеся здесь отдельные понятийные элементы и различные отношения между ними. Как мы поясним в дальнейшем, кажущееся простым высказы­вание «S есть P» является лишь аббревиатурой высказывания «S является, среди прочего, такого, как q, r,… x, y, z, еще и p», оно понято прежде всего как акцент на свойство p, когда го­ворящий не интересуется другими аспектами, качествами или свойствами (q, r, x, y, и т.д.)⁷⁷. Этот выбор «интересных» сторон из прочих возможных, который, между прочим, тесно связан со взаимодействием трех систем релевантности, является про­цессом, результат которого – предикативное суждение.

Рассматриваемая проблема будет полностью изучена, если мы обратимся к цепочке рассуждений, суждений и выводов, используемых в научном мышлении. Теорема Пифагора, на­пример, шаг за шагом выводима из аксиом Евклида и произ­водных от них теорем. Именно таким путем мы все научились доказывать высказывание а² + b² = с². Для того чтобы постичь смысл этой теоремы, однако, вовсе не обязательно повторять все шаги, с помощью которых она выведена и доказана. В са­мом деле, мы, возможно, даже забыли способ ее доказатель­ства, и тем не менее знаем, что в прямоугольном треугольни­ке сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы. Это высказывание, дедуктивно выведенное с помощью различных шагов, стало привычным обладанием нашего запаса наличного знания, в то время как отдельные шаги дедуктивного вывода забыты. Точнее, эти шаги «вне нашего поля зрения», но при­сутствуют неявно в нашем знании в нейтральной форме и мо­гут быть «разбужены» и реактивированы.

Все эти примеры лишь иллюстрируют всеобщий принцип, который, согласно Гуссерлю, управляет рефлексивной уста­новкой и посредством которой сознание может «схватить» зна­чение своих прошлых восприятий. «Живя в процессах» моей мыслительной деятельности, я сосредоточен лишь на состоя­нии дел, которого должен достичь своей деятельностью, а не на деятельности как таковой⁷⁸. Для того чтобы постичь смысл

 

298

299

этой деятельности, я должен рассмотреть ее в рефлексивной установке. Я должен, по выражению Дьюи, остановиться и подумать⁷⁹. Я более не погружен в поток сознания, он не не­сет меня; я должен выйти за его пределы и посмотреть на него. Конечно, все использованные здесь термины – метафоры, и даже опасные, поскольку нет потока, из которого я мог бы выйти; само его рассмотрение как таковое является событием в пределах потока. Любая попытка перевести явления внутрен­него времени, или длительности (durйe), в пространственные термины, как ясно видел Бергсон, неудачна и вводит в заблуж-дение⁸⁰. Но имея в виду это предупреждение, наша метафора может дать нам наглядное представление о феномене рефлек­сии, хотя мы и не сможем дать ее исчерпывающего описания в рамках данного исследования⁸¹.

Существует два способа, посредством которых разум может схватить смыслы своих предыдущих восприятий. Все они вы­страиваются шаг за шагом, этап за этапом в процессах внутрен­него времени – «политетически», как говорит Э. Гуссерль⁸². Я могу в рефлексивной установке реконструировать политети-ческое выстраивание значения восприятия, на которое я на­правляю рефлексивный взгляд. Я могу реконструировать этот процесс в памяти, вновь пробежать все шаги и этапы, с помо­щью которых конституировано значение моего восприятия. Я могу это сделать, – по крайней мере, в идеальных условиях, т.е. отвлекаясь ото всех препятствий и помех конкретной ситуа­ции – в отношении всех типов значащих восприятий. В самом деле, я должен выбрать эту процедуру, если значение изучае­мого восприятия состоит исключительно в политетической организации элементов во внутреннем времени, как, напри­мер, в музыке, поэзии и других формах «длящихся» объектов (Zeitgegenstдnde)⁸³. Я могу воспризвести значение музыки, лишь воспроизведя ее поток (по крайней мере, мысленно) с первого такта до последнего; я могу передать «значение» по­эмы в одном-двух предложениях, и именно это делают в тол­кованиях «Древнего мореплавателя». Однако для того чтобы схватить значение поэмы как таковой, я должен прочитать или рассказать ее, по крайней мере, мысленно, т.е. реконструиро­вать политетически множество отдельно взятых (т.е. политети-ческих) шагов, в которых конституировано ее значение⁸⁴.

В отличие от этих «длящихся» объектов, однако, и особен­но в отношении восприятий, концептуально сформулирован­ных в процессе логического размышления, я могу схватить

единым взглядом – монотетически, как говорит Э. Гуссерль⁸⁵, – смысл, который строился политетически. В таком случае мое привычное обладание знанием состоит из тех почерпнутых из опыта значений, которые восприняты монотетически.

Различие между политетическим и монотетическим схваты­ванием значений нашего опыта фундаментально для склада нашей мыслительной деятельности. Его жизненно важное зна­чение для структуры нашего наличного запаса знания очевид­но. Ясность и отчетливость нашего знания зависит от нашей способности относить монотетически схваченное значение элемента нашего знания к политетическим шагам, в которых это знание приобреталось⁸⁶. Степень правдоподобия нашего знания, от нашей уверенности в эмпирической достоверности до слепого верования (в дополнение к другим факторам), оп­ределяется в соответствии с тем, как это знание приобреталось в ясных и отчетливых шагах, которые могут быть политетичес-ки реконструированы. В обыденном языке это можно сформу­лировать так: она (ясность и отчетливость. – Н.С.) зависит от того, можем ли мы отчитаться об источнике знания, указав на отдельные акты познавания, постижения, понимания, схваты­вания, научения, посредством которых мы становимся сведу­щими или знакомыми с элементом нашего знания.

Мы можем также перевести различие между политетическим и монотетическим знанием в термины структуры релевантности. Привычное обладание знанием, схваченным лишь монотети-чески, отвлекается от системы мотивационных релевантностей (как от релевантностей-для, так и релевантностей-потому-что), ведущих к установлению тематических релевантностей. Различие между тематическими и интерпретативными реле-вантностями является, так сказать, «доисторическим» для мо-нотетического схватывания привычно наличествующего «под­ручного» знания. Монотетический взгляд на значение одного из своих восприятий ясно указывает на сдвиг в конфигурации наших систем релевантности, преобладавших в то время в их политетической конфигурации. Далее, тематически релевант­ное проблеме тематическое ядро требует привнесения интер-претативного материала из области горизонта в ядро поля – то, что было маргинальным, например, первый шаг политети-ческого процесса, становится тематическим, когда выполняет­ся второй; то, что относилось ко внутреннему горизонту в про­цессе выполнения второго шага, становится эксплицитным по выполнении третьего и т.д. На каждом шагу интерпретативные

 

300

301

релевантности, а с ними и типичность воспринимаемого объекта нашего опыта, модифицируются, и все это продолжается до тех пор, пока наличная проблема не прояснится удовлетвори­тельным образом (удовлетворительным для нашей наличной цели) и не разрешится, – и лишь тогда этот процесс приходит к завершению, и смысловая структура, построенная политети-чески, может быть схвачена монотетически. Это завершение мо­жет быть достигнуто как в случае, если весь процесс завершает­ся решением наличной проблемы, так и если он прерывается, дробится⁸⁷, или если, даже не достигнув решения, я обращаю рефлексивный взор на проделанные политетические шаги и оглядываю их единым взором (монотетически) – так схваты­вается значение моего акта восприятия, описанное выше.

Во всех этих случаях, однако, реинтерпретация монотети-чески схваченных шагов оказывается относительной к их ме­сту в различных системах релевантности. Монотетически схва­ченный материал обнаруживает иную типичность, чем на каждом шагу его политетического выстраивания, поскольку интерпретативные релевантности изменяются по ходу процес­са, и сейчас отличны от тех, что были, когда процесс тем или иным образом завершился. То, что тематически релевантно пошаговому процессу, становится, в лучшем случае, подтемой в новой тематической релевантности нашего привычного за­паса знания, схваченного монотетически. Оно также может и полностью потерять свою релевантность, став лишь вспомога­тельной (auxiliary) релевантностью по отношению к вновь конституированной монотетической главной теме. Здесь воз­можны различные вариации, но все они относятся к взаимо­действию предшествующих оперативных мотивационных ре-левантностей, ныне отброшенных или отвергнутых.

Это различие между политетически и монотетически схва­ченными элементами нашего знания станет особенно важным в изучении трех проблем, которые гораздо более тесно взаимо­связаны, чем может показаться на первый взгляд.

1. Смысловая структура наших действий в смысле проекти­руемого поведения с целью решения определенной теорети­ческой или практической проблемы проясняется с помощью этого различия. Для того чтобы осуществить проектируемое состояние дел, спроектировать и очертить цель нашего дей­ствия, удостовериться, что средства соответствуют целям, ре­шить, досягаемы ли и доступны ли мне средства, и, следова­тельно, достижима ли цель действия, наконец, осуществить

действие как в пределах главенствующей реальности мира ра­боты, так и в теоретической реальности чистого мышления, – для всех этих шагов необходимо обладание знанием, ставшим привычным или тематически релевантным для выполнения каж­дого из этих шагов. Очень важно проанализировать политети-ческие шаги, посредством которых выстраивается проект, зна­чение которого схватывается монотетически, когда действие замышляется. Процесс же осуществления действия может быть схвачен политетически. Но значение уже выполненного действия, как для самого действующего, так и для наблюдателя, является монотетическим, которое может и не совпадать (а сто-рого говоря, и не может совпадать) с монотетическим значе­нием проекта до выполнения действия⁸⁸.

2. Наше знание имеет социальное происхождение и соци­ально распределено⁸⁹. Лишь небольшая часть нашего запаса наличного знания возникает в нашем личном опыте. Гораздо большая часть имеет социальное происхождение, возникает в опыте других и передается мне коммуникативным путем или наследуется мною от родителей и учителей или от учителей моих учителей. Это знание, почерпнутое у других, имеет для меня различные степени правдоподобия, становится моим привычным обладанием, часто принимаемым в качестве само собой разумеющегося, т.е. схватываемым монотетически безо всяких попыток с моей стороны осуществить политетическую реконструкцию шагов, приводящих к монотетически схваты­ваемому значению. Мой приятель «знает, о чем говорит», а я полагаюсь на его осведомленность и, как обычно, я принимаю сказанное к сведению, не задаваясь вопросом, так ли это. Но даже если бы я попытался разбить социальное по происхожде­нию знание на политетические шаги, часто оказывается, что эти традиционные, привычные единицы знания являются та­ковыми лишь в отношении присущего им монотетического значения, в то время как традиция, содержащая политетичес-кие шаги, ведущие к его становлению (т.е. осаждению моноте-тического значения), утрачена. Может оказаться, что подобно­го рода политетические шаги никогда не делались, и социальное по происхождению знание основывалось на авторитете филосо­фа, героя, святого или является слепым верованием, воплощен­ным в «идолах рода». Происхождение фольклора и сказаний, в том смысле, как их понимает Самнер⁹⁰, состоит в социально одобренном монотетическом знании без прояснения его поли-тетического фундамента.

 

302

303

3. Однако некоторые формы знания, социального по про­исхождению, предполагают коммуникацию. А это, в свою оче­редь, возможно лишь в человеческом общении во внешнем мире, т.е. посредством движения губ. Эти события во внешнем мире осуществляются в серии политетических шагов. Возьмем разговорную речь как пример коммуникации: говорящий вы­страивает, слово за слово, предложение за предложением, по-литетический значащий контекст, который он желает передать своей речью. Слушатель следует за его мыслью политетичес-ким образом. С другой стороны, даже до начала речи говоря­щий может монотетически взглянуть на значение той мысли, которую хочет донести, а слушатель, хоть никогда и не знает, чем закончится начатое говорящим предложение, может схва­тить монотетическим взглядом значение мысли другого (и мо­жет даже в процессе проговаривания предвосхитить, хотя и неотчетливо, то, «что он собирается сказать»). Все это будет тщательно изучено в дальнейшем⁹¹.

Однако, выражаясь в более обобщенной форме, то, что мы говорили о монотетической и политетической смысловой структуре языковой коммуникации, справедливо не только по отношению к любым формам коммуникации, но по отноше­нию к интерпретации действий другого вообще. Мы всегда можем политетически схватить длящуюся фазу действия дру­гого и монотетически схватить значение этого действия в обо­их отношениях, т.е. смысл, которым действие обладает как для самого действующего, так и для нас, его партнеров и наблюда­телей. На данной стадии нашего исследования мы не можем дать детального описания нашего понимания действий друго­го; это будет рассматриваться в третьей главе⁹². Мы лишь рис­кнем здесь сказать, что различие между политетической и мо-нотетической смысловой структурой окажется ключевым не только для нашего знания действий другого, но и для понима­ния другого вообще и того, как структурирован наш соци­альный мир.