Структурная интерпретация запаса наличного знания

В предыдущих главах мы рассмотрели различные характеристи­ки того, что мы называем процессом отложения (sedimentation) наших восприятий, посредством которого конституируется наш запас наличного знания. Изучение генезиса этого запаса показало, что он состоит из множества элементов. Наши вос­приятия обнаруживают различные уровни ясности и различ­ные степени достоверности, от безоговорочного принятия в форме слепого верования через различные формы обзора (periodeusis) к завершенному разбору (diexodos) или эмпири-

ческой достоверности. Некоторые из наших восприятий схва­тываются монотетически, в то время как другие могут отно­ситься к политетическим шагам, в которых они выстраивают­ся. С этой точки зрения наши восприятия имеют различные степени отчетливости. Они группируются в более или менее сложные значащие контексты, зависящие от лежащей в их ос­новании структуры ретенций и протенций, воспоминаний и предвосхищений, функционального единства нашего организ­ма, видимой согласованности объектов внешнего мира, ауры символической системы, к которой они принадлежат, един­ства проекта действия и т.д. Наши восприятия возникают в различные моменты нашего внутреннего времени, и именно благодаря этой хронологической последовательности они де­монстрируют различный профиль в отношении их структур­ной упорядоченности и согласованности. Некоторые из них темпорально находятся в состоянии неопределенности; другие являются результатом повторяющихся процессов осаждения и растворения, таким образом демонстрируя имманентное исто­рическое развитие. Все эти явления рассматривались в их ге­нетическом развитии в прошлой главе.

Сейчас важно проанализировать – в терминах статического состояния – структуру нашего запаса наличного знания, описы­вая в более общих понятиях его различные измерения в различ­ные моменты жизни индивидуального сознания. За исключе­нием некоторых очевидных ссылок, мы до сих пор пребывали в вымышленной ситуации, полагая, что эта проблема может быть изучена изолированным разумом, безо всякого отнесения к социальности. Мы, конечно же, отдаем себе отчет в том, что эта процедура (изучения. – Н.С.) основана на нереалистичном допущении, что наше знание мира является нашим частным делом и, соответственно, мир, в котором мы живем, является нашим частным миром. Мы сознательно отвлекались от того факта, что лишь небольшая часть наших восприятий или зна­ния действительно возникает в индивидуальном сознании; мы осознавали, но игнорировали тот факт, что массив нашего зна­ния имеет социальное происхождение. Точно так же мы отвле­кались от социального распределения знания и особого фено­мена социально одобренного знания. Однако, сколь бы ни реалистичны были эти допущения и сколь бы ни были серьез­ны ограничения, накладываемые ими на наше исследование, они оправданы попыткой разработать определенные аспекты познания, относящиеся исключительно к индивидуальному

 

342

343

разуму. И имея в виду этот абстрактный характер нашего из­ложения, наша процедура будет менее ущербной в третьей ча­сти данного исследования, имеющей своим главным предме­том как раз то, что сознательно игнорировалось здесь¹⁵⁰.

А. Измерения жизненного мира¹⁵¹

В любой момент своего существования я нахожу в своем рас­поряжении знание определенного сектора универсума, кото­рый я в естественной установке кратко называю «моим ми­ром». Этот мир состоит из моих предшествующих восприятий известных вещей и их известных мне взаимоотношений, во всяком случае, до известной степени и во множестве степеней ясности, отчетливости, связности и последовательности, а так­же определенных более или менее содержательных предвосхи­щений того, что еще не воспринято, и, следовательно, не из­вестно, но тем не менее доступно возможному восприятию (и таким образом, потенциально известного мне). Мой мир (мир, в котором я живу до сих пор и в котором посредством идеали­зации «и так далее, и тому подобное», столь существенной для моей естественной установки, я предполагаю жить и в даль­нейшем) изначально имеет смысл в типичном случае быть способным к расширению; этот мир с необходимостью от­крыт. Иными словами, моему миру присущ смысл изначально быть лишь сектором более обширного целого, которое я назы­ваю универсумом, – последний является открытым «вне­шним» горизонтом моего жизненного мира. Возможность вый­ти за пределы жизненного мира принадлежит к онтологической ситуации человеческого существования ¹⁵². То, что мы субъектив­но воспринимаем, определяет наше знание как постоянно на­ходящееся «в ситуации», обстоятельства которой определены биографически. Человеческое существование также манифес­тируется в появлении новых восприятий, не относящихся к тотальной сумме моего имеющегося или предвосхищаемого знания моего жизненного мира.

1. Жизненный мир «открыт» во многих измерениях. Про­странственно он открыт в отношении всех объектов окружаю­щего универсума, – тех, что в пределах и за пределами моей реальной и потенциальной досягаемости в самом широком смысле (который включает вещи и события в пределах моей непосредственной досягаемости, моего сенсорного поля, с по-

мощью средств уже открытых или тех, что еще будут откры-ты)¹⁵³. В темпоральном измерении мой жизненный мир открыт как прошлому, так и будущему, в том отношении, что я воспри­нимаю этот мир как существовавший до моего рождения и кото­рый продолжит свое существование после моей смерти. В той мере, в какой мой жизненный мир обнаруживает уровни реаль­ности, или конечные области значений, он также открыт: мир работы, воображения, сна и многие другие промежуточные области связаны с различными степенями напряжения моего сознания, которые как реально, так и потенциально мне доступ­ны. Наконец, он открыт в социальном измерении в том смысле, что включает в себя в качестве существенного компонента сво­его значения для моего восприятия жизненные миры моих со­временников (и их современников), миры моих предков и потомков (и миры их предков и потомков), и все, что ими сде­лано и, возможно, еще будет сделано их действиями, и т.д.

Но несмотря на то, что жизненный мир всегда открыт в этих измерениях, он воспринимается каждым из нас как мир, с которым он достаточно знаком или может быть знаком, для того, чтобы в нем жить. Каждый из нас родился в природном и социальном окружении, существование которого он просто воспринимает как неоспоримую данность. И хотя этот мир может казаться, по крайней мере частично, неопределенным, он является миром определяемой неопределенности. Это рамки, в пределах которых для нас открыты возможности, тотальная сумма всех обстоятельств, избранных и определенных нашей био­графической ситуацией. Наша вера в его существование явля­ется непроблематизируемым основанием всех дальнейших вопросов, непоколебимым фундаментом всех возможных про­блем, предпосылкой трансформации любой непроясненной ситуации в гарантированную определенность.

2. Наше знание (в смысле нашего привычного обладания запасом опыта, осведомленности и знания) этого мира, одна­ко, имеет различные степени, относящиеся к структурирова­нию жизненного мира на несколько областей. В задачу нашего исследования не входит изучение деталей этого структуриро-вания¹⁵⁴; мы ограничимся здесь лишь одним примером для прояснения взаимоотношений между этим структурировани­ем и организацией нашего запаса наличного знания.

Мы упоминали ранее, что в пределах нашего жизненного мира мир работы выделяется как верховная реальность, кото­рой соответствует наивысшее напряжение сознания (состоя-

 

344

345

ние полного бодрствования характеризуется наивысшим вни­манием к жизни). Это сектор нашего жизненного мира, на ко­торый мы можем воздействовать нашими действиями, кото­рый мы можем изменять и модифицировать, где можем манипулировать. Однако этот мир работы структурирован осо­бым образом: один из его сегментов – реально в сфере нашей досягаемости, в то время как другие – потенциально в сфере на­шей досягаемости, независимо от того, были ли они ранее в сфере досягаемости и попадут ли в нее вновь (т.е. мир с вос­станавливаемой досягаемостью) или никогда не были в сфере нашей досягаемости, но в отношении которой у нас есть оп­равданные ожидания, что они могут попасть в сферу нашей досягаемости при определенных условиях (мир с достижимой досягаемостью).

Давайте рассмотрим лишь центральный сектор мира работы: мир в пределах реальной досягаемости, от которого производ-ны миры с восстанавливаемой и достижимой досягаемостью. В любое время жизни мы считаем само собой разумеющимся, что частью нашего жизненного мира мы можем манипулиро­вать, изменять и преобразовывать нашими действиями. Но это возможно, только если эти действия действительно выпол­нимы при данных обстоятельствах, превалирующих в этом секторе, т.е. в пределах пространственно-временного порядка вещей и их взаимосвязей. Эта выполнимость предполагает, что в соответствии с наличным запасом знания существует опре­деленный набор вещей и событий, называемых доступными средствами, которые, будучи соответствующим образом приве­дены в действие и управляемы, приведут к определенному со­стоянию дел, на которое нацелены проекты действий, называ­емых целями.

И теперь может потребоваться исчерпывающая взаимосвязь тематических, интерпретативных и мотивационных релевант-ностей, чтобы установить цели, которые необходимо достиг­нуть, найти возможный способ действий, необходимый для осуществления данного состояния дел, выбрать изо всех воз­можных способов действия выполнимые, поскольку цели до­ступны нам, и, наконец, изо всех выполнимых действий выб­рать наиболее соответствующие данным обстоятельствам. Если это так, лишь существование жизненного мира воспри­нимается как неоспоримая данность, которая включает в себя область верховной реальности, которая, опять же, имеет центр, т.е. область реальной досягаемости. Но с помощью не-

проблематизируемого фундамента открытых возможностей об­наруживается проблематичная возможность выбора из проектов действия, со всеми присущими ей тематическими, интерпре-тативными и мотивационными релевантностями. Например, наши предыдущие восприятия соответствующего типичного использования типичных средств для достижения типичных целей сами могут стать тематически релевантными, требую­щими проникновения во внутренний горизонт такого отноше­ния для прояснения скрытых импликаций заключенного в нем целе-средственного механизма. В такой ситуации возникает те­матическая проблема, требующая решения; и ее разрешение – особая дилемма, возникающая из необходимости выбора из проектов действия, который будет подробно описан во второй части настоящего исследования¹⁵⁵.

Однако выбор из проектов действия не всегда становится тематически релевантным, и не всегда достигает ясного и от­четливого проникновения в механизм, посредством которого достигается желаемое состояние дел. Именно на уровне мира работы в пределах реальной досягаемости желаемое состояние дел не только не проблематизируется и рассматривается в ка­честве само-объяснительной цели, но и соответствие и доступ­ность специфических средств, необходимых для достижения дан­ного состояния дел, также не проблематизируется. Это уровень нашей рутинной деятельности в повседневной жизни, множе­ство работ, привычно выполняемых почти автоматически в соответствии с предписаниями, которые были выучены и ус­пешно практиковались до сих пор. Мы считаем само собой разумеющимся, что предписания, до сих пор «выдерживавшие проверку», будут также эффективны и в будущем, в той мере, в какой типичные цели будут достигаться типичными сред­ствами. Мы так хорошо знакомы с этими типичными ситуаци­ями и их типичными взаимоотношениями, и наши ожидания того, что дела пойдут и дальше так, как прежде, кажутся нам столь вероятными и очевидными, что мы следуем этой рути­не, как мы ее назвали, до тех пор, пока не вмешивается то, что в состоянии исказить нормальный (т.е. непроблематизирован-ный и до сих пор эффективный) процесс нашей деятельности.

3. Уровень мира работы в пределах нашей реальной досяга­емости, где можно в любое время применить зарекомендовав­шие себя рецепты действия, называется миром моей рутинной деятельности. В его пределах все – если не доказано обратное – знакомо мне и, следовательно, рассматривается как неоспоримая

 

346

347

данность. Это мир знакомых тем, знакомых интерпретаций и даже систем мотивов, управляющих моими действиями, – привычное обладание предшествующим опытом и оправдан­ными ожиданиями. Не только мои подлинные мотивы-пото-му-что остаются непроблематизированными (и даже невиди­мыми), это справедливо и в отношении любого сектора жизненного мира до тех пор, пока мы живем в нашей деятель­ности (в самом широком смысле, включающем осведомлен­ность, восприятие и апперцепции модификаций внимания) и до тех пор, пока ничто не заставляет нас «остановиться и заду­маться» и схватить в рефлексивной установке набор наших мотивов-потому-что.

Но в рутинной деятельности даже наши мотивы-для рас­сматриваются как сами собой разумеющиеся, как привычное состо­яние дел, поскольку основаны на непроясненном и непрозрачном мотиве-потому-что, говорящем, что наша цель достижима, наши действия выполнимы, а наш привычный опыт хорошо проверен. В качестве само собой разумеющейся система моти-вационных релевантностей детерминирует систему тематичес­ких релевантностей, которые, парадоксально говоря, являют­ся тематическими лишь применительно к данному состоянию дел, т.е. тематическими не в смысле какой-либо темы, пробле­мы, подлежащей решению, заново проблематизированного, но как «прирученная тема» (topic- in- hand) – вопросы, ранее быв­шие тематическими, и которые «определенно» и исчерпываю­щим образом решены, проблемы «раз и навсегда» решенные и отложенные в сторону. Эти, так сказать, «прирученные» темы утратили свои интерпретативные релевантности. Оказывается, что, по меньшей мере, весь материал горизонта перенесен в те­матическое поле, в то время как тема все еще остается за преде­лами сферы просто рутины; когда она становится рутинной, «прирученной», открытые внутренние и внешние горизонты, по-видимому, исчезают. Или, выражаясь более адекватно, они разорваны, и вместе с ними разорваны все возможности реин-терпретации «прирученной» темы. Однако все это верно лишь до последующего уведомления: если что-то искажает длящее­ся рутинное действие, превалирующая «прирученная» тема может «выпасть из рук», проблема может вновь стать темати­ческой, и все ее горизонты окажутся вновь открытыми интер-претативному вопрошанию.

С точки зрения организации сознания, «прирученная» тема в рутинном мире вовсе не находится в тематическом ядре со-

знания. Напротив, она остается в маргинальной области. Я могу размышлять над своими жизнепрактическими или теоре­тическими проблемами во время прогулки, еды, бритья, куре­ния сигареты и т.д. Искусный исполнитель на музыкальном инструменте во время исполнения выполняет рутинные опе­рации для извлечения необходимых звуков; тематически на­правляемый смыслом исполняемого музыкального фрагмента, он автоматически транслирует ноты в звуки (если особая тех­ническая сложность не заставляет его сделать тематическим движение пальцев или изучить необычную нотную запись на предмет ее правильности).

Наш анализ мира рутины как подчиненной структуры на­шего мира реальной досягаемости, который, в свою очередь, является лишь сектором мира работы и относится к жизненно­му миру как целому, жизненному миру в его открытости уни­версуму в различных измерениях, прежде всего преследует цель продемонстрировать на примере взаимоотношения меж­ду имманентным структурированием жизненного мира и орга­низацией нашего запаса наличного знания. Этот пример так­же демонстрирует нам отправную точку для определения точного значения выражения «непроблематизированный мир». Исчер­пывающее проникновение в структурную организацию жиз­ненного мира будет достигнуто лишь в четвертой части нашего исследования¹⁵⁶. Для того чтобы установить значение непроб-лематизированного мира, мы переходим к исследованию орга­низации запаса наличного знания.

И здесь, однако, уместны слова предосторожности, чтобы избежать возможного непонимания. В предыдущем примере мы имели дело с рутинной работой как особой формой мира в пределах реальной досягаемости, составляющей централь­ный пласт моего мира работы. Однако этот пример вовсе не свидетельствует о том, что никакая рутинная деятельность не­возможна в иных, чем мир работы, областях жизненного мира, т.е. никакой рутины не существует в деятельности, не требую­щей телесных движений, обращенных во внешний мир. Рути­на – это такая категория, которую можно обнаружить на любом уровне деятельности, а не только в мире работы, хотя решающую роль она играет в верховной реальности – по меньшей мере по­тому, что мир работы является локусом всех возможных соци­альных взаимоотношений, а акты работы выступают предпо­сылками всех типов коммуникаций. Исследование различных форм действий во второй части данной книги¹⁵⁷ даст нам воз-

 

348

349

можность обсудить различные формы рутины на различных уровнях человеческого поведения. Здесь же, исследуя в первую очередь структуру запаса наличного знания и его взаимоотно­шения с различными областями жизненного мира, с одной стороны, и с системами релевантности – с другой, мы удовлет­ворились тем, что рутинная деятельность на каждом уровне ха­рактеризуется особой трансформацией ранее очерченных струк­тур тематической, интерпретативной и мотивационной релевантностей.