Б. Гуссерлево понятие проблематичных возможностей и поле непроблематизируемого

Сходство карнеадовой теории правдоподобия (piqanТn) и его степеней с гуссерлевским анализом проблематичных возмож­ностей, как они изложены в работе «Опыт и суждение» («Erfahr-ung und Urteil»), бросается в глаза. Профессор Робин, из ясно изложенной книги которого мы многое позаимствовали, об­суждает вопрос, относится ли кратко описанная выше тео­рия Карнеада лишь к сфере действия, как многие думают, или же ко всем типам когитаций, таким, как суждения, восприятия и т.д. Сравнивая тексты и анализируя их содержание, он при­ходит к подтверждению последней гипотезы. И это опять-таки состыкуется с анализом Э. Гуссерля, согласно которому источ­ник проблематичных возможностей коренится в допредика-тивной сфере.

Но если для Карнеада эти проблематичные возможности ограничены различными видами активности разума (хотя и не только действиями в смысле актов работы, обращенной во внешний мир), то Э. Гуссерль не может пренебречь их рефе­ренцией к пассивному синтезу, с помощью которого, как он полагает, конституируются такие отношения, как тождество, подобие и т.д. Именно этот пассивный синтез²⁶ соотносит на­личные переживания с уже пережитыми²⁷, которые в форме типов являются элементами нашего запаса знания. С помо­щью пассивного синтеза узнавания наличные переживания приводятся в соответствие или накладываются на типы уже пережитого материала. Объективно они могут быть, а могут и не быть конгруэнтными; они могут походить или отличаться друг от друга. Субъективно же мы можем отождествить данное переживание с чем-то уже пережитым как «то же самое» или как «то же самое, но видоизмененное» или же как «нечто по­добное»; мы можем либо «распознать» его, либо выяснить, что

 

250

251

в запасе нашего ранее типизированного знания нет ничего, что было бы конгруэнтно или даже сопоставимо с наличным переживанием – в последнем случае мы признаем это данное переживание новым, т.е. таким, которое не может быть приве­дено в соответствие с чем-то уже пережитым с помощью пас­сивного синтеза узнавания.

Однако сколь ни важна эта проблема для общей теории пе­реживания – а в дальнейшем мы еще вынуждены будем к ней вернуться, – она не является фокусом наших интересов при исследовании взаимоотношений между темой и горизонтом, избирательной функцией разума и лежащей в ее основе струк­турой релевантности. И все же все упомянутые выше теории – Карнеада, Гуссерля, Бергсона и Янкелевича – сходятся в до­пущении, что в пределах данного поля нашего сознания не­сколько конфигураций (перцептивных, фантазийных и проч.) состязаются друг с другом за то, чтобы стать интерпретацией. Они конкурируют на манер проблематичных возможностей или альтернатив: каждая имеет определенную привлекатель­ность, собственный вес, каждая может быть связана с предше­ствующими переживаниями или, по крайней мере, с пережи­ваниями подобного типа. В момент, предшествующий нашему обзору (periodeusis), мы имеем в поле нашего сознания, так сказать, неструктурированное целое рядоположенных конфи­гураций, каждая из которых может стать тематической, а мо­жет и остаться в пределах горизонта данного поля.

Описанная ситуация, как видим, отлична от той, что восхо­дит к истокам гештальт-психологического исследования. При­верженец гештальт-психологии также допускает как данность неструктурированное общее поле и стремится доказать, что посредством акта интерпретации избирательная способность ра­зума структурирует это поле на фон и то, что на нем выступает (то есть является гештальтом). Но он не показывает, как в пре­делах неструктурированного поля (которое, по выражению Э. Гуссерля, является полем открытых возможностей, откры­той структурой, в котором равновозможны все конкурирую­щие типы интерпретативного структурирования, каждый из которых имеет равный вес и одинаковую привлекательность) может быть конституирована подлинная альтернатива, т.е. проблематичные возможности. Гештальту, интерпретативно вычленяемому в открытом поле (или, лучше сказать, несколь­ко конфигураций, которые в процессе колебания в открытом поле становятся, соответственно, темой и горизонтом), с само-

го начала отводится привилегированное положение. У меня может быть выбор интерпретировать ту или иную конфигура­цию как гештальт или как относящуюся к фону данного поля; но это возможно лишь в том случае, если в самом поле консти­туированы в качестве проблематичных не одна, а несколько интерпретативных возможностей.

В рамках первой ступени правдоподобия (т. е. простой ве­роятности) равно возможна любая интерпретация, любая связь с типичными, ранее пережитыми данными. Каждая из «ото­бранных» в пределах данного поля конфигураций может стать тематической или остаться горизонтной, и в принципе не су­щественно, осуществляется ли этот процесс посредством пас­сивного синтеза, как утверждает Э. Гуссерль, или как акт вы­бора и сравнения, как, по-видимому, полагает Янкелевич. Но как тогда объяснить вторую стадию интерпретативной проце­дуры – ту, которую Карнеад обозначил как борьбу между perispastos (отклоненными) и aperispastos (неотклоненными) пред­ставлениями, или, в терминологии Э. Гуссерля, проблематичны­ми возможностями? Иначе говоря, как и с помощью какой процедуры некоторые из открытых возможностей отбираются, сопоставляются и обращаются в проблематичные возможности, каждая из которых обладает своим правдоподобием (piqanТn) и, тем не менее, примиряются посредством взаимоотношения отклоненных (per…pastoj) и неотклоненных (¢per…pastoj). Что заставляет человека в приведенном Карнеадом примере коле­баться между интерпретацией некоей вещи в темном углу ком­наты как мотком веревки или змеи? Она может быть открыта для множества других интерпретаций: это могла бы быть гру­да камней, куча белья и что угодно еще. В данной же ситуации – время зимнее, помещение слабо освещено, а человек труслив – он не проявляет интереса к подобным изысканиям. Его скорее интересует то, не опасен ли данный предмет и не требуется ли предпринять мер предосторожности? В углу помещения нахо­дится объект, который не структурирован в поле его зритель­ного восприятия? Прежде всего, почему этот объект настолько привлекает его внимание, что становится темой его интерпре-тативной активности? Что вообще заставляет его проблемати-зировать интерпретацию этого объекта? В помещении может быть множество других предметов, возможно, в том же углу, а возможно и в других, которые оставляют его абсолютно равно­душным; и все они расположены в неструктурированном поле его видения. Они остаются в области горизонта. В данной си-

 

252

253

туации они не становятся тематическими. Они не представля­ют никакой проблемы, интерпретативной или какой-либо еще, и потому он не обращает на них внимания. Та вещь, ко­торую он пытается интерпретировать либо как моток веревки, либо как змею, является в некотором смысле привилегиро­ванной среди других объектов, находящихся в помещении. Она выделяется из них, она изначально – введем этот тер­мин, предвосхищая дальнейшие результаты, – релевантна ему. Это может иметь самые разные причины, и чтобы оп­ределить их, мы должны располагать всеобъемлющим зна­нием не только ситуативных элементов текущего момента человеческой биографии, но и всей истории предшествую­щего становления, приведшего к теперешней ситуации (иными словами, всего осажденного опыта, результатом ко­торого и является нынешняя ситуация). Могло бы быть, к примеру, что комната, в которую входит человек, является его собственной, с которой он хорошо знаком и все детали кото­рой ему хорошо известны, – известны в смысле пассивного или автоматически привычного знания, почерпнутого в рутин­ном опыте. Тогда, входя в помещение, он ожидает увидеть его более или менее таким, каким он его оставил, как это было много раз, когда он возвращался домой – в дом, о котором он не может мыслить иначе, как посредством идеализации «снова-то-же-самое».

Этот набор ожиданий может конституировать непрояснен­ную, но устойчивую рамку всех возможных переживаний этого помещения, которых он вправе ожидать, входя в него в дан­ный конкретный момент времени. Но этот набор ожиданий, это поле непроблематичного, конституирующего или, по мень­шей мере, со-конституирующего рамку соотнесения (референ­ции) всех возможных и ожидаемых им переживаний, оказывает­ся разбитым вдребезги новым переживанием, не являющимся ни непроблематичным, ни знакомым. С первого взгляда чело­век обнаруживает в пока что не разрушенном поле визуально­го восприятия элемент, который не соответствует тому, что он ожидал, – некую вещь в углу. Что бы это могло быть? Почему она мне не знакома? Почему она не вписывается в ожидаемое поле непроблематизируемого, которое, как он по привычке полагал, найдет снова? Человек мог войти в комнату темати­чески озабоченным совсем другой проблемой, например, он мог думать о своих друзьях или о предстоящем путешествии. Однако крушение его ожиданий, неожиданная перемена навя-

зывает ему изменение его тематического поля. Нечто, которое, как предполагалось, будет знакомым, и, следовательно, непроб­лематичным, оказывается незнакомым. Его, стало быть, нужно исследовать и удостоверить его природу; оно стало проблема­тичным и, таким образом, должно быть тематизировано, а не оставлено в неразличимости фона сопутствующего горизонта. Оно достаточно релевантно, чтобы быть навязанным в каче­стве новой проблемы, новой темы и даже возобладать над пре­дыдущей темой его мышления, которую, сообразуясь с обсто­ятельствами, наш человек либо более вовсе «не схватывает», либо временно отодвигает в сторону.

Нет необходимости рассматривать здесь те незначительные модификации, которые привносятся в ситуацию, если поме­щение, в которое входит человек, является не его «домом», а помещением, с которым он до сих пор не был знаком. Тем не менее, даже и в этом случае у него есть более или менее хоро­шо определенные ожидания того, что он может найти в поме­щениях подобного типа. Объект, подобный лежащему в углу, не относится к тому типу вещей, которые он ожидает найти в помещениях такого типа. Среди прочих более или менее зна­комых или непроблематичных вещей эта выделяется своей неожиданностью. Что бы это могло быть? Вещь возбуждает его любопытство, приглашает уделить ей внимание, узнать или, возможно, отождествить ее с чем-то, чтобы почувствовать себя непринужденно в отношении других типизаций своих ожида­ний. Она становится проблематичной для него, и, следова­тельно, тематической.