Современный фанатизм и радикализация сознания

Всеохватный кризис западной цивилизации выражается не только в неравномерности производства и потребления материальных благ и угрозах экологических катастроф в масштабах планеты. Нарушение природных и социокультурных системных контуров и балансов в западном мире тесно связано с его заражением, «в самой вирулентной форме», рационалистическими идеями о противоборстве человека и окружающей среды, стремлением к жесткому контролю над ней, главенстве принципов экономического детерминизма, индивидуализма и фетишизации технологий (1). Становление ориентации на безграничное потребление значительно усугубило ситуацию.

Прежде всего, кризисные явления охватывают сферу личностной и социальной идентичности, ценностей, потребностей и мировоззрения. «Отвержение совести и веры вписывается в политику, в жизненный опыт, в международные проблемы, в стратегические завоевания. Это тревожное состояние человеческого бытия, неотвратимо снабженное силой раздробить мир на мелкие кусочки определяется универсальной способностью человечества покончить с самим собой. Как сдержать, вразумить, парализовать человеческую бомбу? Некогда терроризм вызывал целый букет тщательно продуманных мер – полицейские репрессии, экономические и социальные предосторожности. Сегодня вызов, не признающий границ, обращен здесь и теперь к разумному обоснованию нашей жизни, к нашим надеждам на выживание и нашей отваге перед лицом смерти» (2, с. 247).

Индикаторами глубины системного кризиса современного общества могут быть признаны рост экстремистских и террористических проявлений, эскалация насилия и нетерпимости. При этом фанатизм является неотъемлемой составляющей экстремизма и терроризма. Мы полагаем, что справедлива точка зрения на экстремизм как выраженный в действии фанатизм, соотносящийся с экстремизмом как внутреннее с внешним. «Экстремизм не самостоятелен, ему необходимо питание, и питание происходит за счет фанатизма, а фанатизм, в свою очередь, не самодостаточен, ему необходимо во что-то выливаться, воплощаться» (3, с. 128), что и осуществляется с помощью экстремистских и террористических актов.

В настоящее время не осталось и следа той «слабой надежды», о которой несколько десятилетий назад упоминал Н. Аббаньяно, что «феномен терроризма сам исчерпает себя в рамках более или менее короткого отрезка времени» (4, с. 164). В последние годы процессы радикализации сознания, лежащие в основе рекрутинга новых членов экстремистских организаций, преодолели барьер локальных и межэтнических конфликтов и превратились в мощную силу, создающую угрозу человечеству. Отрицать связь менталитета общества потребления и эскалации фанатических группировок в мире не позволяют факты.

Без четкого понимания природы фанатизма и причин стремительного роста его влияния на мировой арене невозможно планирование стратегий борьбы с его проявлениями, разработка мер профилактики экстремизма, терроризма и радикальных религиозных течений. Поэтому социально-философское осмысление феномена современного фанатизма имеет не только теоретическое, но и практическое значение.

Почвой фанатичного сознания становится опыт масс, который выстроен по стандартным шаблонам и избегает философствования, обращения к экзистенциальной глубине, как лишенного практически-полезного смысла. «Масса снимает все непохожее, недюжинное, личностное и лучшее,... жить – это вечно быть осужденным на свободу, вечно решать, кем ты станешь в этом мире» (5, с. 312). Фанатичное сознание вырастает в условиях массового рационализирующего сознания, которое служит для него питательным субстратом. Между человеком, «умеющим держать себя в бытии» и фанатиком обязательно присутствует слой конформной массы людей, выбирающих добровольно право на зависимость, право на духовное рабство. Именно в этом слое, придерживающемся преимущественно витальных ценностей и потребностей, может дать ростки фанатичная идеология. Причем идеология парадоксальная – порожденная кризисом настоящих бытийных ценностей, сама же бытийные ценности отвергающая, но провозглашающая цели достижения лучшего, справедливого мира.

В последнее время «могущество бесчеловечности» приобретает характер тотальной угрозы. Радикализация сознания будущих фанатиков идет различными путями: ей способствуют исходные психологические черты личности, социально-экономические условия среды ее жизни, прочность социальных контактов, и прежде всего, реализованность высших потребностей, дающая смысл существования в гармонии с миром. Так, например, общим в мировосприятии фанатиков, выбирающих для себя будущее джихадиста, является разрыв социальных связей, чувство личностной ущемленности, унижения и жажда реванша (6). При этом неважно, реальна ли ситуация несправедливости, или она предстает таковой лишь в восприятии субъекта, в любом случае она служит пусковым крючком процессов радикализации.

В основе фанатизма с психопатологической точки зрения находится замкнутый круг невротической зависимости: недостаток доверия к себе порождает недостаток доверия к миру, следовательно, невозможность конструктивной реакции на меняющиеся жизненные и коммуникативные условия. Отсюда следует два варианта – обходной, рационализирующий сценарий нападения и такой же объективирующий шаблон избегания. Таким образом, психологические «поломки» являются предпосылками двух типов фанатизма – агрессивно-мессианского антисоциального и «избегающего», асоциального. Бесстрашие фанатика на самом деле мотивировано глубинным страхом. Страх побуждает его «заморозить», закрепить в понятных и постоянных формах социальные институты, духовную жизнь, отношения между людьми и вообще – культуру.

Конформность, свойственная невротическому субъекту, движется потребностью в принадлежности, аффилиации. Вера и ценности в фанатичном сознании сливаются в единую, негибкую структуру, которая может функционировать ценой огромных энергетических затрат, обеспечиваемых с помощью воли. Формируется семантический ряд: фанатичная вера – ценность – сверхценная идея – установка сознания – усечение иерархии ценностей и потребностей – поведение. Таким образом, в центре структуры фанатичного сознания находится сверхценность – идея, символ, вербальный образ, заключающий в себе концентрированные смыслы, актуальные для личности, которые видятся ею как решение ее глубинных неосознаваемых конфликтов. С точки зрения проецирования в окружающий мир они дают фанатику «путеводную нить» по избавлению его от сложности принятия решений, восприятия многообразия и парадоксальности мира. Фанатичная вера есть отражение фанатичного недоверия реальности. С помощью фанатичной веры отрицаются очевидные факты и предпочитаются иллюзии (7). Разрыв фанатичной веры с действительностью, иными словами, «недоверие реальности» выражается в сверхценностном отношении к своим идеям относительно мира. Эти жесткие, заданные наперед идейные шаблоны блокируют получение информации от других людей и из окружающей среды. Фанатик, отличающийся радикализмом, считает свое мнение истиной в последней инстанции, которое вполне может воплощаться в жизнь за счет жизней других людей. При этом фанатично-радикальную личность совершенно не волнует тот факт, что большинство членов общества не разделяют такую позицию. Из этого следует вывод, что большинство «неправо», имеет разлагающее влияние на общество и должно быть подчинено, либо остановлено любой ценой (8).

Фанатичное сознание дуалистично: оно обязательно подразделяет мир на «мы» и «они». В ходе развития общества это разделение наблюдалось всегда, способствуя внутригрупповой консолидации, выработке этнической, территориальной, конфессиональной, лингвистической и иных идентичностей. Без разделения «мы» и «они» не сформировалась бы этнокультурное разнообразие человечества. Человек в современности сталкивается с тем же разделением мира на «мы» и «они», как и на заре становления человечества. В разных социокультурных сообществах данное противопоставление имеет специфику: в догосударственных этнических образованиях представлены минимальные возможности для продуктивной межкультурной коммуникации, взаимного обмена глубинными, бытийными смыслами, поскольку «они» воспринимаются как конкурирующая общность, и более широко – как пространство враждебной среды. Тем не менее, данное явление имеет этноконсолидирующее значение, которое сплачивает членов сообщества, способствует формированию традиций, общего поля сознания «мы». Именно к данному периоду относятся предания о борьбе с врагами, которые обязательно принадлежат к чуждым (реальным или мифологическим) сообществам. Потеря значимости противопоставления «свой» – «чужой» происходит в эру формирования наций, когда этноцентризм слабеет, личность приобретает «голос» и права, возможность выбора идентичности. Выход за пределы этничности в таком контексте рассматривается как предпосылка формирования толерантного сознания (9). Но «выход за пределы» своих этнических традиций, мировоззренческих моделей, культурной памяти ведет не к толерантности, а к утере личностью своих корней, «безразличной толерантности», равнодушию и попустительству фанатикам. Поэтому эволюция сознания предполагает расширение его горизонтов с сохранением живой сердцевины – народной культуры, традиций, и сопровождается построением пространства диалога.

Названные социокультурные тенденции имеют общий, «рамочный» характер, поскольку обретение индивидуальным личностным сознанием полноты возможно на любом уровне общественного развития, так и проявления фанатизма обладают приблизительно одинаковой частотой на уровне этноса и нации, а также в глобализационную эпоху. Фанатизм выходит за рамки простой дифференциации «своих» и «чужих»: ин-группа («мы») вместо позитивного отношения в умеренном варианте приобретает статус богоизбранности, эталона нравственности и чистоты, аут-группа («они») наделяется всеми возможными негативными проекциями (безнравственность, грязь и разложение в помыслах, деструктивность). «Они»… «становятся не просто врагами, а воплощением космического зла, и мир не просто состоит из различных людей с их достоинствами и недостатками, но становится полем битвы между добром и злом, между светом и тьмой, поэтому уместна параллель между фанатизмом и манихейским мировоззрением (10).

Фанатичное радикальное сознание формируется постепенно, и в этой постепенности есть шанс вовремя диагностировать начавшиеся изменения и вмешаться в данный процесс, пока он не стал необратимым. При этом вмешательство предполагает не только реализацию запретительных стратегий, – в дополнение к ним должен быть привлечен арсенал образовательных, просветительских и психологических средств, воздействующий силой значимых для субъекта авторитетов. Таким образом, ни социально-экономические, ни правовые барьеры сами по себе не способны стать эффективным противодействием фанатизации сознания. Запретить его недостаточно – ведь фанатик «ждет» нападения на свою позицию, нуждается и в репрессиях и в ограничениях, чтобы актуализировать свой потенциал агрессии, встав на защиту сверхценной Идеи. Образно говоря, таким способом пытаясь потушить костер, можно лишь раздуть его пламя. Выход – в комплексном подходе, основой которого будет преодоление фанатизма через восстановление контакта человека с его собственной экзистенциальной глубиной.

 

Литература

1. Бейтсон Г. Корни экологического кризиса / Экология разума. Избранные статьи по антропологии, психиатрии и эпистемологии / Пер. с англ. – М.: Смысл, 2000. С.454 – 459.

2. Гуревич П. С. Новые темы философской антропологии (очерки). Очерк 1. Феномен деантропологизации человека //Личность. Культура. Общество. 2009. Вып.1. (№№ 46-47) С.236 -250.

3. Фельде В. Г. Виды экстремизма и типы его субъектов // ОНВ. 2013. № 5 (122). URL: http://cyberleninka.ru/article/n/vidy-ekstremizma-i-tipy-ego-subektov (дата обращения: 09.04.2016).

4. Аббаньяно Н. Человек: проект 2000. Краснодар, 2010. -188с.

5. Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс /Эстетика. Философия культуры. М.1991. – 335 с.

6. Яхьяев М. Я. Фанатизм и терроризм: общее и особенное //Исламоведение. – 2010. – №. 4

7. Marimaa K. The many faces of fanaticism //ENDC Proceedings. – 2011. – Т. 14. – С. 29-55.

8. Ellis A. Fanaticism that may lead to a nuclear holocaust: The contributions of scientific counseling and psychotherapy //journal of Counseling and Development. – 1986. – Т. 65. – №. 3. – С. 146-151.

9. Мельникова Л. В. Толерантность как сберегающий подход в современной культуре: дисс. канд. философ. наук – Тюмень, 2003.

10. Nystrom C. L. Immediate man: The symbolic environment of fanaticism //ETC: A Review of General Semantics. – 1977. – С. 19-34.

 

 

Шеметова Анастасия Александровна,

аспирантка БГУ.

Научный руководитель – профессор В. А. Туев