Понятие современного периода развития социологии и его временные границы и основные этапы

Развитие американской эмпирической социологии в 20-30 гг. прошлого столетия

Первые эмпирические исследования социологического характера появились, как известно, еще в XVII — XVIII вв., о чем было сказано в процессе изучения классического периода становления социологии. Но это были, как правило, эпизодические и разрозненные научные разработки, «не делавшие погоду» в области социологической мысли и не имеющие определяющего значения для ее развития. Кроме того, в то время еще не существовало достаточно разработанной методологии и методики для проведения исследований подобного характера.

Но ситуация начала существенно меняться уже в начале ХХ столетия, когда в противовес теоретической социологии, стремящейся к созданию абстрактных социологических схем, нередко весьма далеких от реальной действительности, возникает эмпирическая социология. Специфика данного направления определяется тем, что оно ориентируется на осмысление конкретной жизнедеятельности людей и, будучи убежденным в невозможности описания и объяснения социума в целом, сосредоточивает свое внимание на анализе его конкретных сфер и структур, а также на происходящих в нем процессах и явлениях, которые имеют локальный характер.

Представители эмпирической социологии рассматривают общество как бесконечно многообразный феномен, обладающий множеством переменных, что не позволяет в принципе выявить какие-то общесоциологические закономерности. Вследствие этого ими исключается всякая возможность делать широкомасштабные обобщения и строить глобальные прогнозы.

В общем и целом эмпирические исследования в социологии опираются во многом на позитивистскую методологию, распространяя тем самым естественнонаучные методы на изучение социального мира. Прежде всего ими используются математические и статистические методы, дающие возможность обеспечить репрезентативность, достоверность, доказательность и обоснованность полученных результатов.

В соответствии с позитивистскими постулатами эмпирическая социология стремится к объективности, достигаемой не только особыми методами социологического исследования, но и рядом других факторов, среди которых следует выделить непредубежденную позицию социолога, публичность, общедоступность социологической деятельности.

Но в то же время в отличие от социологической науки, как она была замышлена позитивистом О. Контом, эмпирическая социология не ставит своей целью выявление общесоциологических законов и построение всеохватывающих умозрительных схем общественного развития. Представители данного направления, если и стремятся обнаружить какие-то закономерности в становлении и функционировании социума, то только такие, которые были бы зафиксированы в непосредственных наблюдениях и подлежали эмпирической проверке. В этой связи большое внимание исследователями уделяется выработке специального инструментария по сбору материала, обработке и анализу полученных данных, что в конечном счете перемещает центр тяжести социологического исследования с области чистой теории в область методики, техники и процедур ведения изыскательской работы.

Одной из важных предпосылок формирования эмпирической социологии именно в США, помимо социально-экономических факторов (нашедших выражение в бурных темпах развития экономики этой страны в первые два десятилетия ХХ века, в интенсификации труда и росте его производительности, в повышении материального благосостояния работников, а с другой стороны, в углублении социальной дифференциации, усилении несправедливости в распределении доходов, коррупции и других негативных последствиях), стали особенности менталитета американцев, получившие свое теоретическое обоснование в философии прагматизма.

Представители данного направления (Ч. Пирс и Дж. Дьюи) существенно пересмотрели традиционные взгляды на познающий субъект, дали свою трактовку истины и ее критериев, подведя тем самым научное обоснование под стихийно сложившееся в американском обществе познавательное отношение к миру. Поскольку философ-прагматик концентрирует свое внимание на тех практических возможностях, которые содержатся в познаваемом предмете, то истина, по его мнению, должна быть выведена за узкие гносеологические пределы и трактоваться как единство мышления и действия. В итоге место человека наблюдательного или просто любопытного занял человек, заинтересованный в манипуляциях предметами, в расширении спектра возможных практических действий, направленных на достижение значимых результатов.

Итак, с одной стороны, процессы, происходящие в американском обществе в 20-е гг. прошлого столетия: ускоренная индустриализация и концентрация капитала, массовая иммиграция и стремительная урбанизация, породившие наряду с позитивными достижениями круг серьезных проблем, требующих к себе пристального внимания не только представителей власти, но и исследователей; а с другой, — влияние философии прагматизма, ставившего акцент на практической стороне любого вида деятельности и на достижении полезных и эффективных результатов, — в значительной мере стимулировали развитие того направления социологического знания, которое получило название эмпирической социологии.

Появившись в начале в качестве альтернативы теоретической социологии, она в дальнейшем настолько окрепла, что стала абсолютизировать собственную роль, пренебрежительно относясь ко всякого рода теориям высокого уровня абстракции. Неслучайно среди ее основополагающих черт можно отметить следующие: 1) преднамеренный отрыв от теории высокого ранга и провозглашение собственных результатов наиболее достоверными и научными; 2) отождествление любой социологии, претендующей на научность, с эмпирической социологией; 3) увлечение математическими методами и порой слепая вера в их безукоризненность; 4) отказ от широкомасштабных теоретических обобщений; 5) непомерное увлечение чисто социологическими методами исследования при одновременной недооценке общенаучных методов. В конечном счете у определенной части американских исследователей возникло убеждение в том, что будущее социологии как науки напрямую связано именно с проведением сугубо эмпирических исследований.

Возникновение и расцвет эмпирической социологии в США имели непосредственную связь с Чикагской школой, которая в период с 1915 по 1935 гг. занимала лидирующее положение и оказала существенное влияние на всё последующее развитие американской социологической мысли. Именно здесь были развернуты многоцелевые прикладные исследования, ориентировавшиеся на осмысление конкретной жизнедеятельности людей.

Чикагская школа сформировалась на базе первого в мире социологического факультета, который возглавлял А. Смолл, а практицистский характер ее научных изысканий во многом определялся философией прагматизма, доктрину которого развил Дж. Дьюи, работавший в Чикаго с 1894 по 1904 гг. Кроме того, значительное влияние на взгляды основных представителей рассматриваемой нами школы (У. Томас, Ф. Знанецкий, Р. Парк, Э. Бёрджесс) оказала европейская социология, потому что все они в то или иное время учились в самых престижных университетах Западной Европы.

Таким образом, неслучайно отличительными чертами работ социологов Чикагской школы стало органическое соединение эмпирических исследований с теоретическими обобщениями, а также выдвижение гипотез в рамках единой программы, направленной на достижение конкретных практических целей. И если философско-гносеологические подходы чикагских социологов, проводивших первые конкретно-социологические исследования, были во многом различны, то всех их объединяло стремление основывать свои выводы на богатом эмпирическом материале.

Аналитический марксизм

В 80-е гг. минувшего столетия в марксистской среде появилось новое направление, получившее название «аналитический марксизм». Свою основную задачу его представители видели в том, чтобы дальше развить теорию Маркса средствами немарксистской науки и философии. И действительно, марксисты-аналитики стремились в своих работах сочетать некоторые положения марксизма с немарксистскими теориями и методами, дабы освободить учение Маркса от ненаучных, с их точки зрения, элементов. При этом целенаправленно и сознательно применялась англосаксонская аналитическая философия, а точнее, разработанные ею концепции рационального выбора и некоторые формы теории игр.

Используя эти современные логические средства, философы-аналитики пытались ответить на ряд фундаментальных марксистских вопросов. Вот некоторые из них: Почему и как возникают классы? Существует ли на деле эксплуатация трудящихся и возможно ли ее свести на нет? Представляет ли социализм интерес для рабочих при современном капиталистическом обществе? Является ли возможной в настоящее время социалистическая революция или единственный путь к социализму — мирный переход? Можно ли считать равенство целью марксистской этики?

Возникновение аналитического марксизма обычно связывают с выходом в свет (1978 г.) книги канадского, хотя и живущего в Англии, философа Дж. А. Коэна «Историческая теория Карла Маркса: защита», где проводится подробное рассмотрение основополагающих понятий, которыми родоначальник марксизма пользовался в своей теории, и делается вывод, что последний при построении собственной концепции использует функционалистскую объяснительную модель.

Это утверждение Коэна вызвало оживленную дискуссию, в ходе которой Дж. Эльстер утверждал, что социальную теорию следует низвести на уровень индивидов, а точнее свести ее к анализу рационального выбора индивидов, что делает неприемлемым функционалистский подход, предложенный Коэном, и требует его замены так называемым методологическим индивидуализмом. Обоснованию этого положения и служит книга Эльстера «Разъясняя Маркса» (1985).

Математик и экономист Дж. Рёмер в своих работах «Аналитическое обоснование марксистской экономической теории» (1981) и «Общая теория эксплуатации классов» (1982) ставит вопрос: что именно служит причиной эксплуатации при капитализме? Для правильного ответа на данный вопрос он считает необходимым разработать общую теорию эксплуатации, относящуюся в принципе к обществу любого типа.

Анализ современного классового общества и в особенности нового среднего класса стремился осуществить в своих книгах Э. О. Райт. В ходе проведенного исследования он выработал понятие «противоречивых классовых позиций», состоящее из трех измерений, включающих контроль за: 1) денежным капиталом; 2) физическим капиталом (станки и т. д.); 3) работой. Основываясь на этой схеме, ученый пришел к неутешительному выводу, что рабочие и капиталисты отличаются полной поляризацией во всех трех измерениях.

Общая характеристика

Франкфуртская школа в социологии представляет собой одно из наиболее влиятельных лево-радикальных течений западноевропейской мысли, организационно оформившихся в 30-е гг. на базе возглавляемого М. Хоркхаймером (с 1931 г.) Института социальных исследований во Франкфурте-на-Майне и руководимого им же (с 1932 г.) «Журнала социальных исследований».

После прихода в Германии к власти национал-социалистов в 1933 г. Институт перебрался в Женеву, а в 1934 г. был организован его филиал в Париже, где получила временное пристанище часть эмигрировавших сотрудников. После оккупации фашистами Франции Хоркхаймер с группой наиболее близких к нему исследователей направляется в США и там продолжает свою деятельность при Колумбийском университете г. Нью-Йорка. В 1949 г. большинство сотрудников Института возвращаются в Германию и вновь обустраиваются во Франкфурте-на-Майне.

Таким образом, в истории Франкфуртской школы можно выделить три периода: 1) «европейский» (со дня основания до 1939 г.), 2) американский (1939 — 1949 гг.) и 3) «западногерманский» (50 — 60-е гг.). Первый из них характеризуется институциализацией школы как с точки зрения организационной, так и идейной, или мировоззренческой; второй — ее активным теоретическим самоопределением на основе объединения философского и социологического подходов к анализу современного капиталистического общества; третий — резким, а порой даже гипертрофированным в своем критическо-нигилистическом пафосе размежевания со всеми остальными течениями и направлениями западноевропейской философии и социологии.

Представители Франкфуртской школы — М. Хоркхаймер, Т. Адорно, Г. Маркузе, Э. Фромм (позднее вышедший из ее состава) и Ю. Хабермас — занимались не только чисто теоретическими разработками: их лево-радикальная социологическая концепция оказала существенное влияние на обоснование программы движения «новых левых» в 60-е гг., особенно на воззрения ее экстремистского крыла, под руководством которого прокатились крупномасштабные политические выступления молодежи в 1968 г. Неслучайно, достигнув апогея в середине 60-х гг. вместе с размахом движения «новых левых», радикальные идеи франкфуртцев затем утратили свою актуальность и не оказывали уже столь значительного воздействия на социально-политическую жизнь западноевропейских государств.

Примечательно, что «комплекс» теоретических разработок, объединяющих франкфуртцев, носил преимущественно социально-философский характер. Он сложился как попытка синтеза марксизма, истолкованного в духе неогегельянства, фрейдизма, «философии жизни» и других направлений западноевропейской мысли, поставивших в центр своего рассмотрения проблему отчуждения. Именно в этой связи представители Франкфуртской школы обращаются в творчеству молодого Маркса, которое, по их мнению, несет в себе огромной мощи гуманистический заряд, в противовес работам «зрелого периода», где тот же Маркс предстает уже якобы «антигуманистом».

Таким образом, сквозными темами в исследованиях франкфуртцев становятся социологический анализ современного капиталистического общества, рассмотренного через призму проблемы отчуждения; резкая критика существующих в нем порядков за их антигуманный (т. е. репрессивный) характер; установление взаимосвязи между существующим типом социальных отношений и возникновением на их почве авторитарной личности; разработка новой методологии в области социологии культуры и искусства, по своей направленности антипозитивистской и антисциентистской.

В этой связи у франкфуртцев осуществляется переосмысление понятия «знания». Исходя из знаменитого бэконовского афоризма «знание — сила», они трактуют его прежде всего как силу подавления человеком самого себя и других людей, т. е. как силу, непременно влекущую ко всякого рода угнетению и эксплуатации. Отсюда резкое противопоставление научно-теоретического познания художественно-эстетическому способу постижения действительности. Так «истинное», т. е. авангардистское, искусство дает, по их мнению, не только образ свободной от эксплуатации природы, но и адекватно «моделирует» положение человека в современном «позднекапиталистическом» обществе, а также наглядно демонстрирует образ «будущего», выполняя в этой своей функции роль социальной утопии.

Однако критический пафос, присущий работам представителей Франкфуртской школы на всем протяжении ее существования, был направлен не только против буржуазной идеологии, но и против ортодоксальной марксистской теории, в роли которой выступала тогда ленинско-сталинская «модель марксизма». Именно это позволяет назвать франкфуртцев одними из основателей и наиболее рьяных приверженцев неомарксизма, который в их трактовке означал не просто обновленный марксизм, а новое по сути своей направление социальной мысли, в котором философские, политэкономические, социологические понятия предстают в совершенно ином свете и значительно модифицируют свой первоначальный смысл.

Например, признавая необходимость совершения антикапиталистической революции, франкфуртцы, в отличие от Маркса, трактуют последнюю в эсхатологическом ключе, как некий катастрофический поворотный пункт в истории человечества, осуществляющий полный разрыв с прошлым и позволяющий тем самым появиться принципиально новым социальным реалиям. Весьма далекой от марксовского понимания является у них трактовка и основных движущих сил предстоящей революции, где место уже обуржуазившегося и утратившего свою революционность пролетариата должны занять люмпенизированные слои населения стран Запада. Именно это утверждение сыграло существенную роль в идеологическом обосновании и обеспечении движения «новых левых», а уже через них — и «молодежного» бунта 1968 г.

Таковы в общих чертах особенности социально-политических и социологических взглядов представителей Франкфуртской школы, концепции которых мы теперь рассмотрим в персональном порядке.

Фрейдомарксизм» Г. Маркузе

Соединение лево-экстремистских идей с фрейдизмом осуществляется в творчестве одного из ведущих представителей Франкфуртской школы Герберта Маркузе (1898 — 1979), который с 1939 г. жил и работал в США. Эволюция его философско-социологических взглядов проходила под влиянием неомарксизма, истолковывавшего идеи Маркса в духе неогегельянства. Поэтому неслучайно первые работы немецкого социолога — «Новые источники к обоснованию исторического материализма» (1932) и «Гегелевская онтология и обоснование теории историчности» (1932) — были обращены к творчеству Маркса и Гегеля. В них Маркузе предложил собственную версию «критической теории» общества, во многом близкую к той, которую разрабатывал в это же время М. Хоркхаймер.

С его точки зрения, подлинным предметом «критической теории» — фундаментом, на котором должно быть возведено ее здание, — является «Будущее», понимаемое как радикальное, безапелляционное и полное отрицание всей наличной социальной реальности, или «данности». Отсюда коренное переосмысление отношения к утопии, перед которой «критическая теория» не должна испытывать никакого страха. Дело в том, что если истина, возвещаемая ею, не может быть реализована в рамках существующего порядка, то она вполне способна выступать по отношению к нему как утопия, требующая своего воплощения.

Превознося «Будущее» в противоположность настоящему, фантазию в противоположность понятийному постижению существующей социальной действительности, Маркузе доводит до полной «несовместимости» настоящее и грядущее и тем самым акцентирует эсхатологический элемент, присущий «критической теории» Хоркхаймера.

В дальнейшем этот элемент только усугубляется, определяя особенности маркузеанской концепции в книге «Разум и революция» (1941), где утверждается, что любой факт социальной реальности должен сопоставляться не столько с другими фактами наличной данности, сколько с тем состоянием, которое наступит после катастрофического (или апокалиптического) «прорыва» современного общества в новое измерение, где необходимость будет полностью преодолена и повсеместно восторжествует лишь одна свобода.

В 50-е гг. в связи с общим увлечением представителей Франкфуртской школы учением Фрейда Маркузе превратил свою «критическую теорию» общества в нечто вроде лево-фрейдистской философии истории вообще и социальной философии современного индустриального общества в частности. Характерной в этом смысле является его книга «Эрос и цивилизация» (1955), где напрямую ставится вопрос: компенсируют ли преимущества, доставляемые культурой, страдания, причиняемые «подавлением индивида», и прежде всего подавлением его эротических влечений.

И если сам Фрейд отвечал на этот вопрос весьма осмотрительно и неоднозначно, то Маркузе, напротив, без обиняков выдвигает тезис о категорической виновности культуры в тех муках и страданиях, которые претерпело человечество в ХХ веке.

Согласно маркузеанской трактовке, уже само понятие человека, взятое в том виде, как оно представлено у Фрейда, являет собой неопровержимое доказательство этой вины. Ведь, хочет того, или не хочет родоначальник психоанализа, культура, если строго придерживаться основополагающих принципов его учения, оказывается главным угнетателем человека, причем не только как социального, но и как биологического существа, поскольку она подчиняет своей «деспотической власти» всю структуру его инстинктов. Исходя из этого, Маркузе делает вывод, что прогресс культуры есть не что иное, как расширение и углубление «организованного господства» над каждым человеком в отдельности и всеми людьми вместе. И именно это постоянное усиление «организованного господства» ведет к тому, что в обществе накапливается агрессивность, которая стремится освободить подавленные сексуальные импульсы от гнета культуры.

Отсюда призыв немецкого социолога — «десублимировать» эротические влечения и, более того, создать все условия для их полного удовлетворения. И этот «бунт» против культуры понимается Маркузе как сочетание политической революции с «сексуальной», имеющей целью освободить «мощь объединяющего и несущего удовлетворение Эроса, закованного в кандалы и истощенного больной цивилизацией». В данной связи немецкий социолог считал, что психоанализ должен превратиться в проект по изменению современной цивилизации, посредством реализации которого восторжествует ничем не ограниченное удовольствие, игра и «наслаждение вне и против труда, общественного порядка и дисциплины», навязанных буржуазной рациональностью.

Далее, в своих поздних работах «Одномерный человек» (1964), «Эссе об освобождении» (1969), «Контрреволюция и бунт» (1972) Маркузе, опираясь на свой вариант «негативной диалектики», создает учение, выражающее философию политического экстремизма.

В первой из указанных работ он заявляет следующее: думать, что настоящее «чревато» будущим, как полагают марксисты, значит оставаться под влиянием одновременно и гегелевского («прогрессистского») идеализма, и буржуазного («конформистского») позитивизма, которые являют свою «недостаточную революционность». С учетом сказанного, переход от настоящего к Будущему, по Маркузе, должен стать «тотальной революцией», т. е. полным и абсолютным разрывом с гнетущим настоящим. И силы, ведущие к Великому Отрицанию «позднекапиталистического» общества, следует искать не внутри него, а «за» его пределами. В этом смысле Революция оказывается своего рода «эманацией», истекающей из Будущего в настоящее, и тем самым чем-то напоминает предрекаемое в христианстве «второе пришествие» Христа.

И коль скоро рабочий класс, на который в свое время уповал Маркс как на главную революционную силу, оказывается хорошо интегрированным в современное индустриальное общество, а потому утратившим некогда присущую ему революционность, Маркузе все надежды возлагает в этой связи на изгоев и аутсайдеров, к которым относятся эксплуатируемые и преследуемые расовые и сексуальные меньшинства, безработные или люди, находящиеся на грани безработицы, — одним словом, люмпены, пребывающие на обочине жизни.

Следует отметить, что многие маркузеанские формулировки получили в конце 60-х гг. широкое хождение в качестве популярных лозунгов и газетных клише, не говоря уже о том, что они стали непосредственным руководством к действию для лево-радикальных экстремистов и террористов. Увидев, к чему ведет практическое воплощение ряда его идей, Маркузе отмежевался от них, а также осудил экстремистские и террористические акции левых радикалов в своей работе «Контрреволюция и бунт», написанной по горячим следам бурных событий 1968 — 1969 гг.

Понятие современного периода развития социологии и его временные границы и основные этапы

Пытаясь очертить границы современного этапа развития социологической теории, прежде всего следует отметить, что содержание понятия современности в разных науках существенно различается. Так, если для большинства естественных наук их современное состояние определяется положением дел, сложившимся в последние годы или, в крайнем случае, десятилетия, то применительно к социальным и гуманитарным дисциплинам понятие «современность» охватывает значительно более длительные периоды. Это находит свое отражение в трудах многих известных социальных мыслителей. Например, английский социолог Э. Гидденс утверждает, что социология — наука как раз о современном этапе развития общества, который охватывает последние двести лет жизни человечества, т. е. по большому счету период капитализма. Другой исследователь истории развития социологической мысли шведский ученый П. Монсон в своей книге «Современная западная социология: теории, традиции, перспективы», с одной стороны, соглашается с тем, что термин «современное западное общество» означает примерно то же, что «буржуазное», «капиталистическое», или «рациональное» общество, однако, с другой стороны, одновременно уточняет, что выражение «современное общество» может также «указывать и на более поздний период, например, на развитие общества с 20 — 30-х гг. ХХ века до нашего времени». В этом, более узком, смысле, наверное, и следует понимать современный период развития социологической мысли.

Тем не менее, и здесь необходимо сделать определенное уточнение. Дело в том, что за последнее время в отечественной историко-социологической науке оформились две точки зрения относительно проведения разграничительной линии между классическим и современным периодами развития социологии. Первая из них, которую представляет В. П. Култыгин, сводится к тому, что современный этап развития социологической мысли берет свое начало со времени завершения Второй мировой войны и подразделяется на два периода: послевоенный (до конца 60-х гг. прошлого столетия) и новейший (с конца 60-х гг. до наших дней). Автор этой точки зрения убежден в том, что именно Вторая мировая война способствовала существенным трансформациям взглядов ученых на общество, на массовые социальные процессы и возможности управления ими. В плане институциализации социология, по его мнению, также совершила значительный шаг вперед, выйдя за пределы университетов в связи с созданием отраслевых исследовательских центров. Что касается новейшего этапа, то он, как полагает В. П. Култыгин, связан с молодежными и студенческими выступлениями, прокатившимися по Европе в 1968 г., а в плане внутреннего развития самой социологической науки определяется доминированием методологического плюрализма. И действительно, начиная с 60-х гг. ХХ века «появилось множество различных точек зрения, теорий и методов анализа различных общественных феноменов» (П. Монсон).

Но существует и иная точка зрения на определение временных границ современного этапа развития социологии, которую разделяют В. И. Добреньков, А. И. Кравченко, Э. А. Капитонов, Г. Е. Зборовский. По мнению этих авторов, границей перехода к современной социологии являются 20-е гг. минувшего столетия, когда западное общество вступает в эпоху развитого индустриализма, а центр мировой социологической мысли перемещается из Европы в США. И в самом деле, 20-е гг. ХХ века оказались важным рубежом в плане глубоких социальных изменений, которые, в свою очередь, потребовали скрупулезного анализа и глубокого изучения. Итоги Первой мировой войны, а также вызванные ею катастрофические социальные потрясения потребовали от ученых своего осмысления как для человечества в целом, так и для отдельно взятых стран.

Однако помимо социально-политических и экономических предпосылок, предопределивших переход социологии к современному этапу своего развития, нужны были также факторы непосредственно социологического характера. И главным из них стало появление эмпирической социологии, что в корне изменило ситуацию в самой социологической науке, в значительной мере скорректировав направленность ее исследований, их характер и функции. В эмпирической социологии оформляется новое отношение к объекту и методу научного исследования. В качестве первого предстают теперь не социальная реальность вообще, т. е. общество в целом, а отдельные подсистемы социального организма. Внимание многих ученых сосредоточивается на исследовании малых общественных групп, на мотивации поведения людей. Выполнению этой задачи способствовало использование особых методов, которые позволяли выявлять субъективные мнения и оценки, не концентрируя внимание только лишь на объективных фактах.

Появление и институциализация эмпирической социологии приводят к тому, что социологическая наука предстает теперь как единство противоположностей. И это постоянное взаимодействие между теоретической и эмпирической ветвями социологии, а порой и острая борьба между ними, определяет в сущностных чертах особенности современного этапа ее становления и находит свое выражение в самых различных формах, таких, как соотношение макро- и микросоциологии, фундаментальной и прикладной ее частей.

Итак, первая отличительная черта современного этапа развития социологической мысли — возникновение, институциализация и признание эмпирической социологии наряду с теоретической. Более того, оформившись в качестве самостоятельного направления, эмпирическая социология постепенно стала представлять собой не менее, а в некоторых случаях даже более важную, чем теоретическая, составную часть социологического знания. На протяжении всех последующих десятилетий ХХ века эмпирическая и теоретическая линии в современной социологии взаимодействуют друг с другом, то расходясь, то сближаясь, то взаимно дополняя одна другую, то обособляясь. На этой почве предпринимаются многочисленные попытки соединения теоретической и эмпирической ветвей социологии. И одной безусловно удачной среди них является теория среднего уровня, разработанная Р. Мертоном.

Другой важной особенностью современного этапа развития социологической теории становится то, что в ней намечается глубокая структурная и содержательная дифференциация. Появляются на свет совершенно новые течения и движения социологической мысли, формируются ранее отсутствовавшие специфические отрасли (социология города, социология труда, социология образования и т. д.). Все это дает возможность существенно конкретизировать социологическое знание, сделать его более доступным для «потребителей», пребывающих в самых различных сферах общественной жизни. Однако порой эта отраслевая дифференциация ведет к слишком мелкому дроблению, доходящему до совершенно ненужных градаций и классификаций.

Примечательно, что одновременно с этой тенденцией к фракционализации дает о себе знать и противоположная, т. е. стремление к интеграции социологического знания. Эта интеграция касается не только отдельных теорий и направлений в рамках самой социологической науки, но выходит за ее пределы, приближая последнюю как к социогуманитарным (психология, педагогика, экономика), так и к естественнонаучным дисциплинам (математика, информатика, биология и др.). Не случайно наиболее бурно развиваются те отрасли социологии, которые возникают на стыке ее с другими науками (социобиология, социология права и т. д.). И коль скоро в настоящее время «границы социологии предельно широки» (Э. Гидденс), это позволяет ей занять одно из ведущих мест среди многочисленных видов знания, которые производятся в огромном объеме социальными и гуманитарными дисциплинами.

Третья отличительная черта современной социологии определяется тем, что она, с одной стороны, развивается как предельно обобщенная наука (абстрактная теория), сосредоточивая свое внимание на разработке категорий, понятий и гипотез, а с другой, — все теснее сближается с повседневными практическими нуждами людей, удовлетворяя их, насколько это представляется возможным. Таким образом, на современном этапе параллельно и в равной мере развиваются как фундаментальная, так и прикладная социология.

И, наконец, нельзя не отметить еще одну важную характерную черту современной социологии — ее развитие в рамках плюралистической теоретико-методологической установки. Реально это означает, что в настоящее время в социологической науке существует множество линий и направлений, школ и теорий, то конкурирующих между собой, то взаимодействующих друг с другом. Более того, сознательно и преднамеренно утверждаемый методологический плюрализм ведет к тому, что социология на данном этапе развивается как мультипарадигмальная наука. На этом следует остановиться подробнее.

Несмотря на то, что современная социология охватывает период с 20-х гг. ХХ столетия по настоящее время, т. е. относительно небольшой отрезок времени, ее развитие предстает как весьма сложное и неоднородное, что позволяет выделить ряд этапов ее становления.

Первый из них, приходящийся на 20 — 30-е гг., характеризуется безусловным доминированием эмпирических исследований. Причины этого следует искать как в специфике развития социума, так и в самой социальной науке, которая вступает в состояние зрелости, обретая тем самым более высокий уровень. Быстро развивающееся в экономическом и социальном плане западное общество требовало работ эмпирического характера, которые бы помогали анализировать и решать конкретные проблемы жизни людей. Такой настрой ученых-социологов способствовал тому, что начинают активно развиваться отраслевые социологии, занимающиеся непосредственно проблемами индустриализации и урбанизации, исследованием условий труда и быта, поиском эффективных принципов управления. Изучается возможность мигрантов адаптироваться в новой непривычной для себя среде обитания. Именно этот вопрос стоит в центре внимания классической социологической работы «Польский крестьянин в Европе и Америке», написанной совместно У. Томасом и Ф. Знанецким.

Толчком для бурного развития индустриальной социологии, социологии труда и управления стал проведенный под руководством Э. Мэйо и Ф. Ретлисбергера Хоторнский эксперимент. Примечательно, что эмпирические и прикладные исследования в указанный период развиваются по большей части в США, которые постепенно становятся центром мировой социологической мысли.

Что касается западноевропейской социологии, то в силу устоявшихся традиций эмпиризм не получил в ней столь значительного развития, как за океаном, и исследования теоретического характера продолжали преобладать над прикладными разработками. Во Франции вели свои изыскания представители школы Э. Дюркгейма, в Германии активно заявляют о себе социальные мыслители Франкфуртской школы. Все большее влияние на социологию оказывают идеи психоанализа. Особо следует подчеркнуть роль социальной антропологии, получившей свое развитие на Британских островах в трудах А. Редклифф-Брауна и Б. Малиновского.

Важность этого этапа развития социологической мысли заключалась также и в том, что именно в данное время зарождаются три ведущих социологических направления — символический интеракционизм, феноменология и структурный функционализм.

Для отечественной социологии период начала 20-х гг. прошел под знаком противоборства марксистских и немарксистских концепций. Однако затем благодаря административным мерам довольно быстро возобладала марксистская линия, в результате чего социология как самостоятельная наука фактически исчезла, будучи поглощенной историческим материализмом. Идеологизация социологического знания снизила уровень теоретических научных разработок, и в то же время в сфере эмпирических исследований наблюдался определенный прогресс: были достигнуты значительные результаты в области методики, техники и процедур изучения целого ряда актуальных проблем.

Однако в начале 30-х гг. социологические исследования в СССР существенно свертываются под предлогом того, что социология не имеет статуса самостоятельной науки. Истинная же причина такого поворота дел заключалась в том, что тоталитарная система, создаваемая Сталиным, стремилась скрыть существующие в обществе противоречия и, как следствие, препятствовала его объективному изучению. В конечном счете, социология объявляется большевистскими лидерами буржуазной лженаукой и ставится под запрет.

Вто<