Отечественная социология в 20-30 гг. Прошлого века

После победы Октябрьской революции и до конца 1922 г. социология в России развивалась преимущественно как теоретическая наука. Эмпирические исследования почти не проводились, хотя потребность в них, безусловно, существовала. В целом данное пятилетие можно определить как время противоборства немарксистской и марксистской социологии. Однако в конце 1922 г., после высылки из страны большой группы ученых и философов, среди которых оказался и П. Сорокин, ситуация коренным образом изменилась. Были предприняты запретительные действия в отношении исследовательских институтов, которые проводили важную работу по изучению социологических проблем. Наркомпрос отменил преподавание социологии, и вместо нее ввел новый предмет — «Основы политических знаний», к ведению которых допускались только члены большевистской партии. В 1923 — 1924 гг. в вузах Петрограда было введено преподавание исторического материализма. Таким образом, противоборство двух линий (марксистской и немарксистской) в развитии отечественной социологии в первые годы советской власти завершилось авторитарными способом, который и в дальнейшем коммунистическая партия применяла в отношении науки.

Но и в рядах марксистов отношение к социологии не было одинаковым. Так, один из ведущих теоретиков большевиков Н. Бухарин в своей книге «Теория исторического материализма. Популярный учебник марксистской социологии» проводил идею отождествления социологии, а точнее. социологической теории с историческим материализмом. Последний был определен им как «общее учение об обществе и законах его развития, т. е. социология». Кроме того, Бухарин доказывал, что марксистская социология является самостоятельной дисциплиной, выступающей по отношению к философии марксизма как частная наука. Аналогичные позиции занимали Н. Андреев, С. Оранский, С. Семковский и др. В этой связи, например, Оранский писал: «Как общая теоретическая социология исторический материализм предполагает возможность конкретной социологии, особого конкретного социологического изучения социальных процессов».

Другая группа марксистов, среди которых были С. Вольфсон, С. Каценбоген, З. Черняков, придерживалась иной точки зрения. Она рассматривала социологию как составную часть философии. Были и такие, кто утверждал (В. Адоратский, И. Разумовский), что в историческом материализме можно выделить философский и социологический аспекты. При этом первый состоял в подчеркивании материалистического понимания мира и исторического процесса, а второй — в разработке общей теории общества.

Существовала среди марксистов и откровенно антисоциологическая позиция. Так, А. Деборин, Н. Карев, И. Луппол полностью отрицали социологическое значение исторического материализма и, более того, доказывали, что социология, безусловно, носит враждебный по отношению к нему характер. Поэтому она напрямую стала отождествляться ими с буржуазной наукой об обществе. В конечном счете, последняя точка зрения в рядах марксистских теоретиков получила решающий перевес. Этому в немалой степени способствовали политические условия, связанные с утверждением культа личности И. В. Сталина, которому нужен был уже не объективный анализ социальных процессов, а теория, подтверждающая правоту и силу его гениальных идей.

Итак, если для развития социологии в России период начала 20-х гг. характеризовался многочисленными дискуссиями как между марксистами и немарксистами, так и в рядах самих марксистов, то к концу 20 — началу 30-х гг. дискуссии постепенно затухают и сходят на нет. Место объективного анализа занимают пропагандистские реляции в пользу победившего пролетариата и его вождей. В то же время реальные недостатки и даже серьезные промахи в области социальной политики стали все больше замалчиваться. Чувствовалось и изменение методологических установок социологических исследований: факты просеивались сквозь идеологическое сито и на поверхности оставались и учитывались только те из них, которые подтверждали преимущества социалистического строя.

Но несмотря на то, что теоретическая социология испытывала в своем развитии существенные трудности, а порой и находилась в загоне, рассматриваемый нами период характеризуется бурным развитием эмпирических и прикладных исследований, которые охватывали практически все основные сферы жизнедеятельности общества. И касались они, как правило, актуальных социальных проблем.

Одним из наиболее важных направлений исследований стало изучение социальных проблем управления, труда и производства. Отечественная наука управления получила развитие в трудах А. Чаянова, Н. Кондратьева, С. Струмилина, А. Гастева. Каждый из этих ученых представлял собой неповторимую индивидуальность и оставил значительный след в истории научного знания.

Несомненным лидером в разработке науки управления был А. Гастев, который с 1921 по 1938 гг. возглавлял Центральный институт труда. Основная его заслуга как ученого заключалась в разработке теоретических и экспериментальных идей новой науки — социальной инженерии, соединившей в себе методы естественных наук, социологии, психологии и педагогики. Под руководством Гастева на промышленных предприятиях широко внедрялись инновационные методы организации труда и производства. В своих трудах ученый провозглашал наступление новой эпохи, где не останется места для трудовой расхлябанности, культурной отсталости и лености.

В 20 — 30-х гг. отечественные исследователи продолжали заниматься изучением положения рабочего класса и его уклада жизни, собирали статистические данные об условиях труда и производственного быта, о жилищных проблемах и питании. Наиболее значимой работой в этом направлении стала книга Е. Кабо «Очерки рабочего быта». Она явилась результатом длительного обследования большого количества людей, значительно обогащенного опросами и личными наблюдениями. Проведенные исследования показали, что основными проблемами в сфере труда и производства являются не столько физические и физиологические, сколько социальные, предполагающие прежде всего создание условий для плодотворного сотрудничества людей.

Не меньшее внимание уделялось исследованию социальных процессов, происходивших среди крестьянства. Особое значение придавалось анализу социального расслоения внутри данного класса. При этом, помимо объективной характеристики ситуации в деревне, ставилась задача выявить отношение крестьян к тем или иным злободневным вопросам как жизни в стране вообще, так и конкретно на селе. Одним из наиболее интересных исследований в этой области стала книга М. Феноменова «Современная деревня», которая стала по существу первой работой в развитии отечественной сельской социологии. Ученого и его сотрудников интересовало то, как используются в деревне орудия труда и технические приспособления, каковы хозяйственные навыки и производственные характеристики работников. Подробно описывался быт крестьян, санитарное состояние их жилищ.

Особое значение приобрели многочисленные исследования бюджета времени, проведенные под руководством С. Струмилина. В результате были получены данные о распределении суточного времени на различные виды деятельности, связанные с трудом, бытом и отдыхом, у рабочих, крестьян и служащих. Это позволило Струмилину выявить трехчленную парадигму бюджета времени — оплачиваемая работа (8 часов), сон (8 часов), домашний труд и отдых (8 часов).

Важными в теоретико-методологическом плане стали два достижения ученого: 1) научное обоснование равенства между трудом и обслуживанием, т. е. работой на производстве и в домашнем хозяйстве, и 2) приравнивание, по их методологической ценности, исследования бюджетов времени к денежным бюджетам, чего прежде никто не делал. Специально были проведены исследования бюджетов времени комсомольских активистов, пионеров и школьников.

Немало внимания уделялось в 20-е гг. самой острой социально-экономической проблеме — безработице. Многочисленные статьи и заметки с мест публиковались на страницах журналов «Голос работника», «Вопросы труда» и газеты «Трудовой посредник». Они давали богатый фактический материал о реальном состоянии дел в губерниях и свидетельствовали о нарастающей угрозе безработицы.

Перепись населения, проведенная в СССР в 1926 г., позволила получить интересную социальную статистику по проблемам классовой структуры российского общества, культуры, образования и т. д. Часто для этих же целей использовались и чисто социологические методы, например, анкетирование и интервью, которые проводились в самых разных регионах страны и в различных отраслях народного хозяйства.

Однако, несмотря на огромное разнообразие и широкий охват проблем, проводимые в те годы эмпирические исследования страдали описательностью и носили экстенсивный характер. В методах сбора данных сохранялся традиционный подход статистического наблюдения, в котором сочетались непосредственная регистрация каких-то фактов и вопросник, содержащий в себе оценочные вопросы или вопросы о мнениях.

Поскольку подавляющая часть исследовательских центров в то время принадлежала ведомствам, то это, естественно, придавало проводимым эмпирическим исследованиям отраслевую специфику и одновременно определяло зачастую закрытый характер информации. А со второй половины 30-х гг. массовые опросы как особый канал, при помощи которого широкие слои общественности получали бы достоверную информацию, и вовсе прекратились. И запрет здесь касался не самих эмпирических исследований, а именно социологических данных, которые, как это принято в мировой практике, должны публиковаться в открытой печати. Немалую роль в этом деле сыграла публикация написанного Сталиным «Краткого курса ВКП (б)», где исторический материализм как единственно верное учение был отнесен к сфере философского знания, в результате чего важнейшие положения социологического характера стали рассматриваться исключительно на философском, т. е. абстрактно-теоретическом уровне. Это в корне подорвало значимость эмпирических исследований, которые вскоре были и вовсе прекращены.