Основные направления социологических исследований в СССР с конца 50-х по конец 80-х гг.

Социология, полностью прекратившая свое существование в годы правления И. В. Сталина, после его смерти и наступившего в связи с этим периода некоторого послабления («хрущевской оттепели»), во второй половине 50-х гг. начинает вновь возрождаться. И тому были разного рода причины. Прежде всего с разоблачением на ХХ съезде КПСС культа личности Сталина были частично восстановлены возможности для творчества в области социальных наук. Это касалось и социологии, поскольку все более стала ощущаться потребность в знании реальных социальных процессов для более эффективного управления ими. Кроме того, в связи с восстановлением после Великой отечественной войны народного хозяйства в советском обществе стали возникать социально-экономические проблемы, требующие как своего практического, так и теоретического решения.

Неслучайно уже в 50-е гг. в лексикон советского марксизма проник и стал использоваться термин «конкретные исследования». Посредством таких исследований наиболее прогрессивно мыслящие идеологи КПСС и ученые в Академии наук СССР пытались в духе времени, навеянном «хрущевской оттепелью», избавиться от «догматизма, талмудизма и начетничества» и начать вести такие научные исследования, которые бы постигали «реальную жизнь советских людей».

С учетом происходящих перемен на международном совещании социологов, проходившем в январе 1958 г. в Москве, термин «социологические исследования» получил законные права на существование. Во многом этому способствовал визит советской делегации на III Всемирный социологический конгресс «Социальные изменения ХХ века», который состоялся в Амстердаме в 1956 г. Его результатом как раз и явилось осознание необходимости проведения социологических исследований и международного сотрудничества с зарубежными социологами. Более того, стало возможным после запрета, длившегося около трех десятилетий, вновь переводить некоторые социологические работы на русский язык. Так, были опубликованы «Социология» Дж. Морено (1958), «Властвующая элита» Ч. Р. Миллса (1959), «Современная социологическая теория в ее преемственности и изменении» под ред. А. Боскова и Г. Беккера (1961).

Кроме того, было разрешено и даже поощрялось властями писать «критические» работы, посвященные разоблачению недостатков и пороков учений современных западных социологов, которые, невзирая на все свои потуги, так и не смогли понять и по достоинству оценить единственно верное социальное учение — марксизм-ленинизм, а значит, несмотря на некоторые научные достижения, в общем и целом пребывали в плену ошибочных, если не просто вредных, иллюзий.

Таким образом, задачей номер один марксистских «критиков» становилось «идейное уничтожение» врага, т. е. буржуазного социолога. Он, как правило, обвинялся во всех «смертных грехах» — в идеализме, метафизичности мышления и т. д. и, в конечном счете, в том, что не понял или не захотел понять и принять единственно верного учения, в рамках которого все изучаемые им проблемы уже давно получили верное и всестороннее рассмотрение. Конечно, «критика» подобного рода порой носила «камуфляжный» характер, ибо при ее отсутствии ни одно исследование о зарубежных немарксистских авторах просто не было бы напечатано.

В рамках же самой советской социологии возрождение шло параллельно в двух аспектах — в теоретическом и эмпирическом. Что касается теоретического аспекта, то здесь велись бесконечные дебаты о месте социологии в марксизме, о ее соотношении с диалектическим и историческим материализмом, а также о том, в каких отношениях находятся теоретическая социология и эмпирические (или прикладные) исследования. В указанных дискуссиях непременно ставились вопросы, что для чего и как выступает методологической основой. Ввиду того, что эти споры велись между советскими теоретиками-марксистами (мыслителей других направлений в СССР тогда просто не могло быть), то на Западе их окрестили как «семейную склоку».

Все это в своей совокупности дало возможность поставить вопрос о статусе социологии как самостоятельной науки и о необходимости ее институциализации в данном качестве. Однако здесь сразу же возникала серьезная проблема, как вписать социологию в прокрустово ложе трех составных частей марксизма (марксистская философия, марксистская политическая экономия и научный коммунизм). Кроме того, многие партийные идеологии задавались вопросом, не обретут ли они в лице вновь появившейся науки серьезного и опасного конкурента, который будет вскрывать недостатки и слабости созданной в СССР социально-экономической системы. В итоге по этому вопросу было принято волевое или, если угодно, силовое решение — объявить, что как самостоятельной науки социологии нет и быть не может. Поэтому в лучшем случае допустимы прикладные социологические исследования, которые при определенных условиях могут быть важны и полезны, но которые ни в коем разе не должны претендовать на статус полновесной и методологически самостоятельной науки. Одним словом, дискуссия по поводу статуса социологии закончилась безрезультатно в том смысле, что желаемой автономии данная наука так и не приобрела.

Более плодотворный и творческий характер носили эмпирические исследования, масштабы и значение которых в рассматриваемый нами период возрастали год от года. Первый шаг к реабилитации эмпирической социологии был сделан в статье академика В. С. Немчинова «Социология и статистика» (1955), в которой видный экономист выступал за возобновление социологических исследований и не только в сфере экономики. Вскоре его точка зрения нашла поддержку со стороны А. А. Зворыкина, утверждавшего, что, основанные на базе «хорошего» истмата конкретные социологические исследования принесут гораздо больше прибыли, чем это они делают на базе «плохой» буржуазной философии.

После учреждения в 1958 г. Советской социологической ассоциации появился легитимный орган, ответственный за организацию и проведение эмпирических исследований. Вслед за этим формируются различные исследовательские структуры — группы, лаборатории, центры. Так, например, в 1963 г. в Научно-исследовательском институте ЦСУ СССР, директором которого в то время был А. Я. Боярский, создается сектор демографии и трудовых ресурсов. По инициативе ЦК ВЛКСМ формируется всесоюзная сеть исследовательских центров, с помощью которой было проведено несколько опросов молодежи. На базе экономического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова был организован Центр по изучению проблем народонаселения. И, наконец, кульминационной точкой в многолетнем процессе реставрации эмпирической социологии можно считать создание в 1968 г. Института конкретных социологических исследований Академии наук СССР.

Еще раньше, в 1960 г., при газете «Комсомольская правда» начал работать Институт общественного мнения под руководством Б. А. Грушина. За первые годы своей деятельности он провел восемь всесоюзных опросов, используя различные модели выборки и методы сбора информации. Темы опросов были следующие: отношение к войне и миру, изменение уровня жизни, «автопортрет молодого поколения», досуг и его времяпрепровождение и т. д.

В 60-е гг. начинают складываться уже «без указки сверху» социологические центры: на Урале в Свердловске (М. Н. Руткевич), в Перми (З. Файнбург), в Ленинграде (В. Ядов, А. Здравомыслов), в Москве (Г. Осипов, Ю. Левада, Н. Наумова, В. Колбановский), несколько позднее в Новосибирске (В. Шубкин, Т. Заславская, В. Шляпентох). При них стали создаваться первые социологические подразделения — лаборатории, научно-исследовательские группы и сектора.

В феврале 1966 г. в Ленинграде проходит симпозиум на тему «Опыт проведения конкретных социологических исследований в СССР», в котором приняли участие 600 ученых, а в марте того же года был организован симпозиум в Москве, где насчитывалось уже 700 участников. В апреле 1967 г. в Сухуми состоялось совещание по количественным методам в социологии, которым руководил А. М. Румянцев, избранный в эти же дни вице-президентом АН СССР по общественным наукам.

Важную роль в разработке методологических вопросов эмпирической социологии сыграли отдел методики социологических исследований Института социологии АН СССР. Его сотрудники изучали методологические аспекты использования в социологии методов качественного регрессивного анализа (К. А. Аргунова), типологию шкал (М. С. Косолапов), вопросы оцифровки и сравнения различных парных коэффициентов связи (О. В. Лакутин), проблемы типологического анализа (Г. Г. Татарова), социологические измерения (Ю. Н. Толстова).

Исследования социологического характера вели многие научные институты ведомственного подчинения, крупные промышленные предприятия и агропромышленные комплексы. Большинство этих подразделений пытались исследовать социальные проблемы, связанные с деятельностью человека, его положением в обществе, в трудовом коллективе, в семье, с его потребностями, интересами, ценностными ориентациями и степенью их реализации.

Наряду с вышеуказанными позитивными сдвигами в конце 60-х гг. появились и симптомы усиления партийно-идеологического давления на социологов. Первый удар был нанесен по Институту конкретных социологических исследований, который представлялся партийным органам рассадником либерализма и чужеродных марксизму и социализму идей. Непосредственным поводом для нападок стала публикация «Лекций по социологии» Ю. Левады в 1969 г. Дело в том, что в условиях отсутствия отечественной учебной литературы по социологии ученый использовал материалы зарубежных социологических изданий, что партийными чиновниками было расценено как совершенно недопустимый поступок. В результате довольно жесткого осуждения Левада получил строгий выговор по партийной линии и был отстранен от чтения лекций в качестве профессора МГУ.

В мае 1972 г. был отстранен от руководства Институтом конкретных социологических исследований академик А. М. Румянцев, а вместе с ним освобожден от работы и ряд ведущих специалистов (Ф. М. Бурлацкий, Г. А. Грушин, И. С. Кон, В. Б. Ольшанский и др.). Это стало знаком того, что благоприятные времена миновали и начался период застоя. Общий дух данного периода, охватившего целые пятнадцать лет, заключался в том, что партийно-бюрократическим аппаратом постоянно чинились препятствия в работе талантливых ученых, выводы которых расходились с выводами, представленными в партийных документах.

Ситуация в отечественной социологии с начала 70-х до конца 80-х гг. определялась следующими особенностями. Во-первых, наблюдается резкое усиление социологического мифотворчества, носящего по сути дела заказной характер. Ангажированные властями ученые делали в своих исследованиях выводы об усилении социальной однородности советского общества, о сближении классов и социальных групп в СССР, об образовании новой исторической и социальной общности — «советский народ», о гармонизации национальных отношений, о единодушном одобрении со стороны народа решений партии и правительства («Планы партии — планы народа»). Эти мифы, по мнению партийно-государственного аппарата, должны были получить социологическое подтверждение с помощью конкретных исследований. Тем самым социологии ставилась задача «отработать» оказанное ей доверие.

Во-вторых, вопреки стремлению социологов доказать свою полезность и необходимость для общества, снижается уровень востребованности как теоретической, так и эмпирической социологии. Оптимальным становится использование отдельных «выборочных» (естественно, позитивных) данных в докладах и отчетах партийных и государственных руководителей.

В-третьих, в 70 — 80-е гг. существенно снижается, в сравнении с предыдущим десятилетием, научная и общественная активность многих ведущих социологов страны, которые в условиях ужесточения политико-идеологического давления вынуждены были зачастую, как говорится, работать «в стол», ожидая в будущем наступления лучших времен.

Вместе с тем нельзя не отметить и некоторые успехи в отечественной социологии как в плане ее институциализации, так и в плане содержательного и исследовательского характера.

Большую роль в ее развитии сыграл журнал «Социологические исследования», начавший выходить в свет с 1974 г., главным редактором которого был А. Г. Харчев. В непростых условиях идеологического прессинга он сумел сохранить свое относительно независимое «научное лицо» и обеспечить достаточно высокий профессиональный уровень публикуемых материалов. Возникли и неуклонно развивались региональные отделения советской социологической ассоциации. В середине 80-х гг. появились первые социологические отделения (хотя только по прикладной социологии) в Московском и Ленинградском университетах, первые выпускники которых (по 25 человек в каждом университете) в 1989 г. получили диплом специалиста.

В конце 60-х гг. в СССР началось крупномасштабное исследование уровня жизни населения, завершившееся только в 90-х гг. Уникальным был уже сам его замысел: изучить буквально все стороны жизни советских людей (семейное благосостояние, условия, уровень, образ и качество жизни, ценностные ориентации, бытовое обслуживание и т. д.) на примере большого индустриального центра, расположенного в южной части страны. Для этих целей был выбран один из типичных в данном отношении город Юга — Таганрог. Имя этого города дало название всему проекту. План выборки среди населения был простроен на основе квот, которые рассчитывались по четырем параметрам: социальное положение, пол, возраст, образование. Кроме того, ученые применяли также направленные типологические выборки по группам населения. Всего анкетными опросами было охвачено более шестнадцати тысяч населения.

Стратегическая цель исследования состояла в попытке выявить социально-экономические проблемы, с которыми сталкивается общество, условия и факторы их возникновения, а также механизмы и пути преодоления. Итоги этих исследований дали возможность определить связи и закономерности формирования образа жизни и здоровья населения, типичные для многих промышленных центров страны, глубже и рельефнее раскрыть тенденции изменения условий жизни населения, найти наиболее эффективные способы их целенаправленного регулирования.

Период с середины 70-х по середину 80-х гг. можно в отечественной социологии, пожалуй, назвать десятилетием образа жизни. При многих научно-исследовательских институтах были созданы целые сектора и группы, занимавшиеся специально этой проблемой. Бесчисленным эмпирическим исследованиям по данной теме предшествовала жаркая теоретическая дискуссия о содержании и границах данной категории, в которой приняли участие ведущие философы и социологи. В конечном счете, возобладала точка зрения, согласно которой под образом жизни следует понимать совокупность форм деятельности, взятых в неразрывном единстве с условиями этой деятельности. Среди региональных научных школ, занимавшихся тогда эмпирическим изучением образа, уклада, качества и стиля жизни, выделились московская, ленинградская, минская и киевская.

В конце 70 — начале 80-х гг. активно продолжались исследования профессиональных ориентаций и образа жизни отдельных групп молодежи, в частности работы, посвященные анализу профессиональных ожиданий выпускников средних школ. И здесь свое веское слово сказали Д. Л. Константинов и В. Н. Шубкин.

С начала 70-х гг. появились первые отечественные труды по изучению девиантного поведения и выявлению эффективных форм социального контроля в его отношении. Исследованиями по данной тематике занимались Я. И. Гилинский, Б. М. Левин, Б. С. Братусь и др.

В плане развития теоретической социологии период 70 — начала 80-х гг. был отмечен публикацией ряда интересных и важных работ. Это, в первую очередь, касается трудов В. А. Ядова по методологии и методике социологического исследования. Необходимо также упомянуть работы Б. А. Грушина по проблемам массового сознания, Т. И. Заславской — по методологии системного анализа сельских регионов, А. Г. Здравомыслова — по изучению структуры личности, В. Н. Шубкина — по проблемам молодежи и т. д. Все они способствовали формированию предпосылок для нового этапа развития отечественной социологии, который наступает в 90-е гг. прошлого века.