Негативная диалектика» Т. Адорно

Тема разума или, точнее, рациональности разрабатывается также в книге «Диалектика просвещения», написанной совместно М. Хоркхаймером и Т. Адорно в последние годы войны и опубликованной в 1947 г. Но прежде чем приступить к ее анализу, хотелось бы сказать несколько слов о ее втором авторе. Теодор Визенгрунд-Адорно (1903 — 1969), немецкий философ, социолог и музыковед, стал одним из ведущих представителей Франкфуртской школы. Творческую деятельность он начал как авангардистски ориентированный музыкальный критик, теоретик и социолог музыки. Уже в его ранних статьях им был сделан вывод, что общество представляет собой противоречивое единство, ибо оно одновременно систематично и нерегулярно, рационально и иррационально. И это, безусловно, должна учитывать социология.

В дальнейшем данная идея находит свое конкретное воплощение в первой крупной работе Адорно «Диалектика просвещения», которая, как уже было сказано, написана им в соавторстве с Хоркхаймером. Здесь веберовская концепция рациональности как основы духа капитализма подвергается радикальной модификации. Уже самый первый импульс к рациональному овладению природой, утверждают франкфуртцы, предполагает, с одной стороны, расщепление изначальной целостности природы (и человека как ее части) на самопротиворечивый «субъект-объект»; а с другой, — возникновение установки на насильственное отношение к природе, в рамках которого человек предпочитает не находиться с ней в гармонии, но силой заставить ее служить себе. И всё последующее развитие человечества есть не что иное, как экспликация (развертывание) этого изначального противоречия, достигающего своего апогея в эпоху капитализма.

Отсюда и двойственная роль просвещения, под которым подразумевается в широком смысле возрастание степени рационализации жизни. По мнению Хоркхаймера и Адорно, первоначально просвещение преследовало, на первый взгляд, благородную цель — освободить человека от страха перед таинственными и могущественными силами природы и сделать его властелином мира. И действительно, в настоящее время общество господствует над природой как никогда ранее; однако, разум в ходе развития цивилизации превратился в формальную рациональность, а точнее в «технократическое мышление», задача которого проста — найти самые эффективные средства для достижения любых целей, лишь бы находящиеся у власти люди считали их для себя значимыми. В итоге «техническая рациональность», расширяя горизонты мысли и действия, отнимает у человека автономию, силу воображения, независимость собственного поведения. А значит, «она есть принудительная сила отчужденного от себя общества».

Поэтому неслучайно прогресс технических возможностей сопровождается процессом дегуманизации общественной жизни. И более того, применение разного рода технологий в современном капиталистическом обществе приводит к тоталитаризму, ибо создаются новые, более эффективные и даже более «приятные» методы контроля над индивидами. Так просвещение превращается в свою противоположность. Поэтому несмотря на кажущуюся рациональность общественной жизни в ней преобладают иррациональные моменты: мир поддерживается за счет постоянной угрозы войны, при существовании достаточного количества средств люди продолжают оставаться бедными и эксплуатируемыми, значительное увеличение свободного времени сопровождается подавлением индивидуальности.

Более того, авторы книги считают, что процесс «рационализации» человеческого духа приобрел явственно выраженные черты коллективного безумия, или массовой паранойи: отсюда национал-социализм, концентрационные лагеря и лагеря смерти, где умерщвление людей было поставлено на поток, т. е. осуществлялось с помощью специально разработанных для этого «рациональных» методов. Эти чудовищные факты, согласно Хоркхаймеру и Адорно, суть не что иное, как проявления «помрачения» просветительского формально-безличного разума, утратившего способность к всякого рода критической рефлексии и потому ищущего своего врага не внутри самого себя, а «вовне», т. е. там, где его нет. Одним словом, в силу неумолимой диалектики рациональность, доведенная до своего предела, превращается в безумие, порождающее кошмары и ужасы войны, чувство отчаяния и безысходности.

Другой наиболее значимой работой Адорно становится «Негативная диалектика», где утверждается, что современная философия «служит только маскараду реальности, чтобы увековечить существующий порядок». И тому есть объективные причины. Дело в том, что разум, основываясь на принципе тождества бытия и мышления, строит себе иллюзии, что способен «познать непохожее, сделав его похожим». Но реальность не есть разум, а значит, не всё в ней подводится под всеобщие законы. Отсюда основная задача диалектики (получившей у Адорно название «негативная диалектика») — отказаться от несбыточного желания постижения всеобщего и сосредоточить свое внимание на индивидуальном. Поэтому основной ее категорией должно стать не тождество, как это было у Гегеля и других классиков философской мысли, а различие. Таким образом, Адорно посредством своей «негативной диалектики» стремится разрушить социально-политическую тотальность в пользу индивидуальных различий.

Поставив в центр своего внимания проблему «человек — социальное бытие», немецкий социолог с этого угла зрения критикует традиционные понятия и категории диалектики как яркое выражение овеществления и отчуждения теоретического сознания в условиях, когда всюду доминирует «рыночно-калькуляторская» рациональность. В этой связи он рассматривает формально-логический закон тождества, сводящий всё многообразие феноменов в некое единство, как изначальный акт «подавления и угнетения» нетождественного (или «Иного»), лежащий в основе насилия над природой и порождающий эксплуатацию человека человеком. В результате «критическое переосмысление» диалектики, осуществленное Адорно, страдает вульгарным социологизмом, ибо логико-гносеологические понятия в его концепции непосредственно редуцируются к определенным общественно-экономическим реалиям.

Таким образом, в неистинном мире всеобщей идеологизации, находящей свое непосредственное выражение в законе тождества, идея истинных человеческих отношений как идеал «абсолютно Иного» может быть выражена не в логической форме, а в иррационально эстетическом модусе. Дело в том, что искусство в отличие от идеологии прямо подчеркивает иллюзорный характер своего содержания, не пытаясь выдавать его «за саму действительность». И именно эта осознанная «видимость» эстетического феномена, согласно немецкому социологу, может противостоять ложному сознанию овеществившихся абстракций, свойственному современному капиталистическому обществу.

Одним словом, в адорновской «негативной диалектике» в качестве органона истины выступает уже не наука с ее безжизненными абстракциями и не философия с ее понятийными формами, а искусство, причем опять же искусство не классическое, но авангардистское, ибо только оно с помощью сюрреалистической фантазии способно постичь «Иное» как некое сверхреальное, дремлющее в подсознании людей (в их грезах и сновидениях) и не поддающееся в принципе логическому осмыслению. Именно это «Иное» у Адорно являет собой смутный образ грядущего в неопределенном будущем, когда снова возродится состояние полного слияния человека с природой, в результате элиминации «угнетательского» разума, на базе которого сложилась вся современная человеческая цивилизация, оказавшаяся по сути своей «неудачной».

Постоянная апелляция к искусству выдает романтические (а точнее, шеллингианские) установки негативно-диалектической «критики идеологии», хотя сам Адорно постоянно подчеркивает «марксистские истоки» своей концепции, претендуя даже на «радикализацию» Марксова тезиса об идеологическом характере любой социальной теории.

Фрейдомарксизм» Г. Маркузе

Соединение лево-экстремистских идей с фрейдизмом осуществляется в творчестве одного из ведущих представителей Франкфуртской школы Герберта Маркузе (1898 — 1979), который с 1939 г. жил и работал в США. Эволюция его философско-социологических взглядов проходила под влиянием неомарксизма, истолковывавшего идеи Маркса в духе неогегельянства. Поэтому неслучайно первые работы немецкого социолога — «Новые источники к обоснованию исторического материализма» (1932) и «Гегелевская онтология и обоснование теории историчности» (1932) — были обращены к творчеству Маркса и Гегеля. В них Маркузе предложил собственную версию «критической теории» общества, во многом близкую к той, которую разрабатывал в это же время М. Хоркхаймер.

С его точки зрения, подлинным предметом «критической теории» — фундаментом, на котором должно быть возведено ее здание, — является «Будущее», понимаемое как радикальное, безапелляционное и полное отрицание всей наличной социальной реальности, или «данности». Отсюда коренное переосмысление отношения к утопии, перед которой «критическая теория» не должна испытывать никакого страха. Дело в том, что если истина, возвещаемая ею, не может быть реализована в рамках существующего порядка, то она вполне способна выступать по отношению к нему как утопия, требующая своего воплощения.

Превознося «Будущее» в противоположность настоящему, фантазию в противоположность понятийному постижению существующей социальной действительности, Маркузе доводит до полной «несовместимости» настоящее и грядущее и тем самым акцентирует эсхатологический элемент, присущий «критической теории» Хоркхаймера.

В дальнейшем этот элемент только усугубляется, определяя особенности маркузеанской концепции в книге «Разум и революция» (1941), где утверждается, что любой факт социальной реальности должен сопоставляться не столько с другими фактами наличной данности, сколько с тем состоянием, которое наступит после катастрофического (или апокалиптического) «прорыва» современного общества в новое измерение, где необходимость будет полностью преодолена и повсеместно восторжествует лишь одна свобода.

В 50-е гг. в связи с общим увлечением представителей Франкфуртской школы учением Фрейда Маркузе превратил свою «критическую теорию» общества в нечто вроде лево-фрейдистской философии истории вообще и социальной философии современного индустриального общества в частности. Характерной в этом смысле является его книга «Эрос и цивилизация» (1955), где напрямую ставится вопрос: компенсируют ли преимущества, доставляемые культурой, страдания, причиняемые «подавлением индивида», и прежде всего подавлением его эротических влечений.

И если сам Фрейд отвечал на этот вопрос весьма осмотрительно и неоднозначно, то Маркузе, напротив, без обиняков выдвигает тезис о категорической виновности культуры в тех муках и страданиях, которые претерпело человечество в ХХ веке.

Согласно маркузеанской трактовке, уже само понятие человека, взятое в том виде, как оно представлено у Фрейда, являет собой неопровержимое доказательство этой вины. Ведь, хочет того, или не хочет родоначальник психоанализа, культура, если строго придерживаться основополагающих принципов его учения, оказывается главным угнетателем человека, причем не только как социального, но и как биологического существа, поскольку она подчиняет своей «деспотической власти» всю структуру его инстинктов. Исходя из этого, Маркузе делает вывод, что прогресс культуры есть не что иное, как расширение и углубление «организованного господства» над каждым человеком в отдельности и всеми людьми вместе. И именно это постоянное усиление «организованного господства» ведет к тому, что в обществе накапливается агрессивность, которая стремится освободить подавленные сексуальные импульсы от гнета культуры.

Отсюда призыв немецкого социолога — «десублимировать» эротические влечения и, более того, создать все условия для их полного удовлетворения. И этот «бунт» против культуры понимается Маркузе как сочетание политической революции с «сексуальной», имеющей целью освободить «мощь объединяющего и несущего удовлетворение Эроса, закованного в кандалы и истощенного больной цивилизацией». В данной связи немецкий социолог считал, что психоанализ должен превратиться в проект по изменению современной цивилизации, посредством реализации которого восторжествует ничем не ограниченное удовольствие, игра и «наслаждение вне и против труда, общественного порядка и дисциплины», навязанных буржуазной рациональностью.

Далее, в своих поздних работах «Одномерный человек» (1964), «Эссе об освобождении» (1969), «Контрреволюция и бунт» (1972) Маркузе, опираясь на свой вариант «негативной диалектики», создает учение, выражающее философию политического экстремизма.

В первой из указанных работ он заявляет следующее: думать, что настоящее «чревато» будущим, как полагают марксисты, значит оставаться под влиянием одновременно и гегелевского («прогрессистского») идеализма, и буржуазного («конформистского») позитивизма, которые являют свою «недостаточную революционность». С учетом сказанного, переход от настоящего к Будущему, по Маркузе, должен стать «тотальной революцией», т. е. полным и абсолютным разрывом с гнетущим настоящим. И силы, ведущие к Великому Отрицанию «позднекапиталистического» общества, следует искать не внутри него, а «за» его пределами. В этом смысле Революция оказывается своего рода «эманацией», истекающей из Будущего в настоящее, и тем самым чем-то напоминает предрекаемое в христианстве «второе пришествие» Христа.

И коль скоро рабочий класс, на который в свое время уповал Маркс как на главную революционную силу, оказывается хорошо интегрированным в современное индустриальное общество, а потому утратившим некогда присущую ему революционность, Маркузе все надежды возлагает в этой связи на изгоев и аутсайдеров, к которым относятся эксплуатируемые и преследуемые расовые и сексуальные меньшинства, безработные или люди, находящиеся на грани безработицы, — одним словом, люмпены, пребывающие на обочине жизни.

Следует отметить, что многие маркузеанские формулировки получили в конце 60-х гг. широкое хождение в качестве популярных лозунгов и газетных клише, не говоря уже о том, что они стали непосредственным руководством к действию для лево-радикальных экстремистов и террористов. Увидев, к чему ведет практическое воплощение ряда его идей, Маркузе отмежевался от них, а также осудил экстремистские и террористические акции левых радикалов в своей работе «Контрреволюция и бунт», написанной по горячим следам бурных событий 1968 — 1969 гг.