Основные направления социологических исследований И. Гофмана

Канадско-американский социолог Ирвинг Гофман (1922 — 1982), который среди своих коллег долгое время считался «культовой» фигурой, в юности прошел «хорошую школу» в Чикагском университете, где защитил в 1953 г. докторскую диссертацию, посвященную исследованию коммуникационных структур на Шетландских островах. Его социологические взгляды, с одной стороны, сформировались под сильным влиянием идей Дж. Мида, а с другой, — социальных антропологов, которых он изучал, еще будучи студентом Торонтского университета.

Можно сказать, что мировоззрение Гофмана объединяет в себе взгляды чикагских символических интеракционистов и теории социально-антропологического характера, и это придает несомненную оригинальность его подходу. Если учесть, что он оказал также существенное влияние на развитие этнометодологии, то его творчество довольно трудно отнести к какой-то одной парадигме или социологическому направлению.

И действительно, за более чем тридцатилетний период своей научной деятельности Гофман стал автором многочисленных социологических и социально-психологических исследований, очень непохожих по своей тематике. Об этом в полной мере свидетельствуют названия его основных работ: «Представление себя другим в повседневной жизни» (1959), «Соприкосновения» (1961), «Поведение в общественных местах» (1963), «Ритуал взаимодействия: очерки поведения лицом-к-лицу» (1967), «Стратегическое взаимодействие» (1969), «Рамочный анализ» (1974), «Формы разговора» (1981).

Однако несмотря на то, что каждая следующая работа социолога представляла по сути дела новую линию анализа, при внимательном изучении его публикаций можно найти то общее, что так или иначе объединяло их. И это прежде всего интерес к личности, к повседневному поведению людей, доступному для наблюдения и осуществляющемуся в форме их социального взаимодействия.

Понятие «зеркального Я» у Ч. Кули и концепция самости, представленная в творчестве Дж. Мида, становятся для Гофмана отправной точкой в его знаковом исследовании «Представление себя другим в повседневной жизни». Принимая мидовскую концепцию конфликта между I (спонтанной самостью) и me (социальными ограничениями в самости), Гофман называет это противоречие «ключевым рассогласованием между нашим общечеловеческим ‘‘Я’’ и нашим социализированным ‘‘Я’’». Далее он указывает, что этот конфликт проистекает из различия между тем, что люди ожидают от наших действий, и тем, что мы желаем на самом деле. И чтобы поддерживать стабильность собственного имиджа перед своей социальной аудиторией, «мы не должны быть подвержены отклонениям в ту или иную сторону», а обязаны строго исполнять предписанную нам роль. Но так как человек является участником многих социальных групп и в каждой из этих групп вынужден представлять себя по-иному, т. е. демонстрировать различные стороны своей личности, то его «Я» в принципе является множественным.

Поэтому неслучайно концепция личности Гофмана напрямую связана с теорией ролей. Это определяется тем, что социолог понимает социальное «Я» не как собственность актора, а скорее как продукт театрализованного взаимодействия между исполнителями и публикой. Иначе говоря, по его мнению, самость индивида есть театральный эффект, порождаемый разыгрываемой сценой. В этой связи Гофманом как раз разрабатывается «драматургический подход» к трактовке личности.

Как видно из самого названия указанного подхода, в его основе лежит сравнение повседневного мира с театрализованным действом. В этой связи социальное взаимодействие предстает как череда небольших драм, которые случаются с каждым индивидом и в которых он в качестве актера разыгрывает различные роли. Причем драматический оттенок могут приобретать не только бытовые ссоры, перебранки и конфликты, где всплеск эмоций и страстей порой достигает большого накала; в принципе любое событие по своей сути способно стать драматическим представлением, поскольку люди даже в кругу близких постоянно надевают и снимают социальные маски, сами создают сценарии для каждой следующей ситуации и разыгрывают их, с одной стороны, по неписаным социальным правилам, соответствующим устоявшимся обычаям и традициям, а с другой — создаваемым их воображением и фантазией.

Каждый человек даже на протяжении одного дня может быть задействован сразу в нескольких «театрах жизни» — на улице, в транспорте, в магазине, на работе, в семье и т. д. Как смена подмостков, так и смена ролей вносят динамику в повседневную жизнь людей, оттачивая их «социальный профессионализм». И чем в большем количестве социальных групп и ситуаций участвует индивид, тем больше социальных ролей он исполняет. При этом, в отличие от литературно-художественных театральных представлений, «театр жизни» характеризуется тем, что многие жизненные драмы связаны с серьезным риском, а порой даже с риском для жизни, и большинство из них разворачиваются по неизвестному для актеров сценарию, где конец пьесы нельзя предугадать, а то, что сыграно, невозможно переиграть заново.

И тем не менее, если значительное количество представлений проходит успешно, то при обычных обстоятельствах исполнителям приписывается устойчивое «Я», которое кажется исходящим от них самих. Однако исполнители, представляя свое «Я», вполне осознают, что часть аудитории может сорвать их спектакль, и по этой причине они настраиваются на необходимость контроля над аудиторией, особенно над теми ее членами, которые могут им повредить. Отсюда желание исполнителей заставить аудиторию действовать так, как им самим того хочется. Эту важнейшую задачу Гофман определяет как «управление впечатлением». Оно включает в себя применяемые исполнителями способы для поддержания определенного впечатления, вопреки тем проблемам, с которыми они могут столкнуться.

Следуя далее такой аналогии с театром, социолог использует термин «передний план», под которым подразумевается место, где происходит та часть представления, которая обычно оказывается довольно устойчивой, определяя ситуацию наблюдающих за представлением. В рамках этой авансцены выделяется общая обстановка и личный передний план. Обстановка относится к физической сцене, которая должна присутствовать при выступлении, ибо без нее само представление невозможно. Так хирургу непременно требуется операционная, таксисту — такси, а конькобежцу — лед. Личный передний план содержит в себе те элементы, которые аудитория идентифицирует с конкретными исполнителями и ожидает, что они будут сопровождать их выступление. Например, предполагается, что хирург будет облачен в медицинский халат и в его распоряжении окажутся необходимые для операции инструменты и т. д.

Далее Гофман отмечал, что люди, находясь на авансцене, пытаются представить идеализированную картину самих себя и поэтому неизбежно должны в своих представлениях что-то скрывать. Например, употребление перед представлением алкоголя или наркотиков для стимулирования своей игры или допущенные при подготовке к представлению ошибки. Кроме того, они могут быть склонны выставлять на показ лишь конечные продукты своей деятельности, нарочито оставляя в тени сам процесс их производства.

Другой аспект драматургии на авансцене состоит в том, что исполнители часто пытаются создать впечатление, будто они ближе к аудитории, чем это есть на самом деле. В этом как раз проявляется интеракционистский характер всех спектаклей, ибо успех представления зависит от вовлечения всех или как можно большего числа участников. Еще одним примером подобного рода является попытка исполнителя убедить зрителей, что в данном представлении есть нечто уникальное.

Исполнителями может использоваться и такой метод, как мистификация, которая осуществляется с помощью ограничения контактов с аудиторией. Сознательно и целенаправленно создавая «социальную дистанцию» между собой и публикой, они стремятся вызвать у нее чувство некоего благоговейного трепета.

Гофман выделял также место за кулисами, где могут проявляться скрываемые на переднем плане факты или различного рода неформальные действия. И, наконец, по его мнению, существует еще и третья сфера — внешняя зона, которая не является ни авансценой, ни кулисами.

Кроме того, американского социолога интересовала степень поглощенности личности своей ролью. Дело в том, что из-за большого числа исполняемых ролей мало кто оказывается целиком поглощенным исполняемой им в данный момент ролью. Понятие «ролевая дистанция» как раз и обозначает степень отдаления себя актором от роли, которую он играет. Например, дети старшего возраста во время катания на карусели пытаются демонстрировать опасные трюки, показывая тем самым, что они не столь поглощены этим занятием, как малыши.

Анализ большинства гофмановских работ дает возможность выделить четыре основополагающих принципа, позволяющих людям осуществлять более эффективное взаимодействие друг с другом.

Во-первых, взаимодействующие должны проявлять «ситуационное соответствие», т. е. практическое знание того, как вести себя в определенных социальных ситуациях.

Во-вторых, они должны демонстрировать соответствующий уровень вовлеченности в данную социальную ситуацию. Например, люди не могут позволять себе быть рассеянными, если принимают участие в социальном взаимодействии.

В-третьих, всем следует проявлять соответствующие уровни вежливого невнимания при взаимодействии с незнакомцами. Одним словом, в ситуациях подобного рода надлежит на многое не обращать внимания или делать вид, что мы чего-то не замечаем.

В-четвертых, взаимодействующие должны быть доступны друг для друга, в противном случае социальная интеракция окажется невозможной.

Взгляд Гофмана на социальную жизнь как на своего рода драматургию, изложенный в работе «Представление себя другим», помимо всего прочего, отдавал некоторым цинизмом, ибо он предполагал, что люди одновременно обладают внешним «Я» для демонстрации в выгодном свете себя другим и скрытым циничным «Я», извлекающим из разыгрываемого им спектакля корыстный интерес. На этот аспект гофмановской концепции обратил внимание Ф. Мэннинг, который писал, что, согласно ей, «люди индивидуально или в группах, преследуют свои личные цели, цинично пренебрегая другими людьми. Личность здесь рассматривается как набор масок для представлений, скрывающих манипулятивное и циничное ‘‘Я’’».

Справедливости ради следует отметить, что в своей более поздней работе «Анализ фреймов» (или «Рамочный анализ») Гофман отказывается от этого откровенно циничного взгляда на жизнь и уже на первой странице пишет: «Мир не есть сцена: определенно, театр не повсеместен». И поэтому, будучи полезной для решения некоторых задач, эта метафора, ярко высвечивая некоторые аспекты жизни, в то же время скрывает другие.

В «Рамочном анализе» в этой связи американский социолог несколько отошел от канонов классического символического интеракционизма, поставившего во главу угла изучение межличностных взаимодействий, и обратился к исследованию малых структур социальной жизни. С учетом сказанного он сформулировал цель своего исследования: «попытаться вычленить некоторые базовые рамки понимания, используемые в нашем обществе для придания событиям смысла, и проанализировать, когда эти названные структуры особенно уязвимы». Короче говоря, в процессе анализа повседневной жизни он стремился обнаружить те структуры, которые невидимо ею управляют. Они, по его мнению, суть «схемы интерпретации», которые дают возможность индивидам «размещать, воспринимать, опознавать и обозначать» происшествия как в их жизненном пространстве, так и в мире в целом. Таким образом, фреймы (рамки) предстают как принципы организации, которые структурируют повседневный опыт жизни людей и без которых окружающий нас мир был бы всего лишь неупорядоченным набором несвязанных событий и фактов.

С одной стороны, фреймы — это правила или законы, определяющие взаимодействие. Причем они обычно носят бессознательный характер, а потому не оговариваются. С другой стороны, их трактовка у Гофмана чем-то напоминает «идеальные типы» М. Вебера, и в этом смысле они являют собой своего рода «строительные леса», необходимые для проведения исследования, которые затем должны быть демонтированы. Эти «строительные леса» у американского социолога могут выступать в различных формах, среди которых важную роль играют ритуалы в повседневной жизни. По мнению Гофмана, ритуал позволяет другим оправдывать законность нашего положения в социальной структуре. А в более общем виде они представляют собой один из ключевых механизмов, с помощью которых повседневной жизни и социальному миру в целом придается упорядоченность и стабильность. Но американский ученый не был бы представителем интеракционизма, если бы не утверждал, что хотя правила и ограничивают поведение людей, однако, такое ограничение не исключает возможности индивидуальной вариации и даже использования человеком этих правил с выдумкой.

В заключение отметим, что отличительной чертой представителей символического интеракционизма было то, что свое внимание они сосредоточили на анализе различных форм повседневной жизни и взаимодействия между людьми в их рамках. В этой связи ими не разрабатывались теории развития общества на макроуровне, поскольку это противоречило коренным образом их пониманию основного объекта социологического исследования — личности, постоянно находящейся в процессе общения с другими личностями и создающей таким образом свой социальный мир. Отсюда особый интерес сторонников символического интеракционизма к вопросам конкретного плана, требующим эмпирического подхода и изучения.