Положение культуры в тоталитарных государствах

Первое общество тоталитарного типа в XX веке, противопоставившее буржуазной демократии власть Советов и выступившее вначале в форме «военного коммунизма, было порождением Октябрьской революции 1917 года в России. С культурологической точки зрения, чрезвычайно важ­но, что вопрос об отношении коммунизма к культуре обсуждался в пред­дверии революции, и позиции большевиков и меньшевиков на сей счет расходились принципиально. В. И. Ленин так формулировал главное про­тиворечие между научным и утопическим социализмом: «Старые социа­листы-утописты воображали, что... они сначала воспитают хорошеньких, чистеньких, прекрасно обученных людей и будут строить из них социа­лизм», а «мы всегда смеялись и говорили, что это кукольная игра, что это забава кисейных барышень от социализма, но не серьезная политика», «серьезная» же политика, то есть основанная на научном, будто бы марк­систском, понимании законов общественного развития, состоит в том, что­бы «построить социализм из тех людей, которые воспитаны капитализ­мом, им испорчены, развращены, но зато им и закалены к борьбе».

В 1919 году в статье под характерным названием «Успехи и трудности советской власти» В. И. Ленин связал эти трудности, оказавшиеся неизме­римо большими, чем он представлял себе до революции, с отсутствием у взявшего власть пролетариата культуры, необходимой для осуществле­ния идеала коммунистического переустройства общества: «...трудность, которая стала перед нами конкретно, когда мы взяли власть», состояла именно в том, что пролетарии «способны переносить в тысячу раз большие жертвы, чем любая армия», но, как и «крестьянин от сохи», «пройти университета не могли ни при царе Николае, ни при республиканском президенте Вильсо­не», ибо «капитализм дает культуру только для меньшинства», «наука и тех­ника— для богатых, для имущих», а социализм надо начинать строить уси­лиями этих обделенных культурой людей. Единственный выход из положения — использовать для достижения этой великой цели знания и уме­ния «буржуазных специалистов», ибо «наука, техника, искусство — в руках специалистов и в их головах», и с их помощью нужно воспитывать культур­ных людей из среды рабочих и крестьян, «нужно азять всю культуру, кото­рую капитализм оставил, и из нее построить социализм». И В. И. Ленин повторил: «Нужно взять всю науку, технику, все знания, искусство. Без этого мы жизнь коммунистического общества построить не можем».

Такая постановка вопроса разительно отличается от того, что сам он писал за несколько лет до революци: поскольку не существует единой на-

циональной культуры, поскольку «в каждой национальной культуре есть, хотя бы не развитые, элементы демократической и социалистической куль­туры, ибо в каждой нации есть трудящаяся и эксплуатируемая масса, ус­ловия жизни которой порождают идеологию демократическую и социали­стическую», постольку «мы из каждой национальной культуры берем только ее демократические и социалистические элементы, берем их только и безусловно в противовес буржуазной культуре _.» (замечу, что курсив здесь всюду ленинский!). Оказалось, однако, что из «элементов» демокра­тической культуры массы трудящихся, ко времени революции больше чем на 90% элементарно неграмотной, построить социалистическое общество немыслимо, и В. И. Ленин был не меньшим утопистом, чем А. И. Герцен, полагавший, что для достижения этой цели достаточно общинного харак­тера российского крестьянского быта...

Изменение взгляда главы и идеолога Советской власти и Коммунисти­ческой партии пароль культуры в строительстве нового общества представ­лялось ему самому столь важным, что в 1920 году счел необходимым высту­пить на съезде Комсомола с программной речью, основная мысль шторой состояла в том, что не «элементы» народной культуры должны быть усвое­ны молодежью, но вся полнота культуры, все богатство накопленных ею в истории человечества знаний, ценностей и умений: необходимо «ясное по­нимание того, что только точным знанием культуры, созданной всем разви­тием человечества», можно строить новое общество и новую культуру; «ком­мунистом стать можно лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество».

Однако логика классовой борьбы оказалась более сильной, чем эти впол­не справедливые представления, и вместо признания ошибочности и ис­тинной утопичности убеждения, будто можно в крестьянской стране, толь­ко-только вышедшей из средневекового состояния крепостничества, сохранявшей мифологическое, полуязыческое-полухристианское, созна­ние, не прошедшей через многовековое развитие цивилизации персонали-стского типа, построить коммунистическое общество, В. И. Ленин санк­ционировал красный террор, уничтожавший носителей культуры — отечественную интеллигенцию. Если в первые послереволюционные годы условия «военного коммунизма» могли в какой-то мере оправдывать огра­ничение свободы слова, цензуру и прочие меры, естественные в военное время, то с переходом к мирной жизни все эти ограничения должны были бы быть сняты и обеспечен такой спектр свобод, каких не было при цариз­ме. Однако ограничение демократических свобод сохранялось в полной мере, принципы демократии исключались даже из внутренней жизни Коммунистической партии — X съезд, по настоянию вождя, запретил образо­вание в ней фракций и групп!

Правда, словно поняв наивность призыва к малограмотным и голод­ным комсомольцам овладевать всем культурным наследием, выработан­ным человечеством, В. И. Ленин в своих последних заметках говорил о стоящих перед страной неимоверных трудностях «и чисто культурного свойства (ибо мы безграмотны), и свойства материального (ибо для того, чтобы быть культурными, нужно известное развитие материальных средств производства, нужна известная материальная база», а ее-то нет!). Началом ее создания и было провозглашение Новой экономической политики, а это требовало развязывания свободы и творческой инициативы не только в экономике, но и во всех сферах связанной с ней культуры. НЭП был отча­янной попыткой спасти положение, но сделать это такими компромиссны­ми средствами не удалось (ведь даже в конце XX века, на неизмеримо бо­лее высокой ступени и экономического, и культурного развития, старания М. С. Горбачева повторить НЭПовский эксперимент, оказались безуспеш­ными, и стране пришлось вернуться к обычному капитализму, вернуться всерьез и надолго...)-

И. В. Сталин понял заключенную в логике истории альтернативу и, не желая возвращения к капитализму, уже через несколько лет ликвидиро­вал и НЭП, и зарождавшиеся демократические принципы культурной ре­волюции. Он начал осуществлять единственно возможную в этом случае политику — добиваться поставленной Цели средствами насилия, терро­ра, а не культуры, «культом» своей личности, а не свободой творческой личности каждого члена общества. Поэтому, если сразу после смерти В. И. Ленина, в 1925 году, ЦК РКП(б) еще мог принять специальное по­становление «О политике Партии в области художественной литерату­ры», «нэповское» по духу, ибо оно открывало перед литераторами воз­можность свободного соревнования разинх стилей (оно имело, как принято сегодня говорить, «знаковый характер» то есть относилось не только к литературе, но ко всей духовной жизни страны), то вскоре нача­лись идеологические дискуссии на философские темы, в ходе которых iia видных теоретиков-марксистов навешивались клички «меньшевиству-ющих идеалистов», «механицистов» и другие, не менее абсурдные, а в 1932 году новым постановлением высшего партийного органа были по­просту ликвидированы различавшиеся по своим эстетическим позици­ям творческие объединения деятелей всех видов искусства и созданы единые Союзы — советских писателей, художников, композитороа, ар­хисекторов и т. д., творческие установки которых декретировал сам

И. В. Сталин формулой «социалистический реализм». Но Вождь не ог­раничился вмешательством в жизнь искусства — он написал учебник по истории партии, изложив ее фальсифицированную трактовку, и включил в эту книгу философскую главу «О диалектическом и историческом ма­териализме», крайне примитивно трактующую и неадекватно представ­ляющую ряд важных проблем и принципов философии марксизма. Кни­га тут же была канонизирована и одновременно развязан террор против деятелей всех областей культуры, уничтоживший и сгноивший в лагерях сотни тысяч ученых, писателей, живописцев, музыкантов, работников театра и киноискусства, педагогов, журналистов, инженеров, врачей...

Так советский «социализм» выработал, опробовал и сделал образцом для подражания в других странах принципы «руководства» жизнью куль­туры, которые возродили жесткую систему управления, подобную приме­нявшейся в Средние века христианской церковью с ее «соборной» дирек­тивной эстетикой и инквизиторской «художественной критикой».

Не следует удивляться тому, что данный опыт организации культурной жизни был перенят не только во всех так называемых «социалистичес­ких» странах, но и в государствах «национал-социалистических». К спе­циальным исследованиям, демонстрирующим поразительное сходство те­оретических деклараций и стилевых черт произведений советского и фашистского искусства (например, в книге И. Голомштока «Тоталитар­ное искусство» прекрасно показана стилевая идентичность изобразитель­ного искусства СССР и фашистской Германии), следует добавить общие для культур строгую иерархизацию всех общественных отношений, под­чинение науки и образования идеологическим догмам, систему воспита­ния фанатического сознания молодежи с раннего детства, культ спорта, физической силы и пренебрежение к духовным качествам человека, к ин­теллигентности, к культуре (широкую известность приобрело заявление героя пьесы одного из идеологов немецкого фашизма: когда он слышит слово «культура», его рука тянется к кобуре), мифологизацию истории, возрождение древней обрядности, тягу к монументальному, возвышен­ному, героизированному, короче, прославление жертвенного служения че­ловека всему им персональному — партии, нации, классу, клану, государ­ству, памяти предков, богу — и тем самым подчинение индивида нормам ритуального поведения, обрядовым стереотипам, любовь к военной или полувоенной форме одежды, всевозможным регалиям, орденам, знакам отличия, последовательное подавление и, я сказал бы, мазохистское самоподавление личностного начала («И я себя смирял, становясь на гор­ло собственной песне», по честному признанию В. В. Маяковского). Следует подчеркнуть, что дело тут не в подражании А. Гитлера И. В. Сталину или в перенимании фашистами советского опыта, хотя и это имело место, и не в навязывании такого опыта болгарским, польским, венгерским, ки­тайским, корейским, вьетнамским коммунистам, хотя и оно применялось достаточно последовательно и жестко, а в логике проявления в культуре структуры общественного бытия, в силу чего на сходной почве вырас­тают одни злаки и не растут другие — так логика культуры оказалась сильнее логики политики.

Возрождение основ традиционного типа культуры, против о поставля­ющего себя персоналисте кой культуре демократического общества не раз происходило в истории — при переходе от Республиканского Рима к им­ператорскому, в атаке контрреформации на Реформацию, в истории Напо­леона, в реакции России на революционное движение в Европе. Неудиви­тельно, что ликвидация тоталитаризма и в Германии, и в России, и в других странах этого социального устройства, их выход на путь демократичес­кого развития привел к быстрому преобразованию всего строя культуры. Ныне ее традиционалистский тип сохраняется лишь в тех странах Восто­ка и Юга, которые упорно сопротивляются велению времени, пытаясь ру­ками остановить локомотив истории, но максимум того, что могут сделать самые сильные руки — это на какое-то время задержать его движение.