Влияние Реформации на развитие искусства

Конфликт между протестантизмом и светским мышлением, гуманиз­мом и зарождавшимся рационализмом определил и отношение протестан­тизма к искусству. Превращенное а Средние века, вместе с философией, в «служанку богословия» и вырывавшееся в ренессансной культуре из-под власти религии, искусство объективно оказывалось таким же оппонентом религиозного спиритуализма, как и философия; отсюда — позиция проте­стантизма по отношению к искусству, которую искусствоведы нередко называют «иконоборческой», перенося на идеологию Реформации термин средневековой византийской эстетики. Понятие это в данном случае, ви­димо, слишком сильно; более точным представляется суждение П. Фейста, высказанное на лейпцигском коллоквиуме «Искусство и Реформация»; «некатолические религиозные практики ставили перед архитектурой, изоб­разительными и прикладными искусствами меньше задач, чем католицизм, и они нуждались в гораздо меньшей степени в использовании языка худо­жественных образов и, соответственно, в продуцировании новых образ­ных идей». Но он привел и слова историка немецкого искусства Г. Дехио: «Перевод Лютером Библии и распространенная в народе системой проте­стантского образования охота к чтению больше, чем что либо иное, выби­ли почву из-под ног изобразительного искусства. Говоря образно: немец­кий народ неумеренным чтением испортил себе глаза. В будущем же истинно протестантскими искусствами станут поэзия и музыка». Инте­ресны в этой связи рассуждения М. Н. Соколова. Цитируя одного из наи­более последовательных немецких представителей данного движения В. Вайгеля: «Храм Господень — не церковь, а внутренний человек», —и определение его английскими единомышленниками католического хра­ма как «хлева идолов», он нашел связь между этими борцами с «идолопок­лонством» и ф ил ософсхо-гносео логическим учением Ф.Бэкона об «идо­лах», препятствующих адекватному познанию человеком мира; вместе с тем, он справедливо отметил, что «в той или иной форме, в виде светских и внекультовых религиозных картин либо в виде эмблематического деко­ра, искусство сохранялось и процветало даже в самых непримиримых стра­нах вроде Голландии и Англии».

Говоря об иконоборческих позициях протестантизма в уже упоминав­шемся исследовании истории немецкой художественной культуры XVI- XVIII веков, проблематика которого выходит далеко за пределы его назва­ния «Мистерия и опера», и уделяя, что вполне естественно, большое внимание влиянию Реформации на содержание искусства, не только му­зыкально-сценического, но и изобразительного, и. словесного, И. И. Иоф­фе подчеркнул неодинаковое отношение двух ветвей христианства к раз­ным видам искусства: «оттеснение пластики и живописи из протестантского культа как основных элементов пышного чувственно-зрелищного католи­ческого богослужения и утверждение слова и музыки — этих двух наиме­нее зрелищных, наиболее бесплотных и духовных искусств как основы протестантского богослужения». Историк цитирует одно из писем Лютера с апологией музыки — «единственного искусства, которое дает нам то, что только в состоянии дать богословие: покой и радость сердцу»; вот по­чему дьявол «при звуке музыки бежит так же, как от слова Божия», и вот почему «пророки не прибегали ни к какому другому искусству кроме му­зыки... возвещая правду посредством псалмов». Так великий реформатор христианства «наметил путь развития того музыкально-религиозного, му­зыкально-философского языка, который получил такое колоссальное раз­витие в протестантской музыке, вокальной и инструментальной, дал та­ких гигантов, как Шютц, Бах, Гендель». «Бах, — резюмировал И. И. Иоффе характеристику влияния Реформации на искусство, — явился завершите­лем спиритуализма в музыке, завершителем общинной протестантской музыки». В его творчестве «лютеранская оппозиционность выступает с огромным размахом и силой музыкального выражения, с обновленной энер­гией, и становится утверждением активной творческой воли человеческо­го духа вопреки иерархии. Бах стоял на гребне второй волны реформации и гуманизма, как Дюрер на первой...»

Так в творчестве Баха проявились благие результаты открытого самим Лютером влияния протестантизма на музыкальное творчество. Прекрас­но сказал об этом Ф. Энгельс: «Лютер вычистил не только авгиевы конюшни церкви, но и конюшни немецкого языка, — создал современную немецкую прозу и сочинил текст и мелодию того пропитанного чувством победы хорала, который стал Марсельезой XVI века».

Говоря о позитивных и негативных сторонах этого влияния, нужно иметь в виду, что разные ветви протестантизма были в разной мере враждебны искусству. По точному наблюдению Н. В. РевуненковоЙ, «гонения на теат­рализованные зрелища в Женеве, так же как и гонения на живописные и пластические изображения в церкви, были обязаны строжайшей диффе­ренциации священного и светского в кальвинистской теологии», ибо, с точки зрения Кальвина, «икона, представляющая богородицу королевой, унижала «священное», делала его сопоставимым с мирским», а театр — это игра, основанная на обмане, это «забава, никоим образом не связанная с истиной, ь которой нуждается христианская душа»; «Кальвин предал театр анафеме», поскольку «сами принципы театрального искусства представ­лялись реформатору принципами измены вере». Еще более решительно рассуждал вождь революционных масс Т. Мюнцер, призывая их «разру­шать алтари» и «сжигать идолы» в католических храмах вместе с уничто­жением попов и монахов.

Такая позиция протестантизма имела для истории искусства, как это ни покажется на первый взгляд парадоксально, не только отрицательные, но и положительные последствия: с одной стороны, оно лишалось мощного эко­номического стимула—поддержки со стороны церкви (ведь созданию боль­шей части шедевров ренессансной живописи и скульптуры история искус­ства обязана церковным заказам, как и в европейском Средневековьи, и а Византии, и на Руси, и в Индии) и не менее существенного стимула—энер­гии художественной фантазии, который предоставляла изобразительному искусству христианская и буддийская мифологии; но, с другой стороны, от­торгнутое Реформацией от библейско-евангсльского источника вдохнове­ния, искусство оказалось вынужденным искать его либо в античной мифо­логии, либо — и все шире и последовательнее — в жизненных реалиях. И. И. Иоффе убедительно иллюстрировал этот тезис анализом многих явле­ний разных областей немецкого искусства, показывая, что «в противоречии мистики и реализма, сверхчувственного и чувственного, которое разрывало спиритуализм между духом и материей, Реформация выдвинула и разрабо­тала язык чувственного, реального, но дала ему страстность и одухотворен­ность своего спиритуалистического мировоззрения, основой которого было преодоление немощной плегги животворящим духом и активность души, по­беждающей в борьбе и страданиях ограниченную земную действительно­сть... Здесь, как в протестантском богослужении, реальность со всеми ее

грубыми, тяжелыми, уродливыми формами является необходимым нолем деятельности духа, его мучительных борений и радостных побед. Вся эта нечисть, уроды, чудища, черти, которые появляются то здесь, то там, то от-дельнымч образинами, то толпой наводняют картины и сцены немецкого искусства, — все эти преодолеваемые темные силы ада, подземного мира, кошмара и угроз, столь чуждые чувственно-крас ивой классике, являются воспроизведением различных сцен пасхальных и рождественских страстей,...одухотворенности и преодоления плоти. Это — два полюса двух миров, святости и греховности, идеальности и безобразности, но эти миры нахо­дятся в беспрерывной борьбе и столкновениях... Страдание, как борьба духа с материей, как веля души к преображению плоти, и красота, как чувствен­ная успокоенность, телесная гармония — эти два противоположные начала образуют тематику и язык так называемого "северного Возрождения"».

Два полюса такого искусства — А. Дюрер и М. Грюневальд. В целом же достаточно знакомства с великолепно иллюстрированным каталогом уже упоминавшейся берлинской выставки 1983 года «Искусство эпохи Ре­формации», чтобы убедиться в ее мощном художественном потенциале (назову хотя бы только А. Дюрера, Г. Гольбейна, М. Грюневальда, обоих Кранахов; между тем, выставка позволила зрителю познакомиться и с де­сятками других замечательных мастеров из разных областей изобразитель­ного и прикладного искусства).