Латиноамериканская революция, социализм и проблема религии

...По словам одного из лидеров Демократического революционного фронта Сальвадора, сальвадорские крестьяне подверглись репрессиям в 1932 году, когда погиб и Фарабундо Марти. С того времени в деревне орга­низаций не было... Базовые общины стали первой народной организацией. Кроме того, сам народ организовал свой профсоюз (ФЕККАС), также хри­стианского направления. Таким образом, произошло сближение христиан­ских масс с христианским авангардом. Теология освобождения придала теоретическую структуру народной христианской практике исторического освобождения.

Когда марксистские и повстанческие группы соединятся с массами, уже поднятыми христианским авангардом, возникнет широкое народное революционное движение Сальвадора, которое сможет противостоять во­оруженному насилию армий и „помощи” США.

И тут следует отметить наибольшее историческое противоречие, свя­занное с церковью. Христианский демократ Наполеон Дуарте возглавил ре­прессии против христианского народа и, несомненно, виновен в убийстве многих христиан. Смерть монсеньора Оскара Арнульфо Ромеро 24 марта 1980 г. является кульминацией участия религиозных масс в латиноамери­канском революционном процессе. И хотя правда, что монсеньор Антонио Вальдивьесо был убит в 1550 году в Леоне (Никарагуа), защищая интере­сы индейцев, а монсеньор Энрике Анхелельи убит в Аргентине за защиту своего народа, то никогда ранее ни один архиепископ убит не был...

Монсеньор РОмеро имеет такое же значение, как и Камило Торрес... Ромеро был прелатом в гуще народа, разделяя всю его историю и созна­ние, освящал революционную практическую борьбу против угнетателей, хотя они и опирались на большинство мировых держав и на правительст­во, объявлявшее себя христианским.

Опыт Центральной Америки (Никарагуа, Сальвадор, Гватемала и очень скоро - Гондурас) свидетельствует о невозможности скрыть очевидную связь религиозного фактора с революционной борьбой.

С одной стороны, за христианской культурой стоит империализм, ко­торый пытается игнорировать существование верующих-революционеров, что разрушает западную и христианскую поддержку и оправдание послед­них. С другой стороны, определенный догматизм левачества (детской болез­ни латиноамериканской революции) по-прежнему повторяют механистиче­ские, метафизические атеизм и материализм, не соответствующие ни теории, ни политике.

Исследование современных функций религиозной среды в латиноамери­канской революции - одно из первостепенных требований современного процесса...

Dussel Е. El factor religioso en el proceso revolucionario latitinoamericano// Cristianismo у sociedad. - Mexico,1987. - N 91. -P. 41-55.

Леонардо Бофф

„РИМ ПРИНИМАЕТ ТЕОЛОГИЮ ОСВОБОЖДЕНИЯ” *

Интервью

— Связан ли этап стратегического союза христиан с марксистами с пере­ходом к социализму, как полагают, например, мексиканский епископ Сер­хио Мендес Арсео и кубинский президент Фидель Кастро?

- Я бы сказал больше: с таким переходом связан союз со всеми эксплу­атируемыми, входящими в какие-либо организации, с социальным блоком всех желающих изменить общество. И очевидно, что марксисты играют важ­ную роль, потому что они уже много лет борются в Латинской Америке. Их истребляли, преследовали, мучили, но они все еще здесь. У них достой­ная этика, и это следует признать.

- Здесь, в Оакстепеке, говорили о „незначительности” марксизма. Та­кого рода формулировки выдвигали теологи и на других широтах. Напри­мер, в азиатском документе говорится, что „использование марксизма обусловливает политический выбор социалистического общества” и что присвоение христианами марксизма требует третьего пути, который в деле освобождения народов идет дальше и капитализма, и социализма. Каково Ваше мнение по этому поводу?

- Я полагаю, что всегда следует отличать постоянные ценности марк­сизма. Отказавшись от марксизма, мы придем к мистификации общества. Я считаю, что христиане Латинской Америки включились в марксизм; мы не говорим, что это ортодоксальный марксизм, марксизм реального соци­ализма, нет. Нас интересуют бедняки и механизмы, которые производят бедняков и бедность. И тут мы видим, что Маркс помог нам понять эти механизмы. Однако когда мы начинаем поиски решений, то вдохновляет нас не Маркс. Поэтому я не согласен с утверждением азиатского докумен­та, что марксистский анализ ведет к марксистскому решению, так же как и с тем, что христианский анализ якобы приводит к христианскому реше­нию.

Более того, по своей природе марксизм не догматичен. Напротив, это диалектический процесс познания. Он способен расширять свои горизонты, обогащать и пересматривать их. Я не защищаю марксизм любым способом; я просто говорю, что существуют разумные аналитические основы, и если мы их не воспримем, нам будет труднее вести бедняков к освобождению. Наряду с народной культурой - туземной, негритянской, христианской - марксистский опыт представляет собой плодородную почву для выработ­ки проекта. Я надеюсь, что в Латинской Америке появится открытая, глу­боко гуманистическая, экуменическая демократия, которая воспримет все культуры и опыт великой латиноамериканской родины.

Boff L. In terview//А тёгіса Latina: Suplemento. - Estocolnio, 1987. - N 81. - P. 45.

Клодовис Бофф

ОБ ИСПОЛЬЗОВАНИИ „МАРКСИЗМА” В ТЕОЛОГИИ *

2. Правила теологического использования „марксизма”

Уже много раз говорилось о том, что теологи используют „марксизм” как „орудие”. Здесь мы рассмотрим не качества („средства”) этого „ору­дия”, потому что такая теория, как марксизм, - это не просто „орудие”. Перед нами, скорее, дидактическая задача, не решив которую мы рискуем сместить понятия. Тут нам лучше воспользоваться понятием „содействие”, имеющим теоретический характер и потому более гибким. Но если мы хо­тим остаться в рамках „орудия”, важно обсудить, каким образом приме­нять его, то есть установить законы использования. Ниже следуют некото­рые из этих законов, определение и включение которых в теологию осво­бождения необходимо.

а) Теология нуждается в „марксизме” как науке. Это означает, что „марксизм” нужен теологу не как религия, кредо, пророчество, открове­ние или Евангелие. Это более чем очевидно для каждого верующего - мес­то, обозначенное этими словами, уже занято. Отсюда следует:„марксизм” не надо понимать как гносеологию, философию истории или тем более как искусство метафизики (науки об общем бытии). Такая позиция вы­текает из материализма как философского принципа и, конечно, из атеиз­ма. Она связана с последовательностью мышления и основывается на точ­ке зрения верующего, каковым и является теолог.

Вот почему отношение теологов к марксистской теории — не жрече­ское, не как к Священному писанию. Для теолога „марксистское писание” не „священно”. И Маркс для него не оракул. Это означает, что его не пре­вращают в фетиш или в нового предсказателя, хотя, действительно, Маркс превратился в тотем большого, широко распространившегося племени.

Но является ли „марксизм” наукой? Следующий пункт вкратце про­яснит этот вопрос.

б) Теологии нужен „марксизм” как научный метод. Данное положение подчеркивает в первую очередь, что марксизм - способ ознакомления с общественной реальностью, а не закрытая система. Правда, „марксизм” — это тоже система или, скорее, разработка разных систем. Достаточно вспом­нить различных марксистских авторов и их разноплановые и даже взаимно противоречащие труды, имеющие относительную ценность. Но важно понять „марксизм” на основе комплексного, основополагающего принципа, с по­мощью которого можно понять общество. Именно это - основа „марксиз­ма”. Остальное - более или менее удачные выводы из этого принципа...

Но из чего состоят эти принципы, методы, на основе которых можно „читать” общество? Невозможно сформулировать их здесь таким образом, как формулируют теорему или формальную позицию. Здесь мы можем лишь назвать их: основополагающее значение экономики для понимания структу­ры общества (определение последней инстанции через экономический ба­зис); классовая борьба как двигатель истории разобщенного общества; идеологическое использование религии, морали, философии, права, напри­мер „теория прибавочной стоимости” как объяснение капиталистической эксплуатации и т. п.

Эти методологические „руководящие линии” в большей степени, чем принципы, открывают доступ к научной достоверности, но для того чтобы обнаружить тот свет, носителем которого они являются, им еще нужно конкретное применение. И они требуют сил и времени. Эти принципы мож­но и должно совершенствовать и обогащать и все время обсуждать осново­полагающие аспекты, облегчающие их понимание.

в) Теологии нужен „марксизм” как теория общественной реальности. Теологу невозможно принять „марксизм” как универсальную аксиому, как все объясняющую науку или теорию. Это было бы самонадеянностью или иллюзией. Аристотель говорил, что каждая наука специализируется на свойственной ей теории. Здесь речь идет об уместности науки.

„Марксизм” способен объяснить общественное или историческое (не как вещь, конечно, но как меру вещи) и даже дать доказательства своей жизнеспособности. К этой области „приспособлены” его принципы позна­ния...

Конечно, есть очень много областей общественной жизни, которые „марксизм” еще не исследовал. Но это не значит, что он не в состоянии этого сделать. Это вопрос времени, как и в других науках.

г) Теология нуждается в „марксизме” как инструменте или как по­требительной стоимости... Когда теология, решающая этические проблемы, покидает область этики и переходит в область нравоучений, тогда для теолога „марксизм” окончательно превращается в орудие познания „исти­ны” общества.

Она видит „марксизм” не как голое отражение действительности и не как абсолютную формулу общественной реальности. Ведь никакую науку нельзя идентифицировать с действительностью в ее понимании. Любая нау­ка, включая „марксизм”, всегда является „приближением” к действитель­ности. Отсюда наука всегда предполагает тонкое, корректно усовершенст­вованное отношение к огромному спектру гипотез. Так и конкретный „капитал” совсем не то, что мы находим в книге Маркса. Капитал находит­ся вне книги, в действительности. Книга Маркса позволяет понять, из чего он складывается... Думать, что теория, если она сама называет себя практи­ческой, способна совпасть с реальностью, — позитивистская иллюзия...

д) Теологии нужен „марксизм” как посредник веры, потому что тео­логия исходит из веры и критически руководствуется ею. На деле серьезное искушение и даже грех „марксизма” состоит в его тоталитаризме. Но отно­сительно последнего у теолога самый крепкий иммунитет, во-первых, пото­му, что он знает историю собственной церкви, во-вторых, потому, что вера в Евангелие обладает особенно „антитоталитаристской” силой.

Теолог как человек верующий уже обладает одним абсолютом — Бо­гом. От Бога он получает особый дар, особое сальдо своего места и веса — науку и историю, „марксизм” и революцию. И если Бог - единственный абсолют, то все остальное относительно. Но это относительное смешивает­ся с абсолютным, если исходить из масштабов Бога. Потому вера по отно­шению к „марксизму” является критической инстанцией: она теологизи- рует оракульный и тотемический „марксизм”, развенчивает тотальный „марксизм”.

В действительности происходит относительное упорядочение „марксиз­ма” не только силой веры и теологии. С каждой более высокой инстанции можно и должно действовать с этических, гуманистических, философских позиций. Может быть, нельзя придерживаться здорового и осторожного „марксизма”, если мы не подвергнем суду то, что лежит вне самого „марк­сизма” и над ним. Чтобы быть хорошим „марксистом”, недостаточно быть только „марксистом”.