Христиане в общественной борьбе

В начале 1987 года нашу страну посетил папа Иоанн Павел II. Он проя­вил дружелюбие и к Пиночету, и к народному движению. Фашизм тешил себя надеждой, что визит первосвященника изменит в пользу диктатуры позиции чилийской католической церкви. Однако местный епископат, не­смотря на официальную подчиненность Ватикану, не поступился своей ли­нией в вопросе прав человека, не отказался от разоблачений преступного режима и высказываний в поддержку единства антифашистских сил с целью восстановления демократии. В Чили, где среди членов христианских низовых общин¹⁰, приходских священников и монахов, многих представителей высшего духовенства растет стремление к совместным действиям в защи­ту свободы, сложилась особая ситуация. Все говорит о том, что нынешний образ мышления религиозных кругов требует от нас не конъюнктурного, а весьма серьезного подхода.

За последние полвека человечество ощутило ряд перемен, имеющих единый знаменатель: в сознании миллионов верующих христиан стали на­ходить прямое отражение великие революционные сдвиги нашей эпохи, растущая роль социализма как системы, общий кризис капитализма и об­острение социальных противоречий, в том числе в Латинской Америке, где проживает большинство католиков мира. Развитие событий носит широкий характер. Можно, пожалуй, говорить о целой гамме обновительных процес­сов. Каждый день они вносят в жизнь что-то неожиданное. Коммунисти­ческая партия Чили с большим интересом следит за происходящим и учитывает его как в своих теоретических разработках, так и в политиче­ской практике.

Проблема интересует нас прежде всего с позиций борьбы против импе­риализма и реакции. В годы, когда российский рабочий класс находился в совершенно иных условиях, В.И. Ленин говорил, что церковь на сто про­центов отождествляла себя с обществом, основанным „на бесконечном уг­нетении и ограблении рабочих масс”, и мы полностью разделяем эту глубо­кую мысль. Но тут же он расставил точки над „і”, заявив: „Никакими книж­ками и никакой проповедью нельзя просветить пролетариат, если его не про­светит его собственная борьба против темных сил капитализма. Единство этой действительно революционной борьбы угнетенного класса за создание рая на земле важнее для нас, чем единство мнений пролетариев о рае на не­бе” ¹¹. Как известно, еще в то время Ленин сделал вывод, сохраняющий силу и в наши дни: „Вот почему мы не заявляем и не должны заявлять в нашей программе о нашем атеизме...” ¹².

Подобная постановка вопроса отнюдь не означает каких-либо уступок в области теории или марксистского видения мира и общества. Для нас служит образцом ленинская твердость и ясность мысли, не допускающая двойственных толкований, когда дело касается принципов. Давая отпор буржуазному антиклерикализму, Ленин всегда считал необходимым повто­рять, что диалектический материализм, лежащий в основе научного соци­ализма, безусловно имеет атеистическую природу.

Мы, коммунисты, с огромным вниманием относимся к тому, что связанные с религией реакционные концепции прошлого подвергаются критике изнутри самой церкви и в первую очередь со стороны широких масс верующих. Строго научный марксистский метод вооружает нас пра­вильным пониманием перемен, охвативших современное христианство. Главный исходный пункт при объяснении религиозного феномена К. Маркс формулирует в своих „Тезисах о Фейербахе” (тезис 6): „Фейербах сводит религиозную сущность к человеческой сущности. Но сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действитель­ности она есть совокупность всех общественных отношений”. В тезисе 7 дано и объяснение „религиозного чувства”: „Поэтому Фейербах не видит, что „религиозное чувство” само есть общественный продукт и что абстракт­ный индивид, подвергаемый им анализу, в действительности Принадлежит к определенной общественной форме”¹³.

В знаменитом разделе „Товарный фетишизм и его тайна” I главы „Ка­питала” Маркс называет „фантастической” форму отношений между веща­ми, которая видится людям похожей на собственные общественные отноше­ния, и добавляет: „Чтобы найти аналогию этому, нам пришлось бы забраться в туманные области религиозного мира. Здесь продукты человеческого мозга представляются самостоятельными существами, одаренными собствен­ной жизнью, стоящими в определенных отношениях с людьми и друг с дру­гом. То же самое происходит в мире товаров с продуктами человеческих рук” ¹⁴. Очевидно, речь идет о наиболее традиционных, консервативных, ка­жущихся незыблемыми и вневременными продуктах людского интеллекта; но в конечном счете они порождены миром, пребывающим в постоянном движении и нередко выходящим за привычные рамки.

Марксу был абсолютно чужд механический подход к рассмотрению от­ношений между общественно-экономическим базисом и религиозной над­стройкой. Его заслуга в том, что в каждой из этих двух больших автономных сфер он находил многозначительные созвучия и параллели, исследуя не инди­видуальные проявления, а тенденции, характерные для целых периодов и эпох ¹⁵. И никогда не сомневался в том, что религиозные идеи должны изу­чаться в тесной связи с историческим процессом, при любом анализе требо­вал учитывать эту реальную основу. Вопрос ставился Марксом совершенно однозначно: „Технология вскрывает активное отношение человека к приро­де, непосредственный процесс производства его жизни, а вместе с тем и его общественных условий жизни и проистекающих из них духовных представ­лений. Даже всякая история религии, абстрагирующаяся от этого материаль­ного базиса, - некритична. Конечно, много легче посредством анализа найти земное ядро туманных религиозных представлений, чем, наоборот, из дан­ных отношений реальной жизни вывести соответствующие им религиозные формы. Последний метод есть единственно материалистический, а следова­тельно, единственно научный метод”¹⁶.

В условиях научно-технической революции с самыми крупными в исто­рии человечества изменениями технологии выросли противоречия между огромными производительными силами современности и засильем импери­алистических транснациональных корпораций, иными словами, Между про­изводством и отношениями собственности в зоне господства капитализма. Эти противоречия становятся все острее и с особой силой дают себя знать в зависимых регионах, в частности в Латинской Америке. Структурный кризис в странах континента по всем признакам чреват взрывом. Импери­алистический грабеж заставил фашистскую тиранию, огнем и мечом уста­новленную Соединенными Штатами в Чили, прибегнуть к государственно­му терроризму. Социальная напряженность, копившаяся на континенте с начала XX века, изо дня в день растет и самым пагубным образом отража­ется на народных массах. Подобная обстановка приводит к изменениям в сознании значительной части населения, представленной верующими, ко­торых теперь не удовлетворяют стародавние проявления религиозности. Сохраняя христианские убеждения, они выражают их уже по-иному.

Маркс рассматривал религиозные чувства в ряду других исторически обусловленных характерных признаков общества, не утративших значе­ния и в наше время. Не случайно, анализируя в „Капитале” метаморфозы товара в процессе обращения, он в качестве' примера потребительской стоимости, которую желает приобрести и покупает на рынке его ткач, приво­дит Библию¹⁷. Религиозность ткача продолжает жить в душе миллионов таких же, как и он, тружеников нашего континента. Новое состоит в том, что вытекавшее из нее отношение верующих к классовой борьбе сейчас переменилось. Это обстоятельство имеет огромное значение. В Чили мы с большими ожиданиями, надеждой и готовностью к диалогу наблюдаем за изменением позиций, которые занимают в общественных схватках все бо­лее широкие круги католиков. Коммунисты не могли не откликнуться на их позитивные действия и протянули им руку для совместных выступлений против общего врага — фашизма, для диалога с целью поисков сфер согла­сия.

В течение веков, со времен испанского завоевания и до начала нынешне­го столетия, католическая церковь Чили была оплотом крайней реакции, связанной с испанской короной, виновной в войне против индейцев мапуче, установлении колониального режима, господстве „энкомендеро” ¹⁸ и лати­фундистов. Она открыто боролась против независимости и любых проявле­ний прогресса, выступая на протяжении всего XIX века врагом республикан­ских реформ. Но в ее рядах всегда находилось место для влиятельного прог­рессивного меньшинства. Некоторые священники разделяли взгляды знаме­нитого Лас Касаса¹⁹. В XVIII веке видными фигурами зарождавшейся нацио­нальной культуры Чили стали иезуиты М. Лакунса и X. И. Молина. Одним из „отцов” нашей родины в годы борьбы за независимость может считаться монах К. Энрикес²⁰. Но не менее верно и то, что эти и другие блестящие исключения не вписывались в официальную церковную структуру, которая открыто поставила себя на службу колониализму и всегда была заклятой противницей рабочего движения, освящавшей своим авторитетом пороки латифундизма. Весьма показательны, однако, и более поздние факты: в то время как с амвона звучали анафемы в адрес пролетарских организа­ций, основатель Компартии Чили - Л.Э. Рекабаррен призывал церковных проповедников к разумной, спокойной дискуссии, что и происходило во многих случаях, как правило, оказываясь полезным.

Когда после Великой Октябрьской социалистической революции и окон­чания первой мировой войны Чили вступила в период острых общественно- политических схваток, на посту архиепископа Сантьяго оказался историк К. Эррасурис. Он не только не поддерживал врагов перемен, но и согласил­ся с отделением церкви от государства, доброжелательно восприняв тогдаш­ние реформы. Некоторое время спустя подобная позиция повторилась в еще более подчеркнутой форме: в конце 30-х годов, когда у власти находи­лось правительство Народного фронта, у него сложились весьма добрые отношения с первым чилийским кардиналом X. М. Каро. Мне вспоминаются встречи руководства комсомола с этим прелатом, которые хотя и не име­ли больших последствий, но протекали в обстановке известной сердечно­сти и доверия.

Ни один из упомянутых фактов не был случайностью. С первых десяти­летий нашего века в Чили возникли группы католиков, обратившие на себя внимание неприятием традиционных взглядов на общественные проблемы. Новые подходы зарождались в умах отдельных священнослужителей, хоро­шо знакомых с рабочим движением и деятельностью Рекабаррена среди шахтеров селитряных копей, давали себя знать в ряде религиозных общин с обездоленным трудовым населением, а также среди студентов-католиков и прогрессивно мыслящей интеллигенции. Против военной диктатуры 1927- 1931 годов вместе боролись студенты-коммунисты из группы „Авансе” и студенты-католики из группы „Реновасьон”. Массы верующих сотрудничали с коммунистами, и это помогло разрушению многих мифов. Два выдающих? ся представителя католических кругов выступали носителями новых идей - иезуит А. Уртадо и епископ М. Ларраин.

Так что к взаимопониманию мы шли долгим путем. С одной стороны, в рядах КПЧ всегда находились католики, и партия, не скрывая своих ате­истических убеждений, с должным уважением относилась к их личным ре­лигиозным чувствам. За последние 20 лет партийными активистами стали и некоторые священники, соблюдавшие единственное условие - не вести чисто религиозной пропаганды среди товарищей по организации. С 1958 го­да, когда партия была восстановлена в конституционных правах, и до фаши­стского переворота 1973 года имели место случаи открытой поддержки кан­дидатов-коммунистов на выборах в парламент и местные органы власти многими священниками и монахами.

С другой стороны, широкие массы католиков, организованные в партии, которые делают акцент на своих связях с церковью, — такие, как демохри­стианская и левых христиан, - поддерживают с коммунистами, можно ска­зать, нормальные (хотя и не лишенные противоречий) отношения, зачастую не исключающие соглашений и союзов. Это — известные факты. Что касает­ся христианских низовых общин, то их дружеские контакты с партийными ячейками коммунистов в районах совместных действий стали обычным делом.

При всем том взаимоотношения между коммунистами и христианами подверглись испытаниям в условиях двух весьма специфичных периодов нашей истории. Первым были годы революционного правительства прези­дента С. Альенде. Вторым - фашистская тирания Пиночета. И в том и в другом случае неформальные, человеческие, личные связи марксистов и верующих стали значительно более тесными из-за совпадения взглядов по многим важнейшим вопросам. Кроме того, католическая церковь как ин­ститут за тысячу дней существования народного правительства и чилийской революции безусловно убедилась в том, что коммунисты неукоснительно уважают религиозные чувства прихожан и стремятся конструктивно сотруд­ничать с клиром. С приходом к власти диктатуры католическая церковь заняла в целом антифашистские позиции, которые высоко оцениваются нашей партией.

Таким образом, в Чили имел место процесс, охарактеризованный вы­дающимся католическим политиком, бывшим кандидатом в президенты Р. Томичем как „кризис сознания”, который накануне второй мировой войны и особенно после ее окончания „побудил (и побуждает) широкие христианские круги (вначале это были молодежь и простые верующие) поставить под сомнение вопрос о союзе церкви, различных христианских течений Латинской Америки с властью капитала внутри страны и за рубежом. Эти круги все яснее стали понимать, что существует глубокий антагонизм между капитализмом с его целями, практикой и институционной структурой и движением обездоленных народов за свое освобождение” ²¹.

Тысячи событий современной истории, положительных и отрицатель­ных, свершившихся на протяжении нашего столетия, и прежде всего рево­люция в России, разгром нацизма во второй мировой войне, успехи реаль­ного социализма, крах колониальной системы в послевоенный период, а в Латинской Америке - Кубинская революция, - оставили неизгладимый след в сознании миллионов верующих христиан. Глубокие социально-психо- логические изменения в разных странах континента способствовали поис­кам и утверждению новых взглядов на окружающий мир.

Все мы, коммунисты и христиане Латинской Америки, недавно полу­чили в качестве ориентира глубокую, богатую мыслями и ясную в изложении сложнейших вопросов книгу „Фидель и религия”²², где записаны беседы ку­бинского лидера с бразильским монахом-доминиканцем фраем (братом) Бетто. Это — произведение, в котором с поразительной прямотой и искрен­ностью рассматривается ряд животрепещущих проблем современности. Ком­партия Чили отдает должное непреходящей ценности данного труда. Несмот­ря на фашистский террор, он был издан также и в нашей стране, став досто­янием растущего круга читателей.

Касаясь роли католиков (и христиан вообще) при оценке перспектив союза с целью освобождения рабочего класса, латиноамериканских народов и наций, следует учитывать еще одно обстоятельство: сдвиги в сознании широких масс верующих — процесс относительно новый, но очень широкий, встречающий немало трудностей и препятствий, протекающий в весьма про­тиворечивых условиях. Он стал непреложным и объективным фактором растущего воздействия на миллионы людей. При критическом осмыслении наших расхождений с верующими и неоценимых преимуществ согласия с ними для совместных действий, установления различных форм единства и даже союзов всегда нужно иметь в виду некоторые особенности христиан­ского мироощущения.

Говоря, в частности, о католиках, желательно не забывать о таком простом и элементарном факте, как их принадлежность к определенному уч­реждению — церкви, которая предлагает им защиту. Маркс однажды мимохо­дом высказал по этому поводу очень интересную мысль. Едко критикуя по­пытки кое-кого из мелкобуржуазных авторов устранить „противоположность между деньгами и товаром”, он заметил, что подобное означало бы „ус­транить самые деньги, так как они существуют только как составная часть этой противоположности”. И тут же автор „Капитала” добавляет: „С таким же успехом можно было бы стремиться к упразднению папы, сохраняя в то же время католицизм” ²³.

Сегодня в лоне католической церкви не без труда уживаются три ос­новные, весьма противоречивые тенденции, каждая из которых дает себя знать в многочисленных вариантах. Один из епископов Сантьяго, монсень­ор X. Уртон, характеризует их следующим образом: „Среди них - те, кто усвоил новую „теорию” освобождения в собственном, очень специфическом понимании и находит свое нынешнее богословское кредо в смехотворном утверждении, будто вооруженные силы освободили нас от марксизма, а посему всякий добрый католик обязан с благодарностью поддерживать установленный в Чили режим (позиция консервативных церковников). Есть и такие, главная забота которых — сохранить равновесие; эти служи­тели церкви как бы балансируют на острие ножа, зная о существующих про­тиворечиях, но стараясь их не замечать (позиция равнодушных). И наконец, последние, те, кто стремится идти вглубь и при всем своем миролюбии и чистосердечии не может не подвергаться воздействию внешних факторов, постоянным ударам по христианской морали, а вследствие этого и перехо­дит на более критические и диссидентские позиции” ²⁴.

Не без риска упростить вопрос можно утверждать, что среди приспеш­ников первой - „консервативной” - позиции находятся оголтелые фаши­сты, люди из Опус деи, пользующиеся большим влиянием при нынешнем понтификате, самые отъявленные реакционеры, а также прекраснодушные традиционалисты, церковники старого закала и просто юродствующие мра­кобесы. Вторая позиция с институционной точки зрения является преобла­дающей. Она объединяет большинство епископов, „мягких” консерваторов, часть обновленцев, не освободившихся от вековых предрассудков, а также разношерстную армию реформистов, иными словами, служителей культа, не столько безразличных к переменам, сколько занимающих „промежуточ­ное” положение. Третья позиция отличается тем, что ее сторонники связыва­ют себя - часто безоговорочно - с общественной борьбой нашей эпохи. По­истине впечатляет та масса верующих, которая в Чили склоняется к третьей позиции. Правда, многие из них испытывают и влияние католических дея­телей „центристского” толка. И все это находится в постоянном движении, непрерывном развитии, надо думать, к лучшему.

По-настоящему знаменательным представляется тот факт, что все боль­шее число мирян перестает ощущать противоречие между своей верой и участием в политической борьбе на стороне левых сил и даже в революции как таковой. Есть и такие, для кого религия служит дополнительным сти­мулом революционного действия.

Масштабы этого явления наглядно прослеживаются в полемике, иду­щей в лоне церкви между приверженцами теологии освобождения и ее про­тивниками. Все дело в том, что на огромных массах верующих глубоко от­разились события нашей бурной эпохи. Выражая их новое мироощущение, ряд католических богословов стал развивать хорошо известные положения о человеке как об активном существе, которое преображает природу и в ходе общественной деятельности перестраивает самого себя. Эти обновленцы диалектически подходят к социальным процессам, критикуют капиталисти­ческую мораль, выступают в защиту угнетенных классов и делают выбор в пользу социализма. Подобные умонастроения вызвали обеспокоенность определенных ватиканских кругов, а широкой общественности стало изве­стно, что некоторые кардиналы рассматривают теологию освобождения как ересь.

Критику в ее адрес с самого начала своего понтификата высказывал и нынешний папа. Руководитель Конгрегации по вопросам веры при Ватика­не (наследницы бывшей инквизиции и Священной канцелярии) кардинал И. Ратцингер устроил судилище над некоторыми наиболее прогрессивными богословами. Бразильский францисканец Л. Бофф был наказан за свои вы­ступления годичным „покаянным молчанием”. В Италии хорошо информи­рованные источники сообщили, что Синод епископов католической церкви, созванный папой Иоанном Павлом II в 1986 году, собирался предать анафе­ме теологию освобождения, однако в ее защиту выступили многие выдающи­еся прелаты Бразилии, Перу и других стран. В результате Синод воздержался от высказываний по этому вопросу. Позднее Конгрегация по вопросам веры с открытого одобрения папы опубликовала пространный документ под наз­ванием „Инструкция о христианской свободе и освобождении”, который при всей своей двусмысленности содержал очевидные уступки некоторым теоре­тическим положениям, наиболее настойчиво выдвигаемым обновленцами.

Надо думать, теология освобождения получила в мире такой резонанс, что Ватикан вынужден ее уважать. А это уже немало. Что касается сторонни­ков перемен, то многие из них продолжают работать над созданием более со­лидных трудов. В частности, готовится коллективное издание новой теологи­ческой энциклопедии, опирающейся уже не на учение Аристотеля, а на диа­лектическую мысль.

Многие католики чувствуют известную растерянность и боятся, что Св. престол хочет лишь оттянуть предстоящий конфликт, стремясь укрепить свои позиции в епископатах отдельных латиноамериканских стран путем продолжающихся назначений консервативных прелатов на вакантные мес­та. Видимо, для подобных опасений есть основания, хотя очевидно, что вре­мя сейчас движется гораздо быстрее и в обстановке социальных потрясений и борьбы народов континента работает не только на теологов-освобожден- цев, но и на тех, кто среди верующих выступает за сотрудничество всех без исключения прогрессивных сил.

Коммунистическая партия Чили не вмешивается во внутренние дела цер­кви, но она решительно и с полным пониманием своего долга участвует в поисках путей к согласию, совместным действиям, сотрудничеству, дружбе, единству, взаимопониманию или союзу революционного антиимпериалисти­ческого движения с католиками и христианами в целом. Империализм же США, наоборот, не брезгуя всякого рода интригами, давлением и внедрени­ем своих людей в религиозные организации, прямо вмешивается в их дела, провоцируя расколы. За примерами ходить недалеко: ложи Опус деи тесно связаны с ЦРУ, а их махинации рассматриваются католическими массами как надругательство над верой, встречая отпор и открытую неприязнь.

Не в последнюю очередь беспримерная борьба широких масс, всего на­рода Чили против фашистской тирании Пиночета находит объяснение в хоро­шо согласованных действиях партийных „низов”, будь то марксисты, хри­стиане или люди, принадлежащие к другим идеологическим течениям. Чи­ли - страна, где коммунистическая мысль, несмотря на фашистский террор, сохраняет глубокие корни. В то же время это - государство, в котором большим удельным весом обладает христианство, а католическая церковь пользуется неоспоримым авторитетом. Подлинным несчастьем для Пиноче­та явилось то обстоятельство, что даже религиозные чувства христиан не помешали им плечом к плечу с коммунистами и другими демократами вступить в борьбу и сделать это без каких-либо колебаний нравственного порядка. Подобный выбор был отнюдь не легким и отнюдь не единодушным, но его сделало большинство верующих, и сейчас совместные выступления приобретают все более массовый характер и охватывают самые различные слои населения.

Мы, коммунисты, не пожалеем сил, чтобы достигнутое боевое братст­во чилийцев укреплялось и впредь и в новых условиях будущих сражений стало отличительной чертой нашей демократии и нашей революции.

Мильяс О. Христиане в общественной борьбе//Проблемы мира и социализма. - 1988. - № 3. - С. 69-73.

Серхио Мендес Арсео

„БЫТЬ АНТИКОММУНИСТОМ -
ЗНАЧИТ БЫТЬ АНТИХРИСТИАНИНОМ’’*

В итоге длительных раздумий я пришел к заключению: главным идео­логическим препятствием на пути мирного сосуществования служит анти­коммунизм. Мои мысли весьма созвучны выводу, содержащемуся в доку­менте рабочей группы III конгресса Христианской мирной конференции, где прямо говорилось: „Одна из причин гонки вооружений — антикомму­нистическая истерия. Мы обязаны внести вклад в ее преодоление”.

В примитивном антикоммунизме, широко распространенном в капита­листическом мире, как правило, имеются два аспекта - религиозный и светский. В первом случае объектом спекуляций является атеизм привер­женцев коммунизма. Тот факт, что марксисты не верят в Бога или, как заявляет Рейган, „в загробную жизнь”, уже сам по себе выдвигается в ка­честве основания не только для отрицания коммунизма, но и для провоз­глашения „священной войны”, „крестового похода” против него. Во вто­ром - то обстоятельство, что при социализме богатых лишают привилегий.

Религиозные и светские варианты антикоммунизма, приправленные ненавистью к СССР и взаимно усиливающие друг друга, систематически вдалбливаются в умы людей. Религиозные и политические деятели раз­носят антикоммунистические измышления и антисоветскую идеологию по свету, в особенности среди христиан и мусульман. Любое сомнение, высказываемое относительно столь примитивного антикоммунизма, опро­вергается с помощью эмоций. И тут же воздвигается словесная дымовая завеса, не позволяющая рассуждать здраво и препятствующая восприятию реальности.

В „третьем мире” воздействию подобного рода стереотипов особенно подвержены представители средних слоев, которые наиболее восприим­чивы к западной пропаганде. Они сетуют скорее не на безбожие комму­нистического общества, а на якобы отсутствие в нем свободы от госу­дарственного контроля. В ходу и другие предвзятые понятия, например о „кровожадности” коммунистов, их склонности к насилию. Эти понятия есть не что иное, как плод недобросовестных измышлений, создающих карикатуру на марксизм.

Антикоммунистические настроения — важное орудие империализма и мировой реакции. Газеты, многие из которых, как правило, принадлежат богачам, замалчивают правдивую информацию о социалистических стра­нах, изощренно внушают мысль о несоблюдении там прав человека, вся­чески раздувают шумиху вокруг разного рода диссидентов, спекулируют на отдельных судебных делах.

Попутно для отвода глаз утверждается, будто и капитализм, и комму­низм одинаково плохи. Поэтому, мол, следует искать „третий путь”, кото­рый на поверку оказывается той или иной разновидностью рыночной эко­номики. Все это мешает открытым идеологическим дискуссиям как в промышленно развитых государствах, так и в развивающихся странах.

По существу, антикоммунизм в Латинской Америке - главное препят­ствие на пути к достижению солидарности, единства народов и правительств в борьбе с империалистическим вмешательством и угрозами.

Он используется и для нападок на католическую церковь — самую влиятельную на Латиноамериканском континенте. Причиной послужили обновленческие процессы, происходящие в ее лоне. С помощью междуна­родных информационных агентств усиленно распространяется ложь о том, что наше соборное обновление „попахивает” коммунизмом.

Под воздействием антикоммунистической пропаганды многочислен­ные и влиятельные представители католицизма каждый по-своему: одни - не совсем разобравшись, другие — относясь с недоверием к переменам, - отказываются помочь национально-освободительным движениям, а также тем, кто подвергается преследованиям либо находится в эмиграции.

Однако мы знаем немало случаев, когда христиане проявили солидар­ность в защите прав человека. Широкие массы верующих не раз показыва­ли образцы мужества, отваги и благородства в сражениях за свое освобож­дение. В этих битвах их сопровождали многие пастыри. Вспомним хотя бы благородную деятельность монсеньора О. Арнульфо Ромеро, архиепископа Сан-Сальвадора. Можно привести и другие факты.

Думаю, что и сегодня весьма актуально звучит обращение, зачитанное с трибуны Христианской мирной конференции: „Мы сами обязаны содей­ствовать преодолению этой (антикоммунистической. - Ред.) истерии. Ибо быть антикоммунистом — значит быть антихристианином” ²⁶.

Мендес Арсео С. Быть антикоммунистом - значит быть антихристианином//Про- блемы мира и социализма. - 1986. - № 9. - С. 80-81.

Энрико Дюссель

РЕЛИГИОЗНЫЙ ФАКТОР В ЛАТИНОАМЕРИКАНСКОМ
РЕВОЛЮЦИОННОМ ПРОЦЕССЕ ♦

Указанная тема интересна не только и не столько с теоретической, сколько в основном с политической точки зрения. Речь идет о проблеме,

которая должна основываться на исторической практике латиноамери­канского народа в целом. Участником революции на континенте, кото­рая началась в конце XIX и продолжалась в XX веке, был весь народ, ос­вободившийся путем упорной борьбы от капиталистической зависимости центральных стран. Эта латиноамериканская революция в самом ходе учи­лась на собственных ошибках, зачастую явившихся плодом механическо­го подражания решениям и теориям, принятым в иных исторических ус­ловиях. Оригинальность Латинской Америки заключена в коллективной и исторической практике ее народа. Эта практика — закон, определяющий реальность и возможность триумфа революции. Самые большие враги ре­волюции - это не ее исторические внутренние враги, а догматизм, отсут­ствие теоретической гибкости, которые „применяются”, не опираясь на революционную практику.

Проблема религии — один из подобных вопросов. Это по преимуще­ству вопрос политический. Именно он в значительной степени способству­ет превращению революции в народную. Без правильного решения религи­озного вопроса передовой отряд превращается в авангардистов, а соответ­ствующая теория приводит к догматизму, который затушевывает реаль­ность. Мы говорим так не потому, что об этом читали; к несчастью, перед нашими глазами проходит множество всякого рода догматизмов наших молодых и зарождающихся революций...