Право и высокие духовные ценности

 

 

1. Мораль – основа оценки права. Характеристика права как це- ли связана с его общественным признанием, которое основывается на морали.

Хотя в ходе общественного развития происходит высвобождение (отдифференциация) правовых средств от иных средств регуляции, и прежде всего от моральных императивов [II.5.3], моральные кри- терии остаются основой оценки права. И как это ни парадоксально, именно через моральные идеалы и ценности происходит обществен- ное признание права.

Ведь мораль не только регулятор; она одновременно выступает в ка- честве высоких духовных идеалов и ценностей. А это уже не только ка-

Часть третья. Философско-правовые проблемы

 

тегории общечеловеческого и высокого, трансцендентного духовно- го мира, законы духовной свободы, но и в этой связи – принципы, призванные придавать надлежащий духовный ранг, духовный статус тем или иным явлениям. В том числе в области внешних отношений, внешней свободы.

И самое знаменательное здесь заключается в том, что мораль, кото- рая в немалой степени отторгается правом на уровне регуляции внеш- них отношений (такова уж логика права!), дает праву максимально вы- сокую социальную оценку, придает ему высокую духовную значимость.

Такой эффект достигается на основе особой категории, выражаю- щей моральную оценку права, – правового долга.

2. Категория «правовой долг». Приведу сначала выдержку из сочи- нения Канта «К вечному миру», а затем в ходе разбора суждений фи- лософа попытаюсь обосновать мысль о том, что именно через кате- горию «правовой долг» реализуется высшая моральная оценка права. Вот что пишет Кант: «И любовь к человеку, и уважение к праву лю- дей есть долг; первое, однако, только обусловленный, второе же, на- против – безусловный, абсолютно повелевающий долг; и тот, кто за- хочет отдаться приятному чувству благосклонности, должен внача- ле полностью убедиться, что он не нарушил этого долга». И вслед за тем: «Политика легко соглашается с моралью в первом смысле (с эти- кой), когда речь идет о том, чтобы подчинить право людей произволу их правителей, но с моралью во втором значении (как учением о пра- ве), перед которой ей следовало бы преклонить колени, она находит целесообразным не входить в соглашение, предпочитая оспаривать всю ее реальность и всякий долг истолковывать лишь как благоволе- ние». И здесь, замечает Кант, дает о себе знать «коварство боящейся

света политики»1.

Необходимо сразу же заметить, что, по Канту, уважение к праву для людей не просто долг, а долг безусловный, абсолютно повелеваю- щий. Более того, Кант довольно жестко противопоставляет его дол- гу «любить человека» – одному из центральных постулатов христи- анской религии, рассматривает его в качестве лишь «обусловленно- го долга», словом, возвышает долг людей в плоскости права (в другом месте он прямо называет его «правовым долгом»2) даже над важней- шим и поистине великим религиозным началом, относящимся к са- мой сути христианства.

 

 

1 Кант И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 1. С. 475.

2 Там же. С. 455.

Глава шестнадцатая. Право в нашей жизни, в судьбе людей

 

Почему же именно правовой долг имеет безусловный, абсолютно повелевающий характер? Тем более в условиях, когда происходит и за- кономерно нарастает разъединение морали и права1.

И вот здесь обретает глубокий смысл то обстоятельство, что кон- струирование понятия «правовой долг» оказывается возможным и оправданным только в гражданском обществе – в том обществе, где в силу природы и логики его экономической, политической и ду- ховной жизни право, раскрывая смысл последовательно демократи- ческой, либеральной цивилизации, становится целью общественной жизни. В том обществе, в котором право возвышается над властью (по- литикой), ставит в центр общественной жизни человека, его достоин- ство, высший статус и неотъемлемые права. И именно тогда в сфере морали право и реализуется в долге, имеющем безусловный, абсолют- но повелевающий характер.

Выходит, мораль, выраженная в правовом долге, в безусловном и ка- тегорическом уважении права людей, есть мораль гражданского обще- ства – высшая мораль, мораль-максима.

Но долгие века в человеческом сообществе в условиях традицион- ных цивилизаций, в которых доминировали власть и ритуальные рели- гии, господствующее положение имела адекватная им традиционная мораль, в которой первое место занимают власть (политика) и ритуаль- ная религия, во многом подчиняющие себе и поглощающие и право. И стало быть, мораль, открывающая путь к тому, чтобы – по словам Канта – подчинить право людей произволу их правителей, когда гос- подствует с точки зрения современных представлений «право власти». И когда Кант вполне справедливо говорит о том, что «политика дол- жна преклонить колени перед правом человека»2, речь идет не о праве

вообще, а именно о праве человека.

И не менее примечательно то обстоятельство, что это строгое, не- двусмысленно определенное выражение в отношении политики (вла- сти) – «преклонить колени» – Кант слово в слово применяет и в от-

 

1 Отметив происшедшее в Европе «разведение» морали и права как факт, свидетель- ствующий о преодолении моральной нетерпимости (выступавшей в качестве духовной санкции насилия), А.А. Гусейнов считает, что такое «разведение» выразилось в «воз- ведении права в мораль государства» (Гусейнов А.А. Моральная демагогия как форма апологии насилия. Материалы конференции «Российско-германский диалог: насилие в посттоталитарных обществах» // Вопросы философии. 1995. № 5. С. 12). Последнее из приведенных суждений требует, на мой взгляд, известных корректив. Оно, думает- ся, приобретет положительное ценностное звучание, если «моралью государства» ста- нет не вообще право, а право человека.

2 Кант И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 1. С. 461.

Часть третья. Философско-правовые проблемы

 

ношении морали, выраженной в правовом долге, в «учении о праве»1. Красноречива и такая деталь: с точки зрения Канта (вполне обосно- ванной, последовательной), политика, а значит, и власть «легко согла- шается с моралью», когда она освещает подчинение права людей про- изволу их правителей. А вот перед правом человека и моралью, выра- жающейся в правовом долге (моралью гражданского общества), власть, политика сникают, тушуются, робеют, понимая, что это большая, мо- гучая, по логике общества доминирующая сила – явление ей, власти, органически чуждое, претендующее на первенство. Потому-то в от- ношении «такой морали» (или «учения о праве») политика не спешит

«преклонять колени», а переводит дело в иную плоскость – «находит целесообразным не входить в соглашение, предпочитая оспаривать всю ее реальность и всякий долг истолковывать как благоволение»2, когда, по Канту, и раскрывается коварство «боящейся света политики». В другом месте, в комментарии древнеримской формулы «fiat iustitia, pereiat mundus» (пусть погибнет мир, но торжествует правосудие) Кант об- ращает внимание на такую грань соотношения права и морали, связанную с правовым долгом. Он пишет, что политические максимы должны ис- ходить «из чистого понятия правового долга (из долженствования, прин- цип которого дан a priori чистым разумом)»3. Подчеркивая таким образом приоритет правовых категорий по отношению к политическим, он пояс- няет суть правового долга через моральное понятие «долженствование», но такое долженствование, основу которого образует принцип, данный a priori чистым разумом. То есть принцип чистого права, высоких чистых

правовых начал, безусловного уважения права человека.

А теперь такое соображение. Одна из проблем жизни человеческого общества начиная с глубокой древности и до наших дней – это проблема взаимоотношений политики (власти) и морали, моральность политики. Сам по себе «спор» морали и политики бесперспективен: полити-

ка и мораль имеют свои основания общественной значимости, свои особые ниши бытия и могут каждая в «своей» сфере с немалым успе- хом отстаивать «свой приоритет» (увы, не считаясь – ибо при этом нет ущерба – с соседствующей сферой).

Но этот «спор» находит удовлетворительное решение, как толь- ко в него включается право, притом именно право человека как цель общества. В таких условиях мораль, призванная придавать священ- ный характер праву, занимает должное высокое место по отношению

1 Кант И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 1. С. 475.

2 Там же.

3 Там же. С. 457.

Глава шестнадцатая. Право в нашей жизни, в судьбе людей

 

к власти, к политике. И тогда, по словам Канта, «истинная политика не может сделать шага, заранее не воздав должного морали». И тогда в любых жизненных перипетиях «право человека должно считаться священным, каких бы жертв ни стоило это господствующей власти»1. Достоин упоминания еще один штрих, характеризующий мораль- ность власти, политики. И вновь толчок к размышлениям по данно- му вопросу дают идеи Канта о праве. Для Канта, как и многих других мыслителей эпохи Просвещения, были очевидными негативные сто- роны, коварство и тяготы власти. И вытекающая отсюда необходи- мость умирения власти и даже – коль скоро речь идет о правителе как

«наместнике Бога» – смирения в его душе.

И вот при обосновании такой необходимости (когда философом и бы- ла высказана мысль о праве как о «самом святом из того, что есть у Бога на земле», о чем речь впереди) Кант говорит о наиболее тяжкой миссии для правителя – блюсти право людей2. Да, верно, «наиболее тяжкой» во все времена и особенно ныне, когда «права людей» выдвинулись в са- мый центр жизни общества и когда «соблюдение прав стало для многих правителей вовсе не «миссией», а некой обременительной повинностью. Отсюда – предположение. Не в этой ли миссии – блюсти право лю- дей, когда недопустимо даже «чем-либо задеть» со стороны правителя эту святыню – надо видеть высшее предназначение государственной вла- сти в обществе? Если это предположение справедливо, то оно может служить еще одним подтверждением того высокого предназначения права, когда «природа неодолимо хочет, чтобы право получило в кон-

це концов верховную власть»3.

 

1 Кант И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 1. С. 461.

2 Там же. С. 383.

3 Там же. С. 419. И еще один знаменательный момент, выражающий жесткую по- зицию в отношении людей, попирающих неотъемлемые права человека. По обосно- ванному утверждению Канта, нарушение прав человека – явление отвратительное. Такое нарушение, по его словам, «есть зло и им остается, в особенности, в преднаме- ренном взаимном нарушении самых священных человеческих прав», «которое нельзя не ненавидеть«(с. 333).

Но какой должна быть реакция на подобное нарушение прав человека? В свою оче- редь причинить нарушителям зло? Нет, говорит Кант, признание нарушения прав че- ловека явлением отвратительным «не означает причинять людям зло, это значит к а к м о ж н о м е н ь ш е и м е т ь с н и м и д е л а (разрядка моя. – С.А.)» (там же). Да, именно так. Именно с такой философской, истинно человеческой, глубоко мо- ральной стороны должна быть реакция на нарушителей священных прав человека. Как можно меньше иметь «с ними», такого рода правителями, дело! С правителями, несущи- ми бремя власти, которая по самому своему назначению призвана утверждать и охра-

нять права людей как незыблемую святыню.

Часть третья. Философско-правовые проблемы

 

3. Общепринятые формулы и оценка высокого смыслового значения. В настоящее время прочно вошли в обиход, и на научном и на пуб- лицистическом уровне, такие формулы, относящиеся к современно- му развитому гражданскому обществу, как «верховенство права» или

«правление права». Формулы, в которых и содержится лестная для приверженцев права оценка этого социального института.

И все же наиболее яркое и точное, на мой взгляд, определение цен- ности права выражено в кантовском положении о том, что право чело- века является самым святым из того, что есть у Бога на земле.

Вовсе не случайно в сочинениях Канта, затрагивающих вопросы права, неизменно присутствует слово «святое». Оно уже прозвучало в лекциях 1780–1782 гг., прочитанных в Кенигсбергском университе- те. «Наш долг, – говорил Кант, – состоит в том, чтобы глубоко уважать право других и как святыню чтить его»1. В последующих своих работах философ в ряде случаев использует указанное определение также в от- ношении субъективных прав – прав отдельных личностей, общностей и даже всего человечества (Кант утверждает, например, что отказ от просвещения тем более для последующих поколений означает нару- шение и попрание священных прав человечества). Вместе с тем такую возвышенную характеристику Кант со временем все более распростра- няет на в с ю п р а в о в у ю м а т е р и ю, на объективное право.

Это относится и к обобщающему положению о том, что «право человека должно считаться священным»2. А главное – к тому приве- денному выше положению, которое представляет собой оценку наи- более высокого смыслового значения, – к положению о праве как са- мом святом из того, что есть у Бога на земле3.

Эту оценку наиболее высокого смыслового значения не следует по- нимать в ортодоксально-религиозной интерпретации. Тема Бога по- явилась у позднего Канта вообще как «тема согласованности множе- ства частных и разнообразных, разнородных законов; согласованно- сти, которая может быть приписана лишь воспроизводству некоторой производящей основы всех этих законов»4.

С таких позиций, возможно, есть основания утверждать и то, что ссылка на Бога при характеристике ценности права позволяет придать человеку как разумному существу и праву человека значение своего рода «представителя» или носителя ценностей «производящей осно-

1 Кант И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 1. С. 271.

2 Там же. С. 141, 461.

3 Там же. С. 383.

4 Мамардашвили М. Указ. соч. С. 151.

Глава шестнадцатая. Право в нашей жизни, в судьбе людей

 

вы» духовного мира людей в области внешних, практических отноше- ний. Весьма примечательно также и то, что в приведенном выше по- ложении Кант столь возвышенно оценивает право в сопоставлении со

«священностью» власти, правителя. Он утверждает, что есть известный резон в суждениях, в соответствии с которыми «правитель – намест- ник Бога». Почему? Да потому, что такого рода, казалось бы, славо- словные суждения должны вызывать «в его душе смирение», так как – внимание! – вообще-то он, правитель, «взял на себя миссию слишком тяжелую для одного человека, а именно взялся блюсти право людей (самое святое из того, что есть у Бога на земле) и ему постоянно сле- дует опасаться чем-либо задеть эту зеницу Господа»1. (Да-да, именно так – «зеницу Господа»!)

В какой-то мере такое терминологическое обозначение ценности права, отражая особенности общепринятой лексики конца XVIII в., имеет в кантовских суждениях сугубо светское, мирское значение. Оно под этим углом зрения призвано выразить отношение к праву – стать определяющей категорией, ключевым звеном правосознания лю- дей в гражданском обществе. Ведь по сложившемуся с конца поздне- го Средневековья (и до наших дней) словоупотреблению нет другого словесного символа, другого терминологического обозначения, кроме слова «святое», которое бы выражало высшее, самое высокое отноше- ние к тому или иному предмету. Отношение предельно уважительное, почтительное, не допускающее никаких исключений. (Показательно, что в России даже в первые годы после Октябрьского переворота, ко- гда открыто провозглашался и проводился в жизнь откровенно атеи- стический режим диктатуры пролетариата, Ленин говорил о том, что нужно «свято» соблюдать законы и предписания советской власти.)

Главное же, что предопределило столь возвышенное отношение Кан- та к праву, – это, надо еще раз сказать, сама суть философских воззрений Канта, его философских идей о праве, его смысле. Идей, посвященных не только праву как звену «замысла» природы, в частности, тому, что от- носится к глубинным, природным корням права, той «путеводной ни- ти природы», которая «таинственным образом связана с мудростью»2. Решающее значение и в данном отношении имеют философские пред- ставления Канта о внутреннем духовном мире человека, находящемся

«по ту сторону» представлений о природе, когда – кстати будет замече- но – он в связи с характеристикой прирожденных, необходимо принад-

 

1 Кант И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 1. С. 383.

2 Там же. С. 107.

 

Часть третья. Философско-правовые проблемы

 

лежащих человеку и неотчуждаемых прав говорит о том, что здесь чело- век выступает «гражданином сверхчувственного мира»1. Именно в таком ключе Кант пишет о том, что «человечество в нашем лице должно быть для нас самым святым, так как человек есть субъект морального закона, стало быть, субъект того, что само по себе свято»2.

А теперь в краткой, наиболее сжатой характеристике суть пробле- мы – ответ на вопросы, относящиеся к приведенному выше кантов- скому положению, – почему «у Бога» и почему «самое святое»?

Потому отвечу предельно кратко, что человек, с у в е р е н н а я л и ч н о с т ь, – существо, наделенное разумом, – это и есть самое ве- ликое, самое «божественное», выражение или воплощение на земле само- го Бога (хотя у человека немало и того, что имеет и «бесовской», тем- ный характер – из мира зла и дурного). Такое божественное, по нашим конфессиональным доминантам – христианское понимание личности как раз, надо полагать, и было обосновано Н.А. Бердяевым3– одним из крупных философских умов последнего столетия. И вот само-то по- ложение человека, разумного существа, человека как личности может быть «дано» – закреплено и охраняемо – именно правом, правом человека. Таким образом, дело не только в том, что именно через право на ци- вилизованных началах реально утверждается самое великое благо для человека – свобода, и притом – в современных цивилизационных зна- чениях (хотя эта миссия права достойна достаточно высоких оценок). Наиболее существенное заключается в том, что на основе права инди- вид становится личностью – факт, действительно относящийся к разря- ду «святых», а институт, обеспечивающий его наступление и поддержа- ние, право, – «самое святое» из того, что есть на нашей грешной земле у разумных начал нашего бытия, которые могут быть названы «Богом». И тут в обоснование приведенных положений представляется важ- ным обратиться к одной из определяющих особенностей права человека, вытекающей из идей другого мыслителя, взятых за основу в этой кни- ге, – И.А. Покровского. Именно потому, что человеческие права, лежа- щие в основе права современного гражданского общества, раскрывают- ся как право на индивидуальность каждой человеческой личности, надо отдавать себе отчет в том, что на земле нет иных социальных институтов и средств – кроме объективного права, – которые были бы способны

 

1 Кант И. Сочинения на немецком и русском языках. Т. 1. С. 375.

2 Там же. Т. 3. С. 645.

3 Н.А. Бердяев пишет: «Идея Бога есть величайшая человеческая идея. Идея чело- века есть величайшая Божья идея. Человек ждет рождения в нем Бога» (Бердяев Н.А. Указ. соч. С. 195).

Глава шестнадцатая. Право в нашей жизни, в судьбе людей

 

реализовать, претворить на деле эту наиболее высокую гуманитарную цель сообщества разумных и потому свободных существ – людей, цель, состоящую в конституировании и возвышении личности, реализации ее индивидуальности. А это и предполагает, что именно право как объ- ективированное бытие разума – именно под только что указанным уг- лом зрения – приобретает качество основного звена решения жизнен- ных проблем людей. И оно в данном отношении не может не быть са- мым святым из всего того, что есть у Бога на земле.

4. Трансцендентная сторона вопроса. При рассмотрении права с точ- ки зрения высоких духовных ценностей есть и такая сторона вопро- са, которая требует дополнительных характеристик. Это – понимание места и роли права в жизни и в судьбе людей – права с точки зрения категорий, находящихся «по ту сторону» представлений о природе, выраженных в духовном мире человека, – трансцендентальных идей чистого разума: свободы, бессмертия, Бога. То есть того внутреннего духовного мира человека, в котором господствуют идеалы и высшие начала морали, начала добра и совести, вины и раскаяния, светлые начала разума, формируется нравственная личность и «в своей транс- цендентальности, человек выступает как разумное, разумно действую- щее, нравственное, свободное существо»1.

При всей (вполне оправданной) сложности такого подхода к дей- ствительности, трудностях его восприятия традиционным мышлением надо отдавать ясный отчет в том, что без учета глубоких духовных ос- нов нашей жизни, находящихся «по ту сторону» представлений о при- роде, идеи свободы личности, ее прирожденных неотъемлемых прав, личной ответственности и личной вины лишаются каких-либо осно- ваний. И значит, отпадает возможность самой постановки вопроса о праве как об объективированном бытии разума и тем более о праве человека, праве в высоком духовном человеческом значении, способ- ном возвыситься над властью, стать целью и под углом зрения высо- ких духовных, нравственных начал.

Вместе с тем здесь, наряду с допустимой, думается, гипотезой о, возможно, трансцендентных, сверхчувственных корнях самого фе- номена права [II.11.2], требуется известный разворот аргументации, перевод ее в иную плоскость, к учету того факта, что позитивное пра- во охватывает внешние, практические отношения, область прозаиче- ских, грубых, эгоистических интересов и страстей. Но эти фактиче-

 

1 Ойзерман Т.И. К характеристике трансцендентального идеализма И. Канта: мета- физика свободы // Вопросы философии. 1996. № 6. С. 67.

Часть третья. Философско-правовые проблемы

 

ские, суровые и жесткие особенности сферы внешних, практических отношений людей не только не устраняют, но как раз предопределя- ют то обстоятельство, что именно право является – как это ни пара- доксально – образованием, наиболее близким к духовному миру че- ловека, адекватным, совместимым с ним.

Ибо именно право в земной, прозаической жизни призвано быть носителем чистого разума, выступать в качестве права человека. И по- этому именно право (при реализации заложенных в нем потенций) должно не только быть прочной и твердой опорой для активности, творчества, самостоятельной деятельности людей на земле, в сфере внешних отношений, но и «сделать» человека центром людского сооб- щества – личностью, и в этой связи о п о р о й (именно опорой, не более и не менее того) для утверждения во взаимоотношениях между людьми высоких духовных, моральных начал, идеалов, ценностей.

В сфере внешних, практических отношений иной сравнимой по со- циальной силе, энергетике и органике опоры для утверждения и реа- лизации духовных, моральных ценностей человека среди социальных образований не существует. Именно отсюда раскрывается уникальное значение права, состоящее в том, что при помощи права оказывается возможным распространять высокие проявления разума, трансцен- дентальные ценности – духовные, моральные начала, идеалы – на об- ласть внешних, практических отношений. То есть создавать условия, быть стартовым пунктом, опорой для того, чтобы «возвращать» их лю- дям в сфере отношений, наполненных антагонизмами, конфликтами, страстями, суровыми и трудными буднями. При этом возвращать эти человеческие ценности не в виде одного лишь милосердия, блажен- ной любви, сострадания, других категорий патерналистского созна- ния и традиционных порядков, а в виде свободы человека, выражен- ной в субъективных правах и охраняемой законом.

При этом следует учесть обстоятельство, на которое обратил внима- ние М. Мамардашвили. «Декарт и Кант (а также некоторые философы XX в., например Шпенглер), – говорит он, – понимали идеальное, иде- ал не как нечто существующее в оценочном отношении человека, а как реальное явление, событие». И отсюда – «проблема ценностей у Канта – это не проблема веры человека в идеалы, высшие ценности. Речь у него идет о другом – об участии человека с его усилием в реальной жизни, от- личной от нашей, в реальной жизни некоторых онтологических абстрак- ций порядка или так называемых высших, или совершенных объектов»1.

 

 

 

1 Мамардашвили М. Указ. соч. С. 276, 277.

Глава шестнадцатая. Право в нашей жизни, в судьбе людей

 

И здесь вновь следует сказать о «перекличке» идей Канта и И.А. По- кровского. Приведу в этой связи ранее уже упомянутую мысль русского правоведа: «Борьба личности за свои права является… борьбой за сво- бодное целеполагание, за нравственную свободу. Человек хочет сво- бодно искать Бога и его правды, ибо только свободно признанный Бог есть Бог; принудительно навязанным может быть только идол»1. Одна лишь авторская корректива к сказанному: человек как существо ра- зумное и моральное и есть выражение Бога на земле (или «носителя», или «представителя» Его сущности – дело не в словах, а в самой сути того великого и человеческого, о чем идет речь).

Итак, возьмем еще на заметку то обстоятельство, что только тогда, когда человек утверждается как личность и существуют надежные сред- ства и механизмы обеспечения прочности и надежности его высокого статуса и неотъемлемых прав, только тогда становится в полной мере воз- можным реальное осуществление великих духовных и высоких мораль- ных начал – совести, добра, веры. И только тогда, надо добавить, реаль- но могут быть осуществлены начала свободы человека, его творческий потенциал, созидательная активность, самобытная индивидуальность. А значит, реализуются и основные идеалы современной цивилизации.