Наследие публицистов ленинской школы

 

Памятуя, что имена В.Ленина и Л.Троцкого говорили темному пред­ставителю народа больше, нежели имя А.Пушкина, лите­ратуроведческие статьи, появлявшиеся на страницах боль­ше­вистской прессы, опирались на теоретические работы политического характера. И здесь первое место остается за трудами В.Ленина.

Не единожды он апеллирует к имени и творчеству А.Пушкина [1]. И не раз имя А.Пушкина сопрягается с именем Владимира Ильича в воспоминаниях родных и соратников вождя революции. Таким образом, можно говорить о доку­мен­тированном подтверждении отношения вождя револю­ции к личности А.Пушкина.

Рассмотрим наиболее характерное из них.

Ответ на вопрос, кем был А.Пушкин для В.Ленина, находим в Постановлении СНК от 30 июля 1918 года о монументах в Москве: имя А.Пушкина значится четвертым в разделе «III. Писатели и поэты». Ему предшествуют Л.Толстой, Ф.Достоевский и М.Лермонтов [2].

По воспоминаниям И.Арманд, В.Ленин из лучших представителей русской дореволюционной культуры более всего любил А.Пушкина и ценил Н.Некрасова [3].

Так что А.Пушкин был для него лишь одним из представителей политической дореволюционной культуры, а отнюдь не революционером, примыкавшим к декабрист­ско­му движению. Подтверждением этому служит «не упо­ми­на­ние» имени А.Пушкина в связи с декабристами, хотя апел­ляция к ним прослеживается в десяти работах В.Ленина.

Наконец, процитируем воспоминания Н.Мещерякова: «Ленин любил поэзию, он очень любил Пушкина и читал его с громадным удовольствием...» [4] Кажется, яснее не выра­зить­ся.

Именно в этом значении, – как поэта, – упоминал в своих работах А.Пушкина В.Ленин. Значит, он не мог быть родоначальником теории революционности А.Пушкина.

Тогда кто же выдвинул эту концепцию?

Обратимся к наследию А.Луначарского. С 1917 по 1929 год он был наркомом по просвещению РСФСР, затем председателем Ученого комитета при ЦИК СССР и проявил себя как активнейший организатор культурного строитель­ства в стране. Будучи публицистом ленинской школы, Ана­толий Васильевич внес немалый вклад в формирование ленинской концепции развития общественной мысли. К имени А.Пушкина он обращается в двадцати трех работах, вошедших в двухтомник А.Луначарского «Статьи о литературе» [5]. Одни только названия работ отражают широ­чайший диапазон интересов А.Луначарского. И на каждом этапе развития литературы он находит свое место для наследия А.Пушкина.

«Пушкин не мог не протестовать против самодержа­вия, и он протестовал, так что, по существу говоря, большая часть его произведений, и напечатанных, и не могших быть напечатанными, и даже сожженных им, была посвящена политической борьбе. Он был далеко вперед ушедшим революционером...» [6] К такому выводу пришел А.Луна­чарский в 1925 году.

Однако его мнение не всегда было столь однозначно. В одной из ранних своих работ А.Луначарский, размышляя над тем, кто из двух поэтов – А.Пушкин или Н.Некрасов – значимее, роняет: «Теперь мы ценим Пушкина не только за «пленительную сладость» его стихов. Вдумываясь в него, мы открыли в этой на вид до поверхности счастливой натуре глубинные мысли и переживания, живучий зародыш почти всех важнейших мотивов, которые развернула потом русская литература...» [7] И далее: «Классовое в Пушкине можно, конечно, выделить, <...> это поэзия дворянская и при этом определенного времени дворянства, тех самых годов, из которых вышел «декабризм» [8]. Здесь чувствуется попытка «развить» ленинское отношение к А.Пушкину как к поэту, слить его с декабристским движением. И в статье, посвященной только А.Пушкину, он ищет оправдания соб­ственным апелляциям к творчеству дворянского поэта: «Знать Пушкина хорошо, потому что он нам дает утешительнейшее знание сил нашего народа. Не патриотизм ведет нас сюда, а сознание необходимости и неизбежности несколько особого служения нашего народа среди других народов-братьев» [9].

Все же, понимая натужность попыток выдать А.Пуш­кина за революционера, А.Луначарский не раз скажет о двуличии пушкинского существования: после поражения декабристского восстания «он надел на лицо более или менее законопослушную маску», и «маска, сливаясь с под­линным лицом, приобрела многие черты оригинальнейшей человечности» [10]. Понимая это, «Пушкин искал себе оправ­дания в таком ренегатстве, философски осуждая револю­ционные крайности» [11]. Такова, по мнению А.Луначарского, трагедия поэта: «Несмотря на то, что Пушкин был чело­веком до чрезвычайности уживчивым со средой, показал себя способным к очень гибкому внешнему и внутреннему оппортунизму, жизнь его была отравлена, и общественный скандал, жертвой которого он пал, вытекает с неумолимой логикой из всего его положения между декабризмом, с одной стороны, и Николаем Палкиным – с другой» [12]. А впрочем, приходит к выводу Анатолий Васильевич, присоединяясь к словам Н.Чернышевского: «Любить Пуш­кина – это не значит примкнуть к какому-нибудь лагерю» [13].

Словом, мы наблюдаем в работах А.Луначарского многоцветную палитру мнений: от «отката» Пушкина с декабристских позиций до признания его «далеко вперед ушедшим революционером». Итожа выводы, А.Луначарский замечает: «Почти у всякой русской писательской могилы, у могилы Радищева, Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Не­красова, Достоевского, Толстого и многих, многих других – почти у всех можно провозгласить страшную рево­лю­цион­ную анафему против старой России, ибо всех она либо убила, либо искалечила, обузила, обгрызла, завела не на ту дорогу» [14].

Будучи крупным теоретиком литературы, он, следуя ленинской концепции развития общественной мысли, одним из первых поставил вопрос об особенностях пролетарской литературы. Центральной проблемой его творчества была проблема «Искусство и революция». И обращение А.Луна­чарского в этой связи к имени А.Пушкина показательно. Исследуя его работы, можно сделать вывод о порождении им проблемы «Пушкин и революция», укрепившийся в вульгарном пушкиноведении первых лет Советской власти. Нарком первым выявил «революционное» значение А.Пуш­кина: «Подлинная революция непременно космата, непре­менно чрезмерна, непременно хаотична... Это великолепно чувствовал и сказал нам Пушкин...» [15]

Таким образом, был сформирован вульгарно-социо­логический подход в пушкиниане, который определенное время после революции был достаточно распространен. Ему пытался противостоять А.Горький, который, характеризуя величие поэта и признавая ценность его творчества для становления социалистической культуры, не переоценивал его революционность.

В накаленной атмосфере предреволюционных лет воспетая А.Пушкиным «тайная свобода» воодушевляла, слово поэта звучало призывом к обновлению. Когда же в выступлении, посвященном 75-летию восстания декабрис­тов, Г.Плеханов указал на чрезвычайное значение тесных связей поэта с героями 14 декабря [16], создались предпосылки для рассмотрения «революционности» А.Пушкина, чем воспользовалась дореволюционная «Правда» и теоретик новой литературы А.Луначарский.

Борьба за «нового» А.Пушкина переродилась в новую концепцию формализма. Один из главных идеологов нового метода В.Шкловский писал: «Мы должны в кино, которое обладает огромной силой внушения, создавать вещи, параллельные произведениям классиков. Мы должны заново поставить «Капитанскую дочку», «Войну и мир» [17]. Для этого необходимо «бороться по линии изменения сведений, которые они сообщают». Поскольку, считал В.Шкловский, мировоззрение А.Пушкина ограничивало возможность пере­дачи «правильных» фактов об изображенной им действи­тель­ности, текст следовало исправить. Следуя этому прин­ципу, создавали свои произ­ведения и сатирики. В коллек­тивной поэме «Товарищ Евгений Оне­гин» [18]. Онегин оказыва­ется агрономом, Татьяна – работницей почты, а Ленский – селькором. Главной целью длинного стихотворного повест­во­вания стало доказательство актуальности пушкинских ма­сок для изображения современной действительности. Так материали­зовалась ленинская теория, развитая публицис­тами ленинской школы.

В 1924 году, когда ученые решили отметить 125-летие со дня рождения поэта, было создано Общество друзей Пушкинского заповедника в Михайловском, провоз­гласив­шее своей задачей пропаганду творческого наследия А.Пуш­кина среди широких масс трудящихся. Тогда же была выд­винута идея проведения в заповеднике народных празд­ников, посвященных поэту. При этом следует помнить, что к 1924 году ничего не сохранилось после тревожного 1918 года: ни усадеб, ни парков, ни даже могилы А.Пушкина...Возглавлял делегацию общества друзей его предсе­датель, президент Академии Наук А.Карпинский. Писатели и ученые ходили вместе с народом пешком по всем памят­ным местам будущего Пушкиногорья. Используя много­об­разие видов общения, – личное, непосредственное, худо­жест­венное, игровое, – они пытались слить воедино две ветви пушкинианы – научной и народной. Заложенная традиция совмещения этих ветвей пушкинианы пригодились при моделировании нового имиджа поэта – всенародного символа отечественной литературы.

Социально-политические изменения в стране после Октябрьской революции вызвали трансформацию общест­вен­­ного сознания, изменения мировоззрения. К 1924 году заканчивается революционная эпоха, которой присуща поли­стилистическая культура, начинает формироваться моно­стилистическая культура, которая будет характерна для Советской России. Хронологически переход к моности­листической культуре был завершен к 1937 году.

Зародившись в 1917 году, официальные трактовки обра­за А.Пушкина в целом сложились к столетию гибели поэта. Стояла задача сформировать образ А.Пушкина до­ступ­ным для понимания широкими слоями трудящихся.

Так возникает идея создания «Пушкинской энцик­лопедии». Еще в 1931 году в качестве приложения к первому советскому пятитомному Собранию сочинений поэта был выпущен «Путеводитель по Пушкину». Главной его задачей было: «приблизить А.Пушкина к широким массам, сделать его доступным» [19]. 400 страниц обычного книжного формата включили в себя краткие статьи, посвященные многим про­изведениям поэта, его биографию, события эпохи, судьба поэта в русской критике – словом, была сделана попытка систематизировать знания об А.Пушкине, тем самым, противопоставив «живого» поэта вульгарно-социологичес­кому поветрию и пережиткам буржуазного литературоведе­ния.

В этом – продолжение давнего спора между Н.Го­голем и Ф.Достоевским, суть которого выразил Б.Бурсов: «Над вопросом, что представляет собой личность Пушкина, мучи­тельно бился, пожалуй, один только Гоголь. Пускай он не нашел положительного решения, но эти поиски его навсегда сохранят свой поучительнейший смысл. Достоев­ский бого­творил Пушкина, однако представлял его как своего рода мессию, а мессия уже и не личность, но воплощение неких незыб­лемых верований. Толстого, неред­ко попадавшего в зависимость от собственных догм, восхи­ща­ла одна только независимость в личности Пушкина, до всего остального в ней ему не было дела» [20].

Здесь, в «Путеводителе по Пушкину», была сделана попытка вернуться к гоголевской постановке проблемы: личность А.Пушкина. Но шанс этот использован не был. Научная пушкиниана предпочла идти по пути Ф.Достоев­ского, отыскивая в поэте новые черты мессианства, на сей раз – коммунистического.

И стремления Л.Толстого очень удачно вписывались в эту концепцию А.Пушкина: независимость в личности относилась лишь к противостоянию Поэт и Царь.

В этом смысле интересен рассказ совершенно неграмотной пинежан­ки С.Черной, записанный в зиму 1934-35 годов Борисом Шергиным.

Переложение в народном стиле биографии А.Пуш­кина отражает официальную идеологию того време­ни: «Он певец был, песенной наблюдатель, книгам скази­тель, грамоты спи­сатель. Землю, как цветами, стихами укра­сил.

Он порато в братии велик, острота ума нелюдская была.

Книги писал, слово к слову приплетал круто и гораздо. Книги работал и радовался има.

Ленин Пушкина книги целовал и к сердцу прижимал.

Он пусты книги наполнил, неустроену речь устроил, несовершоно совершил. Теперешны писатели от Пушкина взялись да пошли» [21].

Фактически изложив былинным языком наработки официальной пушкинианы, эта безграмотная пинежанка да­ла блестящий образец пушкинианы народной. Обратимся еще раз к ее рассказу, чтобы почувствовать близость языка и стиля «Пинежского Пушкина» к языку и стилю древнерус­ских былин.

«Ударила Пушкину пуля под сердце, прошла меж крыл. Пал на белы снеги, честным лицом о сыру землю. Пал, да и не встал. Который стоял выше всех, то склонился ниже всех...

Кровь-то рекой протекла кругом града. Не могли семь ден из реки воду пить.

...Он выкушал смертную чашу, зачал с белым светом расставаться:

- Прости, красное солнце; прости, мать сыра земля и все на тебе живущие. Я в сем мире положен был как знамя на стреляние, летели на меня стрелы от всех сторон. Мне в миру было место не по чину. Я неволей пил горьку смертну чашу...» [22]

Налицо очевидная попытка создать из А.Пушкина ле­генду, точнее – былину.

«Пушкин давно стал для нас отвлеченным образом, – отмечал Н.Ашукин. – Звонкое, вырезанное на бронзе памят­ников имя поэта стало нарицательным словом, за которым не видно живого лица» [23].

Это было ясно всем гуманитариям. В 1938 году между известным философом и литературоведом М.Лифши­цем и Г.Фридлендером, тогда молодым ученым, разверну­лась полемика о двух способах оценивать А.Пушкина – «как прогрессивного писателя буржуазно-демократической эпо­хи» и «как демократического просветителя или, по крайней ме­ре, либерала». М.Лифшиц подчеркивает: невоз­мож­но при­менить к поэту вульгарно-социологическую схему, и «вели­ким просветителем было ясно, что не просветительское начало в Пушкине было главное, что его искусство сущест­вует не для того, чтобы Иван или Сидор ликвидировали неграмотность... Золотые часы существуют не для того, что­бы ими гвозди забивать» [24].

Выполняя функцию интерпретационную, миссию свя­зи времен, пушкиниана активно использовалась для манипу­ляции общественным сознанием, когда между читателем и поэтом возводилось множество трактовок, уточнений, кото­рые намеренно искажали облик исследуемого.

 

ЛИТЕРАТУРА

 

1. См.: Ленин В.И. «Услышишь суд глупца» // Полн. особ. соч. – Т. 14. –
С. 274 – 292; Герои «оговорочки» // Полн. соб. соч. – Т. 20 – С. 90 – 95; М.А.Ульяновой. 26.XII.00 // Полн. соб. соч. – Т. 55. – С.198; М.А.Ульяновой. Лето 1908 // Полн. соб. соч. – Т. 55. – С.254; А.В. Луна­чар­скому. 18.I.1920 // Полн. соб. соч. – Т. 51. – С. 121 – 122; М.Н.Покровскому. 5.5.1920 // Полн. соб. соч. – Т. 51. – С.192; Е.А.Литкенсу. 6.5.1921 // Полн. соб. соч. – Т. 52. – С.178; Е.А.Литкенсу. 19.5.1921 // Полн. соб. соч. – Т. 52. – С.198.

2. Постановление СНК от 30 июля 1918 года // Декреты Советской власти. – Т. 3. – 1964. – С. 118 – 119.

3. Арманд И.А. Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине // Воспоминания о В.И.Ленине в 5-и т. – Т. 4. – 1969. – С. 334 – 337.

4. Мещеряков Н. Из воспоминаний о Ленине // Воспо­ми­на­ния о В.И.Ленине в 5-и т. – Т. 2. – 1969. – С.95.

5. См.: Луначарский А.В. Статьи о литературе: В 2-х т. – М.: Художественная литература, 1988 («А.С.Грибое­дов», «Пушкин и Некрасов», «Александр Сергеевич Пушкин», «Лермонтов-революционер», «Гоголь», «Что вечно в Гоголе», «В.Г.Белинский», «Историческое зна­че­ние Белинского», «О «многоголосости» Достоев­ско­го», «Достоевский как мыслитель и художник», «Некра­сов и место поэта в жизни», «Чернышевский как писа­тель», «М.Е.Салтыков-Щедрин», «В.Г.Короленко», «Брю­сов и революция», «Александр Блок», «Судьбы русской литературы», «Ложка противоядия», «О жур­нале «Дом искусств», «Этапы роста советской литературы», «Вл.Маяковский – новатор», «О творчест­ве Демьяна Бедного», «Ленин и литературоведение»).

6. Луначарский А.В. Судьбы русской литературы // Лу­на­чар­ский А.В. Статьи о литературе. – Т. 1. – М., 1988. – С.403.

7. Луначарский А.В. Пушкин и Некрасов // Луначарский А.В. Статьи о литературе. Т. 1. – М., 1988. – С.43.

8. Луначарский А.В. Пушкин и Некрасов // Луначарский А.В. Статьи о литературе. – Т. 1. – М., 1988. – С.45.

9. Луначарский А.В. Александр Сергеевич Пушкин // Лу­на­чарский А.В. Статьи о литературе. – Т. 1. – С.50.

10. Луначарский А.В. Лермонтов-революционер // Лу­на­чар­ский А.В. Статьи о литературе. – Т. 1. – М., 1988. – С.55.

11. Луначарский А.В. Некрасов и место поэта в жизни // Лу­на­чарский А.В. Статьи о литературе. – Т. 1. – М., 1988. – С.194.

12. Луначарский А.В. О «многоголосости» Достоевского // Лу­начарский А.В. Статьи о литературе. – Т. 1. – М., 1988. – С.146.

13. Луначарский А.В. Чернышевский как писатель // Лу­на­чар­ский А.В. Статьи о литературе. – Т. 1. – М., 1988. – С.212.

14. Луначарский А.В. Гоголь // Луначарский А.В. Статьи о ли­тературе. –
Т. 1. – М., 1988. – С.77.

15. Луначарский А.В. В.Г.Короленко // Луначарский А.В. Статьи о литературе. – Т. 1. – М., 1988. – С.313.

16. Плеханов Г.В. 14-е декабря 1825 года // Плеханов Г.В. Ис­тория в слове. – М.: Современник, 1988. – С. 32 – 52.

17. Шкловский В.Б. Как ставить классиков // Советский экран. – 1927. –
№ 33.

18. «Товарищ Евгений Онегин» // Бегемот. – 1927. – № 4.

19. Путеводитель по Пушкину. – М.-Л., 1931. – С.5.

20. Бурсов Б.И. Судьба Пушкина. – Л.: Советский писатель, 1986. – С.240.

21. Шергин Б.В. Пинежский Пушкин // Шергин Б.В. Повести и рассказы. – Л., 1984. – С.320.

22. Там же. – С.325.

23. Ашукин Н. Живой Пушкин. – М., 1934. – С.11.

24. Лифшиц М.А. О Пушкине // Пушкинист. – М.: Совре­мен­ник, 1989. – С.405.

 

 

А.А. Файзуллина, Казанский госуниверситет, выпускница