Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь FAQ Написать работу КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Творчество Г.Р. Державина. Идейно-художественное своеобразие жанра оды.Содержание книги
Похожие статьи вашей тематики
Поиск на нашем сайте
Поэтическое творчество Державина приходится в основном на два последних десятилетия XVIII — первое десятилетие XIX веков. И это не только хронологические границы. Державин явился в своем творчестве закономерным следствием всего предшествовавшего ему развития новой русской литературы от Кантемира, Ломоносова, Сумарокова до Хераскова, Василия Петрова, Василия Майкова, Богдановича. В творчестве Державина широко и порой с исключительным блеском представлены все основные поэтические жанры, культивировавшиеся в поэзии XVIII века. Но мы находим в нем и нечто другое. Новаторство Державина: 1- соединение высокого и низкого стилей; 2- субъективное начало; 3 – расширяет тематику стих-ний: политическая, философ-ая, сатир-ая поэзия. К филос-ой поэзии отн-ся ода «На смерть князя Мещерского», зд. смерть изобр-ся 1- в связи с жизнь (чтоб умереть - родимся), 2- связана с личными духовными утратами, 3- изобр-ся как бытовое понятие. Дер-н делает вывод о том, что страшна не смерть, а то, что чел-к считает, что управляет своей судьбой. Новаторство: гов. о конкретной личности, и это не гос. деятель, а обычный чел-к, Дер-н предлагает образ индивид-ный, личностный, автор гов-т и о себе, о своих переживаниях. Гражданские оды Державина адресованы лицам, наделенным" большой политической властью: монархам, вельможам. Их пафос не только хвалебный, но и обличительный. Сближая поэзию с жизнью, смело нарушая каноны классицизма, Державин прокладывал новые пути в русской литературе. Тема поэта и поэзии: задача худ-ка, по мнению Дер-на, - подражать природе, следовать нац-ым, истор-им особенностям, поэзия должна быть полезна и приятна. Поэтому основой иск-ва Дер-н наз-ет истину божественного происхождения, познать кот-ую дано не всем, поэт передает имтину людям, его роль велика. "Памятник", вольное подражание оде Горация "К Мельпомене". мысль этих стих-ния - мысль о праве поэтов на бессмертие. Державин в "Памятнике" напоминает, что он первым рискнул отказаться от торжественного, высокопарного стиля хвалебных од и написал "Фелицу" в забавном, шутливом "русском слоге", и, обладая несомненной поэтической смелостью и гражданским мужеством, не побоялся "истину царям с улыбкой говорить". В стих-нии «Лебедь» под образом поэта Дер-н видит сущ-во раздвоенное: земное и небесное. Самое главное для поэта – свобода, он никогда непонят своими современниками. Ода «Фелица» отличается тем, что Дер-н по-новому изображает императрицу и власть, показывая прежде всего частного человека, ее личные кач-ва прямо взаимодей-ют с жизнью гос-ва. В оде взаимодей-ют высокое и низкое: на уровне образов (гов-т об императрице и о себе), на уровне стиля (сочетает строку из Библии и просторечное выр-ие). Вельможи изобр-ся сатирически, также Дер-н вносит в оду реальный быт. Гл. вопрос оды – как пышно и праведно жить – как соединить удовольсвтие и совесть – адресуется власти. От русской власти Дер-н требует гуманности, милосердия, сострадания к людям. Дер-н не проводит параллели с Екат-ной, это некий идеальный образ, от кот-го Екат-на далека. АНАЛИЗ: Державин обратился к Екатерине II не прямо, а косвенно — через ее литературную личность, воспользовавшись для оды сюжетом сказки, которую Екатерина написала для своего маленького внука Александра. Действующие лица аллегорической «Сказки о царевиче Хлоре» — дочь киргиз-кайсацкого хана Фелица (от латинского felix — счастливый) и молодой царевич Хлор заняты поиском розы без шипов (аллегория добродетели), которую они и обретают, после многих препятствий и преодоления искушений, на вершине высокой горы, символизирующей духовное самосовершенствование. Это опосредованное обращение к императрице через ее художественный текст дало Державину возможность избежать протокольно-одического, возвышенного тона обращения к высочайшей особе. Подхватив сюжет сказки Екатерины и слегка усугубив восточный колорит, свойственный этому сюжету, Державин написал свою оду от имени «некоторого татарского мурзы», обыграв предание о происхождении своего рода от татарского мурзы Багрима. Торжественная ода Державина соединяет в себе этические установки старших жанров — сатиры и оды, некогда абсолютно контрастных и изолированных, а в «Фелице» соединившихся в единую картину мира. Само по себе это соединение буквально взрывает изнутри каноны устоявшегося ораторского жанра оды и классицистические представления о жанровой иерархии поэзии и чистоте жанра. В оде «Фелица» современников, привыкших к абстрактно-понятийным конструкциям одических обликов идеального монарха, потрясла именно бытовая конкретность и достоверность облика Екатерины II в ее повседневных занятиях и привычках: Мурзам твоим не подражая, Почасту ходишь ты пешком, И пища самая простая Бывает за твоим столом; Не дорожа твоим покоем, Читаешь, пишешь пред налоем И всем из твоего пера Блаженство смертным проливаешь;Подобно в карты не играешь,Как я, от утра до утра. Индивидуализированному и конкретному персональному облику добродетели противостоит в оде «Фелица» обобщенный собирательный образ порока, но противостоит только этически: как эстетическая сущность, образ порока абсолютно тождествен образу добродетели, поскольку он является таким же синтезом одической и сатирической типологии образности, развернутым в том же самом сюжетном мотиве распорядка дня: А я, проспавши до полудни,Курю табак и кофе пью;Преобращая в праздник будни,Кружу в химерах мысль мою:То плен от персов похищаю,То стрелы к туркам обращаю;То, возмечтав, что я султан,Вселенну устрашаю взглядом;То вдруг, прельщаяся нарядом,Скачу к портному по кафтан... И здесь нельзя не заметить двух вещей: во-первых, того, что прием саморазоблачительной характеристики порока в его прямой речи генетически восходит прямо к жанровой модели сатиры Кантемира, а во-вторых, того, что, создавая свой собирательный образ мурзы в качестве лирического субъекта оды «Фелица» и заставляя его говорить «за весь свет, за все дворянское общество» [9], Державин, в сущности, воспользовался ломоносовским одическим приемом конструкции образа автора. В торжественной оде Ломоносова личное авторское местоимение «я» было не более чем формой выражения общего мнения, и образ автора был функционален лишь постольку, поскольку был способен воплощать собою голос нации в целом — то есть носил собирательный характер. Таким образом, в «Фелице» Державина ода и сатира, перекрещиваясь своими этическими жанрообразующими установками и эстетическими признаками типологии художественной образности, сливаются в один жанр, который, строго говоря, уже нельзя назвать ни сатирой, ни одой. И то, что «Фелица» Державина продолжает традиционно именоваться «одой», следует отнести за счет одических ассоциаций темы. Вообще же это — лирическое стихотворение, окончательно расставшееся с ораторской природой высокой торжественной оды и лишь частично пользующееся некоторыми способами сатирического миромоделирования. Пожалуй, именно это — становление синтетического поэтического жанра, относящегося к области чистой лирики — следует признать основным итогом творчества Державина 1779—1783 гг.
2. Роман Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание». Нравственно-философская концепция романа. Психологическое содержание. Монографии современных ученых о романе. Роман Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» — величайшее философско-психологическое произведение. Это роман о преступлении, но по жанру это не «детектив» и не «криминальный роман». Главного героя романа, Родиона Раскольникова, никак нельзя назвать обычным преступником. Это молодой человек с философским складом ума, всегда готовый прийти на помощь, анализирующий свои мысли и поступки. Почему же Раскольников пошел на преступление? Причины преступления неоднозначны. Раскольников, молодой, талантливый, гордый, мыслящий человек, поставлен лицом к лицу со всей несправедливостью и грязью тех общественных отношений, которые определяются властью денег, обрекают на страдания и гибель честных и благородных людей, неимущих тружеников, вроде семьи Мармеладова, и дают богатство и власть преуспевающим циничным дельцам Лужиным. Достоевский беспощадно обнажает эти вопиющие социальные противоречия, показывает несправедливость собственнического общества, преступного в своей основе. Закон и мораль охраняют жизнь и «священную собственность» ростовщицы и отказывают в праве на достойное существование молодому студенту Раскольникову. Развратник Свидригайлов имеет возможность безнаказанно творить насилие над беззащитными людьми, потому что он богач, а честная и чистая девушка Соня Мармеладова должна продавать себя, губить свою молодость и честь, чтобы не умерла с голоду ее семья. Придавленный бедностью, озлобленный своим бессилием помочь близким людям. Раскольников решается на преступление, на убийство отвратительной старухи-процентщицы, извлекающей выгоду из людских страданий. Раскольников жаждет мести за поруганное и обездоленное человечество, за унижения и страдания Сони Мармеладовой, за всех тех, кто доведен лужиными и свидригайловыми до предела унижения, нравственных мучений и нищеты. Протест и возмущение Раскольникова против общественного порядка сочетаются с теорией «сильной личности». Презрение к обществу, к его законам, нравственным понятиям, к рабской покорности приводит Раскольникова к утверждению о неизбежности сильной, властвующей личности, которой «все дозволено». Преступление должно было доказать самому Раскольникову, что он не «тварь дрожащая», а «настоящий властелин, кому все разрешается». Ошибка Раскольникова в том, что причины общественного зла он видит не в устройстве общества, а в самой природе человека и закон, дающий право сильным мира сего творить зло, считает извечным, непоколебимым. Вместо того чтобы бороться против безнравственного строя и его законов, он следует им и действует по этим законам. Раскольникову казалось, что он отвечает за свои поступки лишь перед одним собой и что суд других ему безразличен. Но после убийства Раскольников испытывает тяжелое, мучительное чувство «разомкнутости и разъединенноети с человечеством». Очень важно понять и представить себе нравственные страдания, сомнения и ужас перед предстоящим убийством, ту напряженную борьбу рассудка и доброй натуры, через которые прошел Раскольников, прежде чем взять в руки топор. Против точного, холодного расчета, логических доводов разума восстает естественное чувство честного человека, которому чуждо и отвратительно пролитие крови. Причины, заставившие Раскольникова «переступить через кровь», раскрываются постепенно, на протяжении всего романа. Кульминационная сцена, где сам убийца перечисляет, пересматривает и в конечном счете отвергает все мотивы преступления, — сцена его признания Соне. Раскольников анализирует причины своего преступления, и здесь его теория «разрешения крови по совести» впервые столкнулась с Сониным отрицанием права на убийство человека. Оба героя, переступившие нормы морали того общества, в котором они живут, совершили аморальные поступки из разных побуждений, так как у каждого из них есть свое понимание правды. Раскольников дает различные объяснения: «хотел Наполеоном сделаться», помочь матери и сестре; ссылается на безумие, на озлобление, которое довело его до сумасшествия; говорит о бунте против всех и вся, об утверждении своей личности («вошь ли я, как все, или человек»). Но все доводы рассудка, казавшиеся ему столь убедительными, отпадают один за другим. Если прежде он веровал в свою теорию и не находил никаких возражений против нее, то теперь, перед «правдой» Сони, вся его «арифметика» рассыпается в прах, так как он чувствует шаткость этих логических построений, а следовательно, и нелепость своего чудовищного эксперимента. Теории Раскольникова Соня противопоставляет один простой аргумент, с которым Родион вынужден согласиться: «— Я ведь только вошь убил. Соня, бесполезную, гадкую, зловредную. — Это человек-то вошь! — Да ведь я знаю, что не вошь, — ответил он, странно смотря на нее. — А впрочем, я вру, Соня, — прибавил он, — давно уже вру...» Сам Раскольников внушает Соне не отвращение, не ужас, а сострадание, потому что он беспредельно мучается. Соня велит Раскольникову принести покаяние в соответствии с народными представлениями: покаяться перед оскверненной убийством матерью-землей и перед всем честным народом. Не в церковь, а на перекресток — то есть на самое людное место — посылает его Соня. Идея, которую проповедует Достоевский в романе «Преступление и наказание», в том, что нельзя прийти к благу через преступление, даже если добро во много раз превышает зло. Достоевский был против насилия, и своим романом он полемизирует с революционерами, утверждавшими, что единственный путь к всеобщему счастью — «призвать Русь к топору». Достоевский первый в мировой литературе показал глубочайшую гибельность индивидуалистических идей «сильной личности», понял их антиобщественный, бесчеловечный характер. Критики о Достоевском: В творчестве Достоевского каждый герой заново решает свои проблемы, сам окровавленными руками ставит межевые столбы добра и зла, каждый сам претворяет свой хаос в мир. Каждый герой у него слуга, глашатай нового Христа, мученик и провозвестник третьего царства. В них бродит еще и изначальный хаос, но брезжит и заря первого дня, давшего свет земле, и предчувствие шестого дня, в который будет сотворен новый человек. Его герои прокладывают пути нового мира, роман Достоевского – миф о новом человеке и его рождении из лона русской души... (С. Цвейг. Из эссе «Достоевский».) Достоевский потому так смело выводил на сцену жалкие и страшные фигуры, всякого года душевные язвы, что умел или признавал за собою умение произносить над ними высший суд. Он видел божию искру в самом падшем и извращенном человеке; он следил за малейшею вспышкой этой искры и прозревал черты душевной красоты в тех явлениях, к которым мы привыкли относиться с презрением, насмешкою или отвращением... Эта нежная и высокая гуманность может быть названа его музою, и она-то давала ему мерило добра и зла, с которым он спускался в самые страшные душевные бездны. (Н.Н. Страхов. Из воспоминаний о Достоевском.) Великий художник с первых слов захватывает своего читателя, затем ведет его по ступеням всякого рода падений и, заставив его перестрадать их в душе, мирит его в конце концов с падшими, в которых сквозь преходящую обстановку порочного, преступного человека сквозят нарисованные с любовью и горячей верой вечные черты несчастного брата. Созданные Достоевским в романе "Преступление и наказание" образы не умрут, не только по художественной силе изображения, но и как пример удивительного умения находить «душу живу» под самой грубой, мрачной, обезображенной формой – и, раскрыв ее, с состраданием и трепетом показывать в ней то тихо тлеющую, то распространяющую яркий, примиряющий свет искру Божию. Три рода больных, в широком и техническом смысле слова, представляет жизнь: в виде больных волею, больных рассудком, больных, если так можно выразиться, от неудовлетворенного духовного голода. О каждом из таких больных Достоевский сказал свое человеческое веское слово в высоко-художественных образах. Едва ли найдется много научных изображений душевных расстройств, которые могли бы затмить их глубоко верные картины, рассыпанные в таком множестве в его сочинения. В особенности разработаны им отдельные проявления элементарных расстройств психической области – галлюцинации и иллюзии. Стоит припомнить галлюцинации Раскольникова после убийства закладчицы или мучительные иллюзии Свидригайлова в холодной комнате грязного трактира в парке. Провидение художника и великая сила творчества Достоевского создали картины, столь подтверждаемые научными наблюдениями, что, вероятно, ни один психиатр не отказался бы подписать под ними свое имя вместо имени поэта скорбных сторон человеческой жизни. (А.Ф. Кони. Из статьи «Ф.М. Достоевский».) В произведениях Достоевского мы находим одну общую черту, более или менее заметную во всем, что он писал: это боль о человеке, который признает себя не в силах, или наконец, даже не вправе быть человеком настоящим, полным, самостоятельным человеком, самим по себе. Каждый человек должен быть человеком и относится к другим, как человек к человеку. (Н.А. Добролюбов. Из воспоминаний о Достоевском.) Прежде всего, господа, значение Достоевского заключается в том, что он был истинный поэт. Этим словом, мне кажется, сказано уже очень много. Любовь к людям у Достоевского – это живая и деятельная христианская любовь, неразрывная с желанием помогать и самопожертвованием... Поэзия Достоевского – это поэзия чистого сердца... (И. Ф. Анненский. Из очерка «Речь о Достоевском».) Сердце Сони так целостно отдано чужим мукам, столько она их видит и провидит, и сострадание ее столь ненасытимо жадно, что собственные муки и унижения не могут не казаться ей только подробностью, – места им больше в сердце не находится. За Соней идет ее отец по плоти и дитя по духу – старый Мармеладов. И он сложнее Сони в мысли, ибо приемля жертву, он же приемлет и страдание. Он – тоже кроткий, но не кротостью осеняющей, а кротостью падения и греха. Он – один из тех людей, ради которых именно и дал себя распять Христос; это не мученик и не жертва, это, может быть, даже изверг, только не себялюбец, – главное же, он не ропщет, напротив, он рад поношению. А любя, любви своей стыдится, и за это она, любовь, переживает Мармеладова в убогом и загробном его приношении. (И.Ф. Анненский. Из статьи «Достоевский в художественной идеологии».) Тень Страшного суда полностью изменяет реальность в романах Достоевского. Каждая мысль, каждый поступок в нашей земной жизни отражается в другой, вечной жизни. При этом Достоевский уничтожает границу между верхом и низом. Мир, который он изображает, – един. Он одновременно является сиюминутным и вечным. То есть суд и Страшный суд – все-таки одно и то же. Только преодолев это логическое противоречие, мы можем принять особый реализм "Преступления и наказания". (П. Вайль, А. Генис. Из эссе «Страшный суд. Достоевский».) Ученые: Юрий Ив Сохряков «Ф.И. Достоевский и русская литература ХХ века»
|
||||
Последнее изменение этой страницы: 2016-06-29; просмотров: 1699; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 13.58.105.80 (0.011 с.) |