О рассказе Николая Богданова «Фюнфкиндер».

 

В рассказе Николая Богданова (1906–1989) речь идет о редкой для военного времени истории, когда партизаны пощадили захваченного ими в разбитом самолете немца. Они увидели в нем не врага, а человека, у которого пять детей осталось дома. Фотокарточка детей, которую тот показал партизаном и жалобный крик «Фюнфкиндер» (фюнф по-немецки означает пять, а киндер – дети) спасли его.

Больше других жалел пленного партизанский разведчик Ленька, паренек, живший в партизанском отряде вместе с дедом. Немец, по профессии авиамеханик, напомнил ему односельчанина, который тоже был механиком.

Интуицию русского мальчика, увидевшего в этом немце Человека, поддержала старая Марья. И не ошиблась. Фюнфкиндер вместе с партизанами пошел исполнять смертный приговор фашистам, расстрелявшим детей.

 

 

Николай БОГДАНОВ

ФЮНФКИНДЕР

 

Шли партизаны лесом. Израненные, усталые, голодные. Вдруг видят упавший фашистский самолет. Заглянули – а в нем ящики конфет, мармеладу, шоколаду. Стали разбирать свалившиеся с неба трофеи. Вдруг в хвосте кто–то зашевелился. Фриц? Да, один немец уцелел. Увидев партизан, – он выхватил из кармана…фотографию. Загородился ею от автоматов и кричит жалобно:

– Фюнфкиндер! Фюнфкиндер!

Подскочил к нему партизанский разведчик, мальчишка Ленька, и рапортует командиру:

– Товарищ Фролов, у него фотографии пятеро детей.

По лицу командира прошла не то улыбка, не то усмешка.

– Отставить! – скомандовал Фролов, и партизаны опустили автоматы.

Первый раз они пощадили врага. Известно – партизаны в плен не берут.

Некоторое время помолчали, не зная, что же с ним делать.

Командир нашелся:

– Нагрузить на него шоколаду побольше, пусть тащит в лагерь ребятам гостинцы. Ясно?

Так немец, прозванный Фюнфкиндер, попал в партизанский лагерь, спрятанный среди непроходимых болот, где-то в лесах, между реками Пола и Ловать.

С удивлением разглядывали пленного женщины и дети. Фашисты – ведь это не люди. Они хуже зверей. У них в обличье должно быть ужасное. А этот на обыкновенного человека похож. Пожилой, худощавый, совсем не страшный.

С удивлением разглядывал немец сказочное жилье партизан. Не то свайная деревня времен каменного века, не то гнездовье болотных птиц.

Прямо над водой, укрепленные на кольях, таятся в камышах шалаши, сплетенные из ивовых ветвей. Между ними жердочки. Ни печей, ни очагов для варки пищи.

С виноватой улыбкой выкладывал он из мешка шоколад и конфеты.

– Что смешно тебе, куда герман Русь загнал? – сказал Власыч, старик с ястребиным носом и лохматыми бровями.– Ничего, мы перетерпим, посмотрим, как вам достанется, когда наша возьмет!

Немец поежился под его зловещим взглядом. Опустил глаза и, указывая на себя, стал что-то объяснять.

Фролов слушал. Он когда-то в десятилетке изучал немецкий и теперь немного понимал.

– Должен вам доложить, товарищи, – сказал Фролов, – это авиамеханик. Самолеты обслуживал. А стрелять в нас – не стрелял.

– Все они так говорят, когда попадутся. А попадись ты ему, он бы тебе показал «рус капут»! Убью! Все равно убью! – крикнул Власыч.

– Прямо здесь? – усмехнулся Фролов. – А куда денешь? В болото? А как же тогда воду будем пить?

Вокруг засмеялись. Немец оглядел людей с надеждой.

–Ладно, – сказал Фролов, оставим вопрос до утра.

– Вот правильно – утречком я его и отведу в лес подальше…

Власыч, уложив немца в своем шалаше, сел с автоматом его караулить.

Не спалось пленному. Вздыхал, обирал комаров с лица. Не шел сон и к Леньке. Все думалось. Ненавидел он гитлеровцев не меньше Власыча. Но Фюнфкиндер … Странное дело… Тсс, как бы не услыхали его мыслей… Этот немец похож на его, бывшего механика МТС, ушедшего на войну. И лицо сероватое, в щеках вкрапинки металлической пыли. И руки с мозолями. И так же горбится немного. И так же любит своих детей… Захотелось что-нибудь придумать, чтобы Власыч не исполнил своей угрозы.

И вот Ленька пробрался к командирскому шалашу. Фролов то бредил, то просыпался. Его мучила малярия.

– Товарищ командир, а товарищ командир, – тихо позвал Ленька, – а этому немцу у нас дело есть. Надо заставить его разобрать трофейные лекарства. У нас их куча, а какие к чему, не знаем.

– А? Что? Ну конечно. Где мешки эти? Распорядись утром.

Получив задание, Ленька выполнял его точно. Отыскал припрятанные под сухой осокой мешки с лекарствами и на рассвете, чтобы не прозевать немца, которого Власыч мог увести в лес, подошел к шалашу. Фюнфкиндер не спал. Он сидел, свесив ноги в болотный туман, и пучком осоки, отгонял злющих комаров то от Власыча, то от себя.

Старик храпел, задрав бороду вверх. Автомат, зажатый в руках, то пускался, то поднимался на его широкой груди.

Ленька фыркнул в кулак: вояки! Один проспал, а другой не воспользовался? Разбуженный Власыч вскочил как встрепанный и попятился, увидев перед собой немца в мундире. Подумал, что ему снится.

– Дело есть, Власыч, – сказал Ленька,– Командир приказал – пусть немец лекарства рассортирует.

– А-а, это правильно. Хоть какую-то пользу принесет. А потом – в расход! Они нас – мы их. Немцем меньше – нам легче. Так–то Леня… вздохнул Власыч.

… Собравшись в кружок, ребятишки и бабы, жуя шоколад, смотрели, как Фюнфкиндер работал. Ленька выгребал ему из мешков лекарства, а немец прочитывал надписи и раскладывал коробочки с порошками, баночки, скляночки аккуратно, не торопясь. Словно чуял – чем раньше кончит работу, тем скорее отведет его Власыч в лес.

Назначение лекарств – объяснял без слов. Найдя таблетки от боли в желудке показывал на живот, от головной боли – на голову. Однажды изобразив дрожь во всем теле, сам проглотил и других одарил беленькими шариками. Ленька лизнул и определил – хина. Все обрадовались– малярия трепала жителей лагеря нещадно. От хины, глядишь, полегчает…

– А может лучше не убивать этого немца, дядя Власыч? – сказал после этого Ленька. – Глядишь может, он еще к чему пригодится.

– Нынче уже поздно,– Власыч посмотрел, высоко ли солнце – да мне и некогда, а вот ужо завтра утречком я его отведу от греха подальше в лес…

Наступила вторая ночь, когда Леньке пришлось думать, какое бы дело найти Фюнфкиндеру, чтобы сохранить ему жизнь. Но выручил себя сам немец. Утром он нарисовал на клочке бумаги проект водокачки и показал Власычу. Старик долго хмурился, разглядывая чертеж. А Фюнфеиндер, показывая рукой на болото, изображал тошноту, хватался за живот и всячески гримасничал, доказывая, что эту воду пить никак нельзя. Сам же он за весь прошлый день не выпил даже ни капли. И шоколад ел и сухари грыз, а пить из болота не мог. Сидел, раскрылившись от жары, как больной грач. И слюнки глотал.

Сжалились над ним девчонки.

Набрали черники и угостили немца ягодой.

– Она кисленькая, сказала Манечка, внучка Власыча, – когда пить хочется, очень помогает.

Немец поел ягод из горсти и украдкой погладил Манечку по голове.

Власыч в чертеже разобрался:

– Это, конечно, хорошо. Детишки дюже от воды хворают. Нам бы это – во спасение. Вот и фильтр тут. Вот и отстойник. Ну да где же это нам материалов взять? Трубок всяких и прочего…

– А из самолетных обломков! – обрадовался Ленька.– Из них даже велосипед можно собрать.

Посоветовались на этот счет с командиром отряда, и пленный Фюнфкиндер под охраной старика и мальчишки был направлен «в командировку» к разбившемуся самолету – отыскать там все, что нужно для аппарата.

Понабрал Фюнфкиндер множество всего. И трубок, и планок, и винтов, и гаечек. И листы алюминия. Разыскал даже среди обломков уцелевший инструмент: плоскогубцы, кусачки, отвертки, молотки, паяльную лампу. И возвращался довольный, как с ярмарки.

Водокачку он соорудил, потрудившись несколько дней вместе с Ленькой и другими добровольцами весьма успешно. И на свою беду. Когда из алюминиевой трубки – стоило покачать рычажок – пошла светлая, пахучая хлором вода, Власыч даже засмеялся:

– Ишь, хитрец, видать, не соврал, что механик. Ну, раз так, мы ему дело найдем!

Он давно мечтал исправить снятый с самолета крупнокалиберный пулемет и сшибать с него самолеты. До чего же они завидно низко летят. Боятся наших «ястребков» и прямо по верхушкам сосен тянут. Везут окруженным в Демьяновске гитлеровцам разные припасы. Метко стрелял Власыч тетеревов, глухарей, рябчиков. Но что это за дичь по сравнению с «птичкой», начиненной колбасой, ветчиной, консервами!

– Вот, – сказал он, притащив пулемет, – исправь–ка это ружьишко, отлично поохотимся!

Фюнфкиндер опустил голову. Чинить пулемет отказался. Ну и обозлился же Власыч:

– Ах вот ты какой! И в плену заодно с гитлеровцами! Нам помогать не желаешь, значит, против нас? Немец есть немец, как его не уважь – не будет он наш! Убью гада. Не могу вместе с ним дышать одной атмосферой!

Ленька стоял, опустив руки, не зная как защитить Фюнфкиндера. Вмешался Фролов:

– А чего ты кипятишься, Власыч? Нельзя заставить пленного воевать против своих, таков закон.

– Мы, партизаны, сами вне закона. Если ему Гитлер милей своей жизни, какой может быть разговор?

– Правильно! Верно! – поддержали старики партизаны.– Если ему фашисты дороже нашего товарищества, зачем он нам нужен?

– Да что вы пристали к нему? Вмешалась вдруг старая–престарая бабка Марья, мать Власыча. Что он, профессор какой во всем разбираться? Обыкновенная несознательность. Боится – уважит он вас, починит ружье, а вы пальнете, да в его товарища. В самолетах–то не одни гитлеры летят. Немцы разные бывают. Так–то.

– А нам разбираться некогда. Они–то нас – старого–малого подряд бьют, мамаша!

– Вот на то мы и русские, что виноватого от безвинного отличить можем! Не расходись, Петяшка, имей человеческую совесть! – прикрикнула старуха на своего седовласого сына, как на мальчишку.

– А вы бы его, мамаша в сознательность привели, где его совесть, да!

– Экий ты скорый. Откуда ему взять все в толк сразу? К таким снисходительность надо иметь, терпение!

– Ох, не стерплю! Чую, не даст стерпеть ретивое!

С ворчанием Власыч принялся за починку пулемета, отобрав у немца весь инструмент.

А Фюнфкиндер понял, наверное, что Власыч – его смерть. Глядеть на него боялся. Старался скрыться от него среди женщин и ребятишек. Женщинам понаделал из алюминевых листов с разбитых самолетов кастрюли-самоварки, бездымные жаровни, чтобы дымом лагеря не выдавать. Мальчишкам понаделал ножиков складных. Блесен для ловли щук смастерил. Девчонкам серьги, колечки. Трудился. Не переставая. И постепенно стал всем нужен.

Угодил и старикам, смастерив портсигары из небьющегося стекла.

Власыч по-прежнему косился злым взглядом. Но больше не задевал. Только ворчал иногда.

– Постойте. Вот убежит, карателей приведет. Тогда вспомните мои слова, да поздно!

Ленька посмеивался. Он готовил еще один сюрприз – починил вместе с Фюнфкиндером рацию, снятую с самолета. Вот будет чудо, когда станут слушать Москву!..

У ребят с Фюнфкиндером завелись и не такие тайны.

Однажды девчонки, набрав грибов, отправились в большое село Муравьево добыть хоть немножко соли. Там была немецкая комендатура, стоял гарнизон, в каждом доме солдаты. Они бойко выменивали на мыло, соль, иголки и зажигалки сало, масло, яйца и посылали домой.

Страшновато было ходить туда партизанским семьям. Но все же пробирались и выменивали что надо. У некоторых была там родня, у других знакомые.

Заметив, что немец сильно тоскует по своим детишкам, ребята уговорили его написать в Германию письмо, что, мол, жив-здоров и надеется увидеться после войны. А девчонки это письмо доставили в Муравьево. А там сумели его опустить в германскую фельдпочту. Фюнфкиндер повеселел. Даже песни стал петь потихоньку. И обучил Манечку, которая напоминала ему младшую дочку – такая же беленькая – немецкой песенке про елку: «О танненбаум, о танненбаум»

И вдруг ужасное событие потрясло лагерь.