Память ребенка, как и память солдата,

Это его душевный опыт, оплаченный дорогой ценой.

Юрий Бондарев

 

Война лишила сотни тысяч детей родного дома, родителей, близких людей. Они оказались в незнакомой обстановке, среди иной жизни. Чаще всего их вывозили из мест боевых действий и определяли в Детские дома.

Постепенно дети привыкали к новым условиям жизни. Лишь память, подчас неожиданным ударом тоски, возвращала их в прошлое. Какая-то мелочь сегодняшнего дня мгновенной вспышкой воскрешала далекий, но близкий сердцу образ.

Память возвращала детей к прошлой жизни. Кого-то к теплому домашнему уюту, кого-то в объятия отца, кого-то к ласке и голосу матери, – спасительных для души ребенка.

Разорванная войной привязанность к родному дому воскрешалась как тоска по испытанной когда-то человечности и любви.

Эти психологические мгновения жизни ребенка, находящегося далеко от дома, писатели силой своего таланта сумели уловить и воссоздать в литературной форме.

 

Предлагаем обсудить:

 

Е.Боронина. «Мальчик из Севастополя»

А. Приставкин. «Фотографии».

М. Пришвин «Интересная мама»

 

Вопрос: Имя автора Елена? Боронина

 

О рассказе Е. Борониной «Мальчик из Севастополя» («Костер», 1942, № 7–8, С.3–4)

 

Севастопольский мальчик Сережа оказался в блокадном Ленинграде. Нам неизвестно, по какой причине за год до войны они с матерью оказались оторванными от отца и мужа – главного инженера на военном корабле. Однако Севастополь не оставил мальчика.

В рассказе показано, как сидя на песчаной куче во дворе разрушенного зенитным снарядом ленинградского дома, Сережа «рисует» Черное море и свой родной город. Он здесь, а душа его там. Тоска по дому соединилась с гордостью за Севастополь и отца, который сражается с немцами.

По ходу рассказа приходит сообщение, что отец его погиб при отступлении из города. Сообщает ему и матери об этом прибывший в Ленинград друг отца. В память о погибшем он привозит портсигар с горстью севастопольской земли, которую отец мальчика, покидая при отступлении город, завещал вернуть в Севастополь.

Эту горсть земли вместе с портсигаром Сережа возвращает в свой нарисованный им на ленинградской земле Севастополь, и водружает над ней красный флажок победы.

Сложное чувство тоски по дому, соединенное с болью за погибшего отца и с гордостью за него и за Севастополь, передано писательницей глубоко и сердечно.

Именно это чувство, и должно, на наш взгляд, стать стержнем обсуждения рассказа.

 

Елена (?) Боронина

Мальчик из Севастополя

(«Костер», 1942, № 7–8, С.3–4)

 

Во дворе дома, искалеченного снарядом, играл мальчик. Он сидел на куче песка, перемешенного с кирпичным щебнем и кусками штукатурки, и деловито строил какие-то укрепления, траншеи. Мальчик разговаривал, за отсутствием слушателей, сам с собою.

– А вот это будет наше Черное море! – сказал он, разравнивая лопаткой песок вокруг своих построек. Подумав чуточку, он пальцем прочертил на ровной песчаной поверхности несколько зигзагообразных линий.

– А это волны на море.

Мальчик поднял несколько осколков стекол и положил их прямо на «Черное море» Ведь Черное море так чудесно сияло в летние солнечные дни.

Мальчик с удовлетворением оглядел свое произведение. Да, его Черное море сверкало и под ленинградским небом: солнечные лучи заиграли в осколках стекол.

Он приехал с мамой из Севастополя год тому назад. И папа тоже должен был приехать вслед за ними. Но началась война и папа остался там, в Севастополе, на своем корабле.

Папа был самый главный инженер на корабле и всегда очень много работал. И за это папа получил орден Знак почета.

Мальчик разыскал в куче мусора несколько щепок, дранок из-под штукатурки, и пустил их плавать по Черному морю. Про самую большую щепку он сказал: «А это папин корабль» и поставил корабль носом к земле.

Во дворе никого не было. Неделю тому назад в дом попал восьмидюймовой снаряд и разрушил квартиры в трех этажах. Почти все жильцы выехали. Ребят во дворе не было. А взрослые, те, которые жили еще в доме, никакого внимания на кучи мусора и песка не обращали.

Конечно, они обратили бы внимание, если бы только узнали, что это не просто куча песка и кирпичных обломков, а прекрасные Крымские горы и все эти кусочки белой штукатурки на склоне их – это дома. Ведь там, в Севастополе дома были белые–белые.

Мальчик нахмурился, лицо его стало серьезным. Он встал, поднял большой обломок кирпича и бросил его прямо в дома.

– Бах! Бах! – крикнул он, – фугасная!

Потом, подражая гулу самолета, обежал двор и вернулся к своему Севастополю.

– По фашистскому самолету – огонь! – скомандовал он. – Бах! Бах! Ура! Сбили!

Из окна первого этажа с вывороченными рамами послышался хриплый бой часов.

– Раз, два, три, четыре! – сосчитал мальчик. – Мама скоро вернется из школы.

Пора было идти домой, посмотреть, что делает бабушка. Она такая старая и слабая. Совсем не может спускаться по лестнице. Когда бывает обстрел или воздушная тревога, она никуда не выходит из квартиры.

Какая была холодная зима. Бр! Теперь летом, совсем другое дело. Жарко, как в Севастополе (только небо там гораздо синее).

И в квартире у них стало совсем тепло, хотя стекла выбиты. Это ничего, что выбиты. Похоже, что живешь на палубе.

Все-таки, пожалуй, было пора забежать домой, посмотреть, как там бабушка.

Через несколько минут мальчик вернулся во двор. С бабушкой все было в порядке. А в руках у него был маленький красный флажок. Этот флажок подарил ему папа, еще там, в Севастополе.

Мальчик воткнул в вершину песчаной кучи. Порыв ветра взметнул над его Севастополем алый четырехугольник с золотым серпом и молотом.

В светлой голубой выси пронеслось звено истребителей, где-то далеко стрельнула зенитка, за ней вторая, третья. Снова стало тихо.

Часы в первом этаже хрипло пробили один час. «Полпятого. Мама сейчас придет».

Какая мама была грустная в последние дни и встревоженная. Она так беспокоится о папе. Все ждет телеграмму. А вот в прошлую субботу, нет, не в прошлую, а позапрошлую, мама сказала ему, когда он проснулся: «Сережа, Севастополь больше не наш». Фашисты взяли его».

И потом мама очень плакала. И бабушка тоже. Когда мама уходила в то утро в школу, она на прощание сказала: «Ничего, мальчик, мы вернем наш Севастополь обратно. Они его разрушили, а мы построим опять».

Скорей бы мама пришла. Он покажет ей свой Севастополь. Его немцам ни за что не взять! Папин корабль так будет стрелять, так стрелять.

Мальчик пододвинул щепочку, изображавшую папин корабль, ближе к берегу.

– Всем батареям правого борта бить по врагу! – строго сказал он. – Огонь! Огонь!

И воображаемые враги, страшные чудовища, осаждавшие его Севастополь, падали, гибли, умирали под снарядами папиного корабля.

Хорошо, если бы папа был здесь, в Ленинграде. Папа взял бы его на свой корабль и показал бы машины и пушки…

Над домом просвистел снаряд. Где-то поблизости послышался грохот разрыва. Потом опять свист, тонкий, звенящий. Снова разрыв. Обстрел района!

Мальчик не двинулся с места. Он только невольно вздрагивал, когда раздавался взрыв, похожий на сильный раскат грома.

«Ну вот, мама задержится. Сейчас нельзя ходить по улицам».

И он опять стал думать о Севастополе.

«Неужели фашисты живут в том самом доме, где он жил с папой и с мамой, в той же самой квартире?»

Ему хотелось заплакать от обиды, но очень простая мысль утешила его. Ведь все дома в городе разрушены, он слышал, как об этом говорили по радио, а раз все дома разрушены, значит, немцам теперь негде жить.

«А вдруг и в Ленинграде тоже ничего не останется, ни одного, ни одного дома. Ничего, кроме руин, а руины, как объяснила ему мама, это значит развалины».

Мальчик упрямо мотнул головой.

«Как же так? Нет, нет, это невозможно. Ведь Севастополь такой маленький, а Ленинград такой большой, в сто раз больше Севастополя. Конечно, в сто раз. А немцы стреляли по Севастополю целых восемь месяцев. Значит, для того чтобы превратить Ленинград в руины, нужно стрелять в сто раз больше. Сколько же это будет? В уме никак не сосчитать».

Он написал щепочкой на песке цифру «8», крестик, (знак умножения), цифру «100» и поставил знак равенства. Мальчик долго шептал что-то про себя, морщил лоб, сгибал и отгибал пальцы и, наконец, справился с задачей: «800» – написал он.

– Вот, немцы глупые! – со смехом сказал он.

Обстрел района прекратился. Только где-то в выси за легкими облаками, то гудел, как шмель, то замирал воздушный дозорный осажденного города.

Мальчик вышел со двора на улицу. Не идет ли мама? Но мамы не было видно, а у ворот стоял загорелый моряк с двумя золотыми нашивками на рукавах и разглядывал номер дома.

– Это дом десять? – спросил он.

– Десять. А вам какую квартиру?

– Квартиру шесть.

– Шесть? Это наша квартира. Вы, наверное, к маме. Она сейчас придет.

Да, моряку была нужна именно его мама и он обязательно ее дождется.

– А ты – Сережа? – спросил моряк и почему-то нахмурился и даже отвернулся, как будто ему неловко перед мальчиком.

– Пойдемте, пожалуйста, во двор, – предложил мальчик. Ему очень нравился этот загорелый, коренастый человек.

– А это что такое? – спросил моряк, показывая на кучу песка с красным флажком на вершине.

– Это Севастополь! – и мальчик хотел уже рассказать про все, но как раз в это время пришла мама.

Моряк отдал маме честь и крепко-крепко пожал ей руку.

– Я из Севастополя! – сказал он и как-то очень внимательно посмотрел на маму.

Мама стала вдруг бледная, и губы у нее задрожали.

– Он убит? – спросила она, и Сережа сразу понял, что мама спрашивает о папе.

Моряк наклонил голову, потом обнял маму и поцеловал ее.

– Так просил меня Николай Петрович! – тихо-тихо сказал он. – И сына тоже велел поцеловать

Папин друг поднял Сережу на руки и поцеловал прямо в губы.

Потом они все трое сели на песок около его «Севастополя» и долго молчали. Мама не плакала, только лицо у нее очень похудело.

И папин друг рассказал, что Сережин папа со всем экипажем своего корабля целый месяц сражался за Севастополь на суше и вел себя как герой. В последний день, когда фашисты уже заняли почти весь город, он три раза водил свой морской батальон в атаку, и каждый раз немцы убегали от папиных черноморцев. Папу сильно ранило в левую руку. Краснофлотцы хотели увести папу, но он все равно остался. А потом самый главный начальник Севастопольской обороны прислал папе приказ, чтобы папин батальон и сам папа садились на корабль и уходили из города.

И вот, перед тем, как уйти с суши на корабль, папа вынул свой портсигар, раздал все папиросы краснофлотцам, а сам нагнулся и здоровой рукой набрал горсть земли и положил эту землю в портсигар. Потом папа встал на камень и сказал:

«Товарищи черноморцы, мои дорогие друзья. Мы сражались за этот город двести пятьдесят дней. Сегодня мы уходим отсюда. Но мы уходим ненадолго. Мы вернемся в этот город. И я положу эту горсточку севастопольской земли, – папа показал на свой портсигар, – вот здесь же. подле этого самого камня, на котором я стою перед вами. Если меня не будет на свете – пусть кто-нибудь из вас вернет эту горсть земли моему родному городу, городу, чья слава будет бессмертна в веках!»

И тогда краснофлотцы, весь папин батальон выстрелили в последний раз из своих винтовок по фашистам и крикнули: «Клянемся, командир, мы вернем эту землю обратно!»

А потом все они и папа сели на корабль и поплыли по Черному морю. Когда отплыли уже далеко от Севастополя, на корабль накинулось шестнадцать «Юнкерсов» и стали бросать бомбы. Одна ударила в корму, и папа был убит осколком.

Папин друг замолчал и достал из левого кармана кителя кожаный, черный портсигар.

Сережа сразу узнал папин портсигар с красной рубиновой звездочкой на уголке.

Мама взяла портсигар и долго, долго смотрела на него, потом она открыла его и потрогала пальцами сухую серую землю с желтыми песчинками.

– Мамочка! – сказал Сережа. – Дай мне на минутку папин портсигар.

Мальчик вытащил из песчаной кучи флажок, осторожно вдавил в это же самое место портсигар и воткнул древко флажка в драгоценную горсть папиной севастопольской земли.

И маленькое алое полотнище с золотым серпом и молотом снова взметнулось под порывом балтийского ветра над Севастополем, над его и папиным Севастополем»

 

Вопросы для обсуждения:

1. Как мальчик из Севастополя оказался, по-вашему, в военном Ленинграде? Поделитесь своими предположениями.

2. Как вы объясните, что мальчик, сидя на куче песка и щебня во дворе разрушенного ленинградского дома, «рисует» Черное море и Севастополь? Что они значили для мальчика?

3. Кем был его отец и что он делал в Севастополе? В чем заключалось его завещание?

4. Как встретили Сережа и его мать известие о гибели отца и мужа?

5. Как выполнил Сережа завещание отца? Как горсть севастопольской земли оказалась в ленинградской земле? Есть ли в этом какой-то символ?

6. О чем заставил вас задуматься этот рассказ?