Социально-психологическая драма 30-х годов. А.Арбузов «Таня».

Углубление во внутренний мир человека, интерес к проблеме счастья характеризуют драматургию А.Арбузова (1908-1980). Арбузов был первооткрывателем камерной драматургии 30-х г. Особенности драматургии Арбузова:

· Внутренняя жизнь героя не менее напряженна, чем трудовая деятельность, что нехарактерно для литературы 30-х, в которой на первый план выходят внешние достижения.

· Герой Арбузова не идеализирован, он искатель и мечтатель, проходит трудный зигзагообразный путь, полный проб и ошибок. Их путь сложен и насыщен противоречиями, за которые он расплачивается дорогой ценой.

· Герой Арбузова — сильная личность. Но силы его бродят, и он мучительно ищет для них применения, берясь за множество дел и не завершая ни одного. Он чистый, честный и в то же время непокладистый, угловатый, самолюбивый, ершистый человек, трудный для людей и еще больше для себя.

· Арбузов всегда показывает своего героя в движении, в росте, в развитии, поскольку Арбузов ставит своей целью создать типический образ советского молодого человека и в лучших пьесах это ему удается, человеческая, моральная основа его героя положительная. Достоинства героя помогают ему преодолевать слабости, недостатки и благодаря этому возникают в особенно ярком свете.

· У Арбузова главный источник движения — человеческие характеры. Развитие сюжета определяется у него прежде всего духовным ростом героев, сменой, развитием их мыслей, чувств, отношений. Но при этом события и взаимосвязи людей с событиями Арбузов изображает наименее убедительно. Тут он сразу теряет почву под ногами. События часто возникают у него как лавина непредвиденных происшествий и давят героев. Его интересует вопросы, связанные со становлением личности юного человека, для него важно сохранение личности в любых жизненных условиях.

· Эмоциональный колорит его произведений – это сочетание разноплановых элементов иронии, мягкого юмора, лиризма, сердечной патетики.

· А. Д. Трубина отмечает «опоэтизированность» отношений между мужчиной и женщиной, из них он всегда извлекает «лексикон человечности».

· Пьесы (?) (пьеса) Арбузова имеют счастливый финал, потому что А. верил, что в каждом зрителе от природы заложено ожидание справедливости и счастливого финала жизненных усилий.

Его пьеса «Таня» (1938) имела огромный успех. Все внимание драматурга оказалось направлено на исследование характера главной героини – Тани Рябининой. Уже в ранних пьесах А. возникают 2 образа женщины: юные неиспорченные, настойчивые и прожившие непростую жизнь, растерявшие уверенность в собственной правоте, но умудренные опытом.

Образ главной героини: Вначале представлен образом первого типа: Судьба Тани, какой она представлялась А, дает преподносит зрителям жизнененно важный урок. Первоначально Таня существует замкнуто в мире своей семьи: она бросила медицинский за год до окончания, чуждается друзей медиков, живет интересами своего мужа – инженера Германа Балашова (она готовит его чертежи, говорит о его планах на жизнь). Замкнутость ее мира подчеркивается замкнутостью пространства (все время,, пока она с Балашевым, она не практически не покидает пространства квартиры).

Г е р м а н. А ты... ты не жалеешь, что бросила институт? Этой весной ты была бы уже врачом: ведь тебе оставался всего год до выпуска.
Т а н я. Ну вот, опять! Ты никогда не должен говорить мне этого... Ведь я люблю тебя, а любить ≈ значит забыть себя, забыть ради любимого. Целые ночи я готова сидеть над твоими чертежами, потому что твои работы стали моими, потому что ты ≈ это я.
Г е р м а н. Но ведь не можешь ты вечно жить моей жизнью. Пойми, это скучно, Таня!
Т а н я. Скучно? Кому?

Г е р м а н. Жаль, что у тебя нет друзей...
Т а н я. Ты думаешь?
Г е р м а н. А уж если ты ни за что не хочешь вернуться в институт, то...
Т а н я. Что?
Г е р м а н. Ты знаешь? (Улыбаясь.) Мы назовем его Юрка.
Т а н я. Нет, Герман, нет! Только ты и я. А тогда нас будет целых трое. Ты будешь его любить, а я ни с кем не хочу делить твоей любви. Даже с ним.
Г е р м а н. Знаешь, я останусь... Я... никуда не пойду.
Т а н я (бросилась к нему). Милый! (Пауза.) Нет, нет, ты должен идти, Герман... (Надевает на него пальто, шарф.) Возвращайся скорее, я буду ждать тебя... с Семен Семенычем! Ну, иди! (Выталкивает его.) Иди, Герман!

Юная героиня растворена без остатка в своей любви, у нее скоро должен родиться ребенок, а проект германовской драги признан наилучшим, а значит — жизнь удалась. Особенность Тани заключается в ее особом, поэтическом видении мира, которого нет (и, похоже, никогда не будет) у Германа и, тем более, у Шамановой. Таня любит курносых женщин, она держит в клетке вороненка Семена Семеновича, а не какого-нибудь соловья или кенара, играет на фортепиано Бетховена. Она фантазирует, казалось бы, на пустом месте: «И вдруг мне стало страшно, мне показалось, что Москва далеко-далеко — за тысячи километров, и я где-то на севере, а вокруг волки, медведи… Ух, как я испугалась, даже заревела от страха… И вдруг услышала шум трамвая — он шел всего в ста шагах от меня».

Таня открывает галерею арбузовских образов, которых, вне зависимости от возраста, социального положения и пола, будет связывать одно замечательное качество: некая нерастраченная детскость, доверчивая наивность, в лучшем смысле этого слова, трогательная житейская незащищенность, непоколебимая вера в чудо, в сказку. Но происходит великое драматургическое «Вдруг». Вдруг Таня узнает, что Герман любит другую. Стоит отметить, что Герман влюбляется в женщину второго типа, и это очень симптоматично для ранней драматургии автора.

Образ Марии Шамановой:
Г е р м а н. Но ведь вы... вы были замужем?
Ш а м а н о в а. Нет... Я, видите ли, в юности любила одного очень хорошего человека, но сначала нам обоим было некогда, а потом его убили басмачи... Это было в Бухаре, в двадцать шестом году. (Помолчав.) Семьи у меня никогда не было. Матери своей я не помню, а отец погиб на Лене в двенадцатом году. Такая жизнь ≈ очень трудная штука, даже если работу любишь крепче всего. (Улыбнулась.) Впрочем... все образуется, верно? Если живешь по-настоящему, то завтрашний день всегда лучше вчерашнего.
Г е р м а н. Мария Донатовна, завтра вы уезжаете, и... есть вещи, которые трудно сказать словами... но для меня вы самый красивый человек... во всем. (Взволнованно.) Все это звучит глупо и... к черту...
Ш а м а н о в а. Ну вот! Он еще на меня кричит!.. Принесите-ка мне пальто, и поживее.

Жизнь рушится, как кукольный домик ибсеновской Норы: Таня уходит от Германа, навсегда оставляет тихий арбатский дворик, ребенок ее умирает и она остается одна. И тут вступает в игру второе великое «Вдруг». Таня уезжает на север, становится врачом, совершает подвиг и находит новое личное счастье в лице таежника Игнатова. Вот, собственно, и все. Точнее, такова была первая трактовка пьесы Арбузова. Тогда, на рубеже 40-х годов, зритель хотел видеть двух главных героев: Германа, талантливого изобретателя-инженера, и Марию Шаманову, женщину-руководителя сибирского прииска, избранницу Германа. Это -настоящие люди, за ними будущее. У них есть все: общее дело и любовь, неотделимая от любви к родине. И все же «Таня» сыграла с Арбузовым поучительную шутку. У пьесы оказалось «второе дно, ибо именно Таня, и никто иной, оказалась главной героиней пьесы. Но не потому, что она в итоге «исправилась», стала на путь труда и, как заслуженную награду, обрела вторую, зрелую любовь! А потому, что она — натура неординарная, цельная личность, способная измениться. Способен ли на это Герман? Нет, поскольку он — человек одного поступка (пусть даже и великого!), ему мешает утилитарный подход к жизни. Способна ли Шаманова составить личное счастье Германа, несмотря ни на что, невзирая на то, победителем или побежденным окажется он в дальнейшей жизни? Весьма сомнительно, потому что для этого она слишком рассудочна. Вот и получается, что Таня с ее недостатками и странностями и есть тот самый «алмаз в пыли», который можно не разглядеть с первого взгляда. Но будущее, определенно, за ней. В лице Тани Арбузов вывел на сцену новый драматургический тип.

Эволюция героини представляется не как уход от узости восприятия жизни, а как преодоление эгоистического, замкнутого. Таня сначала всю себя отдает мужу Герману, затем, после ухода мужа, - ребенку (у нее рождается ребенок, которого она называет Юрой, но он умирает от дифтерии в раннем возрасте), а после гибели ребенка – профессии врача. И последнее акцентируется как пробуждение социальной активности. А вот вторая часть пьесы «Таня» уже менее интересна, на наш взгляд, поскольку самой Тани Рябининой, — той, которую мы успели узнать и полюбить, — там, как не странно, уже немного. По справедливому замечанию А. Роскина, «…кажется, что ее (пьесу) словно написали двое: один написал первые два акта, другой — последние два. Первые два акта написал драматург, который просто и верно любит своих героев, взвешивает их слова и их поступки… Последние два акта — история того, как Таня „родилась снова более совершенным творением“… Эти два акта не то что написаны хуже, а как будто взяты из другой пьесы. И эту другую пьесу Арбузов мог бы написать в любом случайном соавторстве». Во второй части «пьеса-праздник» незаметно переходит в обыкновенную если не производственную, то уж точно социальную пьесу, автор переходит к изображению действия в чистом виде, которое почти не связано с психологическим движением характеров действующих лиц. Поэтому ритм пьесы заметно отяжелевает, куда-то уходит самобытность автора, откуда-то приходит масса случайных лиц, чье появление недостаточно аргументировано и в чьей многоголосице тонет оригинальный голос Тани. И всю эту череду метаморфоз венчает неожиданно счастливый финал, построенный по принципу «кольца»: Таня и Герман в последний раз встречаются именно в тот день, о котором они загадывали четыре года назад, в первой части пьесы. Последние слова Тани как бы продолжают те, с которыми она впервые появляется на сцене. Давайте сравним. Вначале: «А какой снег! Я, как в детстве, задрала голову и глотала его, как мороженое», и затем в финале: «Глядите, какой снег! Он будет лететь нам вдогонку, а мы, как в детстве, задерем головы и будем глотать его как мороженое». Ей хочется, чтобы все было как раньше. Но нельзя остановить неумолимый бег времени ни в жизни, ни на сцене. И она уже не та девочка, и Игнатов — это не Герман, но в главном Таня осталась прежней: она постепенно утратила все наносное, эгоистичное, кроме одного — своей странной летящей души. И она по-прежнему мечтает, она загадывает время, глядя на маленького сына Германа: «Мы встретимся и, может быть, даже не узнаем друг друга. А может быть… Но… кто знает… кто знает…»

И эти многоточия говорят за нее гораздо красноречивее слов. Такой синтаксический прием, начиная с «Тани», станет традиционным для драматургии Арбузова. Его героям часто будет не хватать слов, чтобы выразить свои мысли и чувства. Но это отнюдь не является их бедной речевой характеристикой, как может показаться на первый взгляд. Просто поэтике Арбузова претят громкие слова и торжественные клятвы со стенаниями. Его герои, как правило, тонко чувствуют малейшую фальшь в таких речевых оборотах. Основные морально-этические категории раскрываются в его пьесах посредством прорисовки характера, изменения настроения, движения мысли, силы поступка и т.п.

Спустя много лет Арбузов напишет: «Мне кажется, что сейчас, после „Тани“, я все время пишу одну и ту же пьесу, и последующие пьесы — это просто акты одной драмы, и каждая новая пьеса возникает из чего-то такого, чего я не сумел выразить полностью»4. И это, как мне кажется, как ничто иное, свойственно для настоящей драматургии: заканчивается пьеса, расходятся актеры, но остается тема, какая-то основная нота звучания, яркие характеры, которые продолжают бередить сердца и влекут зрителя в театр снова и снова. И тогда новые пьесы будут в чем-то созвучны предыдущей, станут, своего рода, различными проекциями былой проблематики на новых людей, другое время и отличные обстоятельства. Такое «развитие сюжета» можно проследить в пьесах Арбузова. Его театр до «Тани» и после «Тани» — это два полярных театра. Отныне Арбузова будет занимать не столкновение человека с чем-то внешним (как, например,было в «Тане»: появилась Шаманова — ушел Герман, умер ребенок — Таня стала врачом и т.д.), а его борьба с самим собой, которую драматург считает не только самой трудной в жизни, но и самой захватывающей. «Человек, недовольный собой, приходящий в отчаяние от собственного несовершенства, с кровью и яростью освобождающийся от рабского в своей душе. И человек, довольный собой, не видящий своей гибели, человек, бодро и уверенно идущий к своему ничтожному концу, — вот драматические фигуры, тревожащие сейчас мое воображение».