Эволюция лирического «я» в «воронежских тетрадях» О. Мандельштама.

В 1933 году М. пишет и читает в узком кругу памфлет на Сталина «Мы живем, под собою не чуя страны…». Последовал арест и ссылка, сначала в Чердынь, затем в Воронеж. Здесь создаются «Воронежские тетради». Вновь двойственность: и жажда отклика («Куда мне деться в этом январе…»), и состояние освобождения от всего, даже земного («Заблудился я в небе, что делать»). Углубление размышлений об истории, о жизни и смерти. Именно в Воронеже художник написал цикл поэтических произведений, объединенных под общим названием «Воронежские тетради».

Е. Роговер выделял в наследии поэта Серебряного века именно этот поэтический цикл, о котором писал: «В творчестве поэта возникает новая для него тема природы, родной земли («Я к губам подношу эту зелень...»,«Чернозем»,«Мой щеголь, я голову закину...»). Поэт поднимается до вечных тем мирового искусства («Тайная вечеря»), разрабатывает высокие философские мотивы («Может быть, это точка безумия.»)». В своем поэтическом осмыслении мира И. Мандельштам раскрывает смысл человеческого бытия через природу. Тема природы мощно оказалась в его стихотворении «В лицо мороза я гляжу один» (1937). В лицо мороза я гляжу один: Он -никуда, я - ниоткуда, И все утюжится, плоится без морщин Продолжая романтическую традицию вслед за Ф. Тютчевым, И. Мандельштам утверждает мысль о тождестве жизни человека и природы. Впрочем, в отличие от Ф. Тютчева, И. Мандельштам раскрывает трагизм человеческого бытия, а страдания основном передает с помощью образов природы: А солнце щурится в крахмальной нищете - Его прищур спокоен и утешений... десятизначный леса почти что то... А снег хрустит в глазах, как чистый хлеб безгрешен.

В «Воронежский тетрадях» И. Мандельштам остается верным духу протеста против диктаторского режима, идеологического засилья. Всему этому художник противопоставлял могущество и величие художественного слова.

Нельзя не согласиться с Э. Роговер, который, анализируя цикл стихов И. Мандельштама «Воронежские тетради», выделяет одновременно подъем и спад в его творчестве: «В воронежском цикле (1935-1937) Мандельштам достигает исключительной цельности, ощущение величия вселенной, многогранности видения жизни, точности и выразительности ее картин», «Вместе свое воронежское ссылки Мандельштам осознает как движение к пропасти, куда он провалился».

Поэт пользуется таким приемом для того, чтобы скрыть за образом своего лирического героя собственный душевное состояние, которое может воплотиться только в поэзии. Для автора важно показать путешествие лирического героя не в хронологических рамках, а через время и пространство, поэтому действительность в художественном мире поэта разделена на «до» и «после», на «там» и «здесь». В своих стихах художник Серебряного века ищет самого себя, осознает свое место в мире, сливаясь с лирическим «Я». Например, в стихотворении «Чернозем» (1935) происходит слияние лирического героя с миром, которое ясно выражено в пейзажной зарисовке, наполненной чувствами о прошлом, настоящем и будущем общества и страны

В дни ранней пахоты - черна до синевы,

И безоружная в ней зиждится работа - Тысячехолмия распаханной молвы -

Знать, безокружное в окружности есть что-то!

Лирический герой поэта постоянно меняется, трансформируется и напоминает чем-то путешественника, который идет по кругу. Для И. Мандельштама важно это показать на лоне природы, вызывая ассоциативные образы и намеки, которые раскрывают определенные душевные переживания, внутренний мир и психологическую трансформацию образа. Например, в стихах воронежского периода есть несколько стихотворений, объединенных темой реки Кама: «Как на Каме-реке глазу темно, когда /На дубовых коленях стоят города» (1935), «Я смотрел, отдаляясь на темный восток - /полноводная Кама неслась на буек»(1935).

Пейзаж в лирике И. Мандельштама воронежского периода выступает фоном для трагических событий, в отличие от ранней поэзии И. Мандельштама, где прослеживалась тенденция к подражанию тютчевской традиции изображения природы как большого живого организма выступает самостоятельной действующей силой. Например, в стихотворении «Как на Каме-реке глазу темно.» Река ассоциируется с великомученицкой дорогой судьбы, которую вынужден преодолевать художник. В стихах о Каме образ автора соотносится с лирическим образом героя: в обоих преобладает меланхолический настрой, острые переживания, тоска, беспокойство и печаль. Например, находясь в ссылке, автор передает собственный душевное состояние, свои чувства, настроение герою: Там я Плыл по реке с занавеской в ​​окне С занавеской в ​​окне, с головой в огне.

В стихах воронежского периода И. Мандельштам использует конкретные географические названия (Чердынь, Казань, Урал, Тобол, Обь и Кама) для того, чтобы предоставить поэтическом мира большей реальности, а используя местоимение первого лица «я», поэт убеждает читателя, что он является очевидцем изображаемого.

И хотелось бы тут же вселится - пойми - В долговечны Урал, Населенный людьми И хотелось бы эту безумную гладь В долгополой шинели - беречь, охранять. Итак, этот стих имеет два плана изображения. Первый представляет реальную жизнь, а второй - ирреальный, то, к чему он стремится.

 

 

В целом стихам И. Мандельштама присущ напряженный лиризм и глубокий философский смысл. Конкретное явление соотносится с общечеловеческим и вечным. Сложный, наполненный глубоким смыслом мир стихотворения создается многозначностью слова, раскрывается только в художественном контексте. Глеб Струве отмечал: «Для зрелого Мандельштама характерно один прием: настойчивое, настойчивое повторение определенных слов-образов. Как часто, например, в зрелых стихах Мандельштама встречаются в самых неожиданных сочетаниях, в непредсказуемых контексте определенные любимые слова-образы - «ласточки», «звезды», «соль». Это и есть те слова-Психеи, о которых он говорит, что они блуждают свободно вокруг вещи, как душа вокруг брошенного, но не забытого тела»[3, с. 58]. Психея для Мандельштама - это не просто образ, а олицетворение души человека. К таким «слов-сигналов» воронежского периода относятся: «соль», «век», «ласточка», «ночь» и другие: «соль», символизирующий совесть, долг: «Умывался ночью на дворе», и еще будет связываться с мотивом жертвы: «1 Января 1924», «Крутая соль торжественных обид». Слово «век» создает неоднозначный образ, который в зависимости от контекста: «Век мой, зверь мой, кто сумеет заглянуть в твои зрачки» или «Но разбит твой позвоночник, мой прекрасный жалкий век». А вот слово «ласточка» создает понятия, которое ассоциируется с искусством, творчеством, свободой мысли и слова: «Я слово позабыл, что я хотел сказать. Слепая ласточка в чертог вернется»,«И живая ласточка упала на горячие снега»и др..

Одной из основных тем позднего Мандельштама является осознание поэтом неизбежности собственной гибели — неизбежности, вызываемой не столько внешними обстоятельствами, сколько внутренней сущностью поэтической миссии, понимаемой как искупительная жертва. В стихах этого периода Мандельштам обычно лишь глухо и косвенно упоминает о реальных обстоятельствах своей жизни в эти годы: аресте, двух ссылках, материальных бедствиях, почти полной изоляции. Его творческая энергия направляется на то, чтобы находить для темы личных бедствий и близящейся неминуемой катастрофы все новые символические ракурсы, придающие этой теме вселенское и мессианистическое звучание. В одном стихотворении лирический герой Мандельштама добровольно отказывается от своей человеческой природы и совершает спуск по эволюционной лестнице к низшим организмам, чтобы восстановить утраченную связь между "последними" и "первыми" в органическом единстве природы ("Ламарк", 1932); в другом - он обращается к своему "двойнику" — соименнику, заявлял о готовности принять предназначенную ему чашу ("Ода Сталину", 1936). В "Стихах о неизвестном солдате" эта же тема принимает еще один оборот, возможно связанный с наступившей 20-летней годовщиной катастрофы, которую Россия потерпела в Мировой войне. Мандельштам находит новый образный ключ, позволяющий ему и увидеть смысл личной своей судьбы, и раскрыть еще одну грань своей поэтической миссии. Ответ на эти кардинальные для поэта вопросы раскрывается в судьбе поколения, к которому он принадлежит, - поколения рожденных в начале 1890-х годов и погибших на фронтах Мировой войны.

в 1937 году, Мандельштам создал " Стихи о неизвестном солдате". Написанная в столетнюю пушкинскую годовщину, поэма Мандельштама вновь обратилась к жанру произведения "на смерть поэта"; на этот раз, однако, Мандельштам нарисовал поэтический образ своей собственной смерти, предчувствуемой и поэтически предсказываемой. Смерть лирического героя "Стихов" позволяет ему воссоединиться со своим поколением, погибшим около двадцати лет назад, в годы мировой войны и революции. Как бы отвечая на немой призыв "изветливых звезд", он устремляется в космические пространства в попытке догнать отлетевшие ранее тени; в этой погоне за умершими в военные годы он чувствует себя отставшим от строя солдатом, догоняющим свою часть. Этот образ притягивает аналогию с судьбой Лермонтова - поэта, по сути своей принадлежавшего к романтическому "наполеоновскому веку", но трагически "опоздавшего родиться" и нашедшего свою смерть лишь с двадцатилетним опозданием - не на полях Лейпцига и Ватерлоо, а посреди восторжествовавшего "железного века". Пройдя аналогичный путь на собственном опыте, герой "Стихов о неизвестном солдате" постигает смысл лермонтовской судьбы и готов дать о ней "отчет" на последнем смотре погибшего поколения:

 

И за Лермонтова Михаила Я отдам тебе строгий отчет, Как сутулого учит могила И воздушная яма влечет.

В последний момент герой стихов догоняет свою "часть", выстроившуюся для переклички у стигийских берегов, успевает занять место в шеренге и предъявить свой "номер" - дату рождения, доказывающую его право принадлежать к погибшим. Его смерть становится последним актом, завершающим собой цепь эсхатологических катастроф, которая протянулась от битв наполеоновского времени, от гибели Пушкина и Лермонтова, через трагедии мировой войны и первых послереволюционных лет к современности. Мифологическая ситуация, "начало" которой явило первую попытку "опоздавшего" поэта воссоединиться с "толпой родных теней" в потустороннем Элизиуме поэтов - попытку отчаянную и безнадежную, как попытка догнать ушедший поезд, - получила свое непреложное мифопоэтическое завершение.

 

49. ФИЛОСОФСКАЯ ЛИРИКА Н.ЗАБОЛОЦКОГО. ОСОБЕННОСТИ РЕШЕНИЯ ПРОБЛЕМЫ «ЧЕЛОВЕК И ПРИРОДА».

С ранних лет почувствовал он тяготение к лит творчество, одновременно он чувствовал сильный интерес к медицине. его интересовали работы Вернадского и Федорова, Циолковского. все это позволило писателю выработать натурфилософскую концепцию: утверждает идею единства мироздания, объединяющую разные формы жизни, которые переходят постоянно одна в другую. вполне в духе этих учений Заболоцкий главным объектом исследований делает разум. и человек, который является воплощением разума, ответственен за сущ мироздание. как и все авангардисты, Заболоцкий сомневается в возможностях разума и,соответственно, в возможностях человека. поэтому в изображении мира людей, он как раз подчёркивает абсурдность их существования. это есть в первой книге "Столбцы". в этой книге изображается пошлый обывательский мир. поэтому здесь используются авангардные формы также как и у обэриутов. картины абсурдны и алогичны ("Красная Бавария").Столбцы и примыкающие к ним стихотворения 1926-1932 представляли собой опыты словесной пластики, ориентированной на повседневную бытовую речь и сближавшей поэзию с современной живописью. Натюрморты, жанровые сцены и этюды Столбцов мотивировались «по-обэриутски»: «Посмотрите на предмет голыми глазами и вы увидите его впервые очищенным от ветхой литературной позолоты... Мы расширяем смысл предмета, слова и действия».

Однако в дальнейшем размышления его оказываются связанными с темой природы. поскольку человек у него на данный момент отчужденный от природы, должен быть вписанным в нее. но природа у него тоже неоднозначна. здесь есть и хаотичные и гармоничные силы. утверждается с одной стороны сила природы, с другой, присутствие в ней хаотичных начал. "лицо коня" -образ человека и коня противопоставлены друг другу. Здесь рисуется прекрасный облик живого существа. оно прекрасно в глубок понимании мира,но подчеркивается при этом его немота, человек же обладая словом, не способен понять мир из-за убогого убранства души. слово в устах человека бессильно. тоже в стихотворении "Деревня".

Особое значение для творчества Заболоцкого имеет философское осмысление природы, тайной связи природы и человека. «Я не ищу гармонии в природе…» — так называется программное стихотворение Заболоцкого 1947 года. Природа видится поэту огромным «миром противоречий», наполненным «бесплодною игрой» и «бесполезно» тяжким трудом. В ее ожесточении нет гармонии, в ее покое поэту чудится боль: «…печальная природа / Лежит вокруг, вздыхая тяжело, / И не мила ей дикая свобода, / Где от добра неотделимо зло». Стихотворение наполнено олицетворяющими метафорами: «слепая ночь», «умолкнет ветер», «в тревожном полусне изнеможенья / Затихнет потемневшая вода». Такими метафорами поэт подготавливает читателя к основной мысли стихотворения, выраженной в последней строфе. Поэт сравнивает природу с «безумной, но любящей» матерью, которая только с сыном может «солнце увидать». Дети природы — это люди, которые открывают природе «мерный звук разумного труда». Таким образом, поэт дважды связывает людей и природу в гармоничное целое: прямым сравнением в тексте и на смысловом уровне. Но для Заболоцкого выше гармонии стоит любовь, только она может открыть путь к гармонии.

 

Также З создаёт образы природного круговорота, мудрого взаимопереходу из одного явления в другое ("Метаморфозы", "Осень", "Засуха"1936: испепелённый мир, потерявший всю живую силу, но в своём яростном умирании удивительно красивый. В финале - призыв к человеку и природе: "Не бойтесь бурь..."- ученичество человека и природы).

Его картины не статичны, они полны тревожной и радостной жизни. Природу поэт наделяет человеческими способностями радоваться, удивляться, плакать и страдать, видит во всем живую душу. В стихотворении «Сентябрь» орешина превращается в девушку, «молодую царевну в венце». Чудо преображения поражает поэта. Он считает, что творцы (сам он обращается к «живописцу») только в такие моменты и только так должны изображать природу, чтобы на картине была видна ее душа, улыбка «на заплаканном юном лице». По Заболоцкому, человек, которому откроется «духовность» природы, испытает «подлинную радость».

Немало стихотворений Заболоцкого посвящено теме смерти человека и бессмертия поэтического труда. В стихотворении «Вчера, о смерти размышляя…»( 1936) поэт описывает короткий миг озарения, в течение которого ему дано воспринимать природу как нечто слитое с культурным наследием человечества. В голоса и лики природы вплетаются голоса и образы поэтов: «…голос Пушкина был над листвою слышен, / и птицы Хлебникова пели у воды». Природа становится сокровищницей, «нетленным» хранилищем всех «существований», всех «народов». А поэт с радостным удивлением ощущает себя ее «зыбким» умом. Первая строчка этого стихотворения созвучна одноименному пушкинскому. Заболоцкий ведет своеобразный стихотворный диалог с великим русским поэтом, продолжает в своем творчестве его традиции.

В 38г был арестован из-за "невписывающихся" стихотворений и поэмы "Торжество земледелия". В поэме "Торжество земледелия" утверждается, что миссия разума начинается с социального совершенствования человеческого общества и затем социальная справедливость распространяется на отношения человека к животным и всей природе. Заболоцкий хорошо помнил слова Хлебникова: "Я вижу конские свободы я равноправие коров".

Был отправлен в ссылку. Был освобождён в 44г. В 1946г был снова принят в Союз писателей. Уже в 40е гг З не возвращается авангардной ипостаси. Пишет вполне в традиционном русле: "Некрасивая девчонка", "Не позволяй душе трудиться" и др.